Оглянувшись, она осознала истинную глубину тишины. Здесь совсем никого не было. Словно по горькой иронии яркие цвета, наконец окрасившие природу, не просто заменили господствующую белизну, но и прогнали всех жителей.
Вспоминая прошлое, когда здесь было столько всего, требовавшего внимания, она поняла, что на самом деле отправилась на Другую Сторону не только за тем, чтобы обрести дочь, но чтобы отыскать иное место, где смогла бы работать до изнурения, дабы не думать слишком много.
Здесь ей нечего было делать.
Дражайшая Дева-Летописеца, она скоро сойдет с ума.
Внезапно образ голых плеч Тормента, сына Харма, заполнил ее разум, ослепляя ее.
ВЕЛЛЕСАНДРА
Имя на его широких плечах, вырезанное на Древнем языке, знаменовало истинный союз тел и душ.
Жестоко лишившись чего-то подобного волею судьбы, он, несомненно, был столь же разбит, как и она сама. И поначалу она тоже злилась. Когда Ноу-Уан оказалась здесь после своей смерти, и ей показали ее обязанности, оцепенение исчезло, выпустив огонь ярости. Но кроме как на саму себя, злиться было не на кого… и этому она посвятила не один десяток лет.
До тех пор, пока не поняла причину сложившейся ситуации, цель, скрывающуюся за своей трагедией, причину своего спасения.
Ей предоставили второй шанс, чтобы она смогла переродиться в человека, чья роль – служба и смирение, и понять ошибочность своего образа жизни.
Распахнув дверь храма, Ноу-Уан, хромая, вошла в величественную комнату, в которой располагались ряды столов, свитки пергамента и пучки перьев для письма. За каждым рабочим местом в центре стола стояла кристальная чаша, на три четверти заполненная настолько чистой водой, что ее практически не было видно.
Действительно, Тормент страдал не меньше нее, возможно, только вступив на путь переживаний, который она прошла так много лет назад. И хотя испытывать гнев из-за его несправедливого обвинения было легче всего, понимание и сострадание – более сложная и ценная позиция…
Она выучила это на примере Избранных.
Но понимание требовало знания, подумала Ноу-Уан, глядя на одну из чаш.
Сделав шаг вперед, она колебалась относительно того, что собиралась предпринять, и выбрала стол в самом конце зала, вдали от дверей и свинцовых окон, размером походивших на соборные.
Ноу-Уан села за стол, на котором не было ни пыли, ни мелкого мусора в самой воде или на ней, засохших чернил в чернильнице… несмотря на то, что прошло уже много времени с тех пор, как этот зал был полон женщин, следивших за событиями жизни расы и записывавших историю, происходящую на их добрых глазах.
Она взяла чашу, держа ее ладонями, не пальцами. Едва заметными движениями она начала кружить воду, представляя спину Тормента как можно яснее.
Вскоре история начала разворачиваться, рассказываться в движущихся, ярких красочных картинках, оживленных любовью.
Ноу-Уан никогда раньше не думала наблюдать в чашах за ним и его жизнью. Она несколько раз приходила сюда, но чтобы узнать о судьбе своей семьи и жизненном пути дочери. Теперь же она понимала, что ей было слишком больно видеть воинов, предоставивших ей убежище и защищавших ее.
Своим финальным, самым трусливым поступком она предала их обоих.
На поверхности воды она увидела Тормента с рыжеволосой женщиной прекрасного телосложения… они танцевали вальс, она была в том красное платье, он – с голым торсом, демонстрируя свежие раны, которыми написано ее имя на Древнем языке. Он был так счастлив, светился радостью, благодаря любви и связи он сиял, словно Полярная звезда.
За этим последовали другие сцены, они проносились сквозь ленту времени от того момента, как их отношения только зарождались, до комфорта, пришедшего с близостью, от маленького жилища к большим, от хороших времен, когда они смеялись вместе, к тяжелым, сопровождавшимся спорами.
Это самое лучшее, что жизнь может предложить кому-либо: человека, которого любишь ты и который любит тебя в ответ, человека, с которым ты вырезаешь цель на дубовом стволе нескончаемого течения времени.
А затем другая сцена.
На кухне, прелестной блестящей кухне у плиты стояла женщина. На конфорке шипела сковородка, в которой жарилось мясо, и девушка держала в руке лопатку. Но она смотрела не вниз. Ее пустой взгляд был направлен в пространство впереди, а от плиты начал подниматься дым.
С противоположной стороны в кухню вбежал Тормент. Он выкрикнул ее имя, схватил маленькое полотенце и потянулся к приспособлению на потолке, усердно махая тряпкой, морщась, словно болели уши.
Стоявшая у плиты Веллесандра, вздрогнув, обратила внимание на происходящее, и убрала загоревшуюся сковородку с раскаленной конфорки. Она начала говорить, и хотя картинка не сопровождалась звуком, было ясно, что девушка извинялась.
Когда все успокоилось и больше не горело, Тормент прислонился к столу, скрестил на груди руки и начал что-то говорить. Затем замолчал.
Прошло много времени, прежде чем Веллесандра ответила. В предыдущих моментах их жизни она всегда казалась сильной и прямолинейной… теперь же она колебалась.
Закончив ответ, девушка поджала губы и не сводила взгляд со своего супруга.
Руки Тормента медленно опустились и повисли по бокам, челюсть расслабилась, и он приоткрыл рот. Мужчина несколько раз моргнул, открыл и закрыл глаза, открыл, закрыл, открыл и закрыл…
Когда он, наконец, пришел в движение, то сделал это с грацией человека, в теле которого каждая кость была сломана: он мгновенно сократил разделявшее их расстояние и упал на колени перед своей шеллан. Протянув трясущиеся руки, он прикоснулся к ее животу, а на глаза навернулись слезы.
Он не произнес ни слова. Просто притянул к себе супругу, его большие сильные руки обернулись вокруг ее талии, а мокрая щека прислонилась к ее чреву.
Возвышаясь над ним, Веллесандра начала улыбаться… лучезарно, на самом деле.
В противоположность ее счастью, лицо Тора исказил ужас. Словно он уже тогда знал, что беременность, которой она обрадовалась, станет концом для них троих…
– Я так и подумал, что найду тебя на этой стороне.
Ноу-Уан резко развернулась, вода в чаше выплеснулась на ее мантию, а изображение исчезло.
Тормент стоял в дверях, будто ее вторжение в его личные дела призвало его сюда, дабы защитить то, что по праву принадлежало ему. Его гнев рассеялся, но даже теперь мрачное лицо мужчины не могло сравниться с тем, что она только что видела.
– Я пришел, чтобы извиниться, – сказал он.
Она осторожно поставила чашу на место, глядя, как колышущаяся поверхность воды успокоилась, а ее уровень медленно вернулся к прежнему состоянию, вновь наполнившись из неизвестного, невидимого источника.
– Я подумал, что мне лучше подождать, пока немного протрезвею…
– Я наблюдала за тобой, – произнесла она. – В чаше. И за твоей шеллан.
Это заставило его заткнуться.
Встав на ноги, Ноу-Уан разгладила мантию, хотя та упала, как и всегда, прямыми бесформенными складками ткани.
– Я понимаю, почему ты скверно ведешь себя и быстро заводишься. Раненому животному свойственно кидаться даже на дружественную руку.
Когда она подняла взгляд, Тормент хмурился так сильно, что его брови сошлись в сплошную линию. Что не очень располагало к разговору. Но настало время внести ясность между ними, и, как в случае с обработкой гноящейся раны, следовало ожидать, что будет больно.
Тем не менее, инфекцию нужно устранить.
– Как давно она умерла?
– Убита, – ответил он не сразу. – Ее убили.
– Как давно?
– Пятнадцать месяцев, двадцать шесть дней и семь часов. Мне нужно взглянуть на часы, чтобы сказать, сколько минут.
Ноу-Уан подошла к окну и посмотрела на яркую зеленую траву.
– Как ты узнал, что ее забрали у тебя?
– От моего короля. От Братьев. Они пришли ко мне… и сказали, что ее застрелили.
– Что случилось после?
– Я закричал. Убрался оттуда, перенесся куда-то в другое место. Я рыдал неделями, в глуши, в одиночестве.
– Ты не провел церемонию Забвения?
– Я не возвращался около года. – Он выругался и провел руками по лицу. – Поверить не могу, что ты спрашиваешь меня об этом дерьме, а я тебе отвечаю.
Ноу-Уан пожала плечами.
– Дело в том, что ты был жесток ко мне у бассейна. Ты чувствуешь себя виноватым, а я – что ты мне должен. Последнее делает меня бесцеремонной, а первое развязывает тебе язык.
Тормент открыл рот. Закрыл. И открыл снова.
– Ты очень умна.
– Вообще-то нет. Это просто очевидно.
– Что ты видела в чашах?
– Уверен, что хочешь услышать ответ?
– Воспоминания проигрываются в моей голове без устали. Что бы ты ни увидела, новостью это не станет.
– Она рассказала о своей беременности, в вашей кухне. Ты упал перед ней на пол… она была счастлива, а ты нет.
Когда он побледнел, Ноу-Уан пожалела, что поделилась именно этой сценой.
А затем Тормент удивил ее.
– Странно… но я знал, что это плохая новость. Мы были слишком удачливы. Она так сильно хотела ребенка. Каждые десять лет, когда у нее начиналась жажда, мы спорили. В итоге дошло до того, что она собиралась бросить меня, если я не соглашусь попытаться. Я словно выбирал между пулей и лезвием… я знал, что в том или ином случае… потеряю ее.
Опираясь на костыль, он доковылял до стула, отодвинул его и сел. И пока Тормент неуклюже управлялся с раненой ступней, она поняла, что между ними есть еще что-то общее.
Ноу-Уан медленно, хромая, подошла к нему и села за стол рядом с ним.
– Мне так жаль. – Казалось, его это несколько удивило, и она вновь пожала плечами. – Как я могу не выразить соболезнование твоей потере? По правде говоря, увидев вас вместе, думаю, я никогда не смогу забыть, как сильно ты любил ее.
– В этом мы похожи, – сказал он, спустя минуту.
***
Когда они замолчали, Тор уставился на маленькую, закутанную в мантию фигуру, сидевшую так тихо рядом с ним. Их разделяло примерно четыре фута, и сидели они за разными письменными столами. Но казались гораздо ближе.
– Сними капюшон для меня. – Ноу-Уан колебалась, но он не отступал: – Ты видела лучшие моменты моей жизни. Я хочу увидеть твои глаза.
Ее бледные руки поднялись, они немного дрожали, когда она сняла то, что накрывало ее лицо.
Ноу-Уан не взглянула на него. Возможно, не могла.
Тормент бесстрастно рассматривал черты ее лица.
– Почему ты все время его носишь?
Она сделала глубокий вдох, мантия поднялась и опустилась, и ему пришлось вспомнить, что под ней наверняка все еще ничего нет.
– Ответь мне, – потребовал он.
Когда Ноу-Уан расправила плечи, он подумал, что всякого, считавшего эту женщину слабой, ждал огромный сюрприз.
– Это лицо… – она обвела рукой идеальную форму челюсти и румяные высокие скулы, – …это не я. Видя его, люди относятся ко мне с почтением, которое неуместно. Даже Избранные. Я прикрываю его, потому что иначе распространяю ложь, и хотя мантия угнетает только меня, этого достаточно.
– Своеобразно же ты выражаешь свои мысли.
– Разве такое объяснение тебя не устраивает?
– Устраивает. – Она захотела снова надеть капюшон, но он поймал ее руку. – Если я пообещаю забыть, как ты выглядишь, ты не станешь его надевать? Я не могу судить о твоем настроении, когда ты прячешься… на случай, если ты не заметила, мы не о погоде разговариваем.
Она держалась за капюшон, словно не могла его отпустить. А затем она посмотрела ему прямо в глаза… и он тотчас отпрянул.
Она впервые по-настоящему смотрела на него, понял он. Впервые за всю свою жизнь.
– Просто чтобы окончательно все прояснить между нами, – сказала она с аналогичной прямотой, – я не заинтересована в мужчинах. Ваш вид меня сексуально отталкивает, и ты не исключение.
Тор прокашлялся. Оттянул майку. Поерзал на стуле.
Затем медленно и облегченно вздохнул.
Ноу-Уан продолжила:
– Если я задела твои…
– Нет, нет, совсем нет. Я знаю, ничего личного.
– Это правда.
– По правде говоря, так… даже проще. Потому что я чувствую то же самое.
На этих словах она на самом деле чуть улыбнулась.
– Как две капли воды, не так ли?
Какое-то время они молчали. Но затем он вдруг произнес:
– Я все еще влюблен в свою шеллан.
– Это не удивительно. Она была красивой.
Он почувствовал, что улыбается, впервые за… долгое время.
– Дело не только во внешности. А в ней самой.
– Знаю, судя по тому, как ты смотрел на нее. Ты был очарован.
Тор взял одно из перьев и проверил тонкий острый кончик.
– Боже… Я так нервничал в ночь нашей свадьбы. Я так сильно ее хотел… и поверить не мог, что она станет моей.
– Свадьба была по договоренности?
– Да, ее устроила мамэн. Отец не заботился о подобных вещах… или обо мне, раз уж на то пошло. Но моя мать постаралась изо всех сил… и она была умна. Знала, что с хорошей женщиной моя жизнь будет устроена. По крайней мере, таков был план.
– Твоя мамэн жива?
– Нет, и я рад. Ей бы… не понравилось все это.
– А отец?
– Он тоже мертв. Он отрекся от меня, и так продолжалось, пока он не оказался при смерти. Примерно за шесть месяцев до кончины он позвал меня… и я не пошел бы, если бы не Велси. Она заставила меня, и оказалась права. На смертном одре он вновь признал меня. Я не уверен, почему это имело для него такое большое значение, но такова была его воля.
– А что Дариус? Я не видела его…
– Его убил враг. Прямо перед тем как убили Велси. – Когда Ноу-Уан ахнула и прикрыла рот рукой, он кивнул. – Я прошел через ад, буквально.
– Ты совсем один, – тихо произнесла она.
– Со мной мои Братья.
– А ты пускаешь их внутрь?
Усмехнувшись, он покачал головой.
– У тебя серьезные проблемы с риторикой, ты в курсе?
– Прости, я…
– Не извиняйся. – Тор поставил перо обратно в держатель. – Мне нравится говорить с тобой.
Услышав удивление в собственном голосе, он резко засмеялся:
– Боже, сегодня я просто само очарование, не так ли? – Ударив себя по бедрам, заканчивая их разговор, он встал на ноги, опираясь на костыль. – Послушай, я пришел сюда также для небольшого исследования. Ты знаешь, где библиотека? Черта с два я найду ее в одиночку.
– Да, конечно. – Она встала и снова накинула капюшон на голову. – Я тебя провожу.
Когда Ноу-Уан прошла мимо него, он нахмурился.
– Ты хромаешь сильнее обычного. Поранилась?
– Нет. Когда я хожу слишком много, нога начинает болеть.
– Мы можем позаботиться об этом на той Стороне… Манелло…
– Спасибо, но нет.
Тор выбросил руку и остановил ее, прежде чем она вышла за дверь.
– Капюшон. Сними его, пожалуйста. – Когда она не ответила, он произнес: – Кроме нас здесь никого нет. Ты в безопасности.
Глава 14
Стоя на берегу реки Гудзон, примерно в пятнадцати минутах к северу от центра Колдвелла, Джону Мэтью казалось, что ото всех остальных его отделяют тысячи миль.
За спиной, где бушевал ветер, стояла маленькая охотничья хижина, в дверь которой, если не знать наверняка, даже стучать не стоит. Но то место было крепостью с укрепленными стальной арматурой стенами, непроницаемой крышей и пуленепробиваемыми окнами… и достаточным количеством огневой мощи, чтобы половина населения города встретилась с Господом лицом к лицу.
Он предполагал, что Хекс придет сюда. Был так убежден, что даже не попробовал отследить ее.
Но она не…
Загоревшиеся фары справа привлекли его внимание. По переулку ехала машина, медленно приближаясь к хижине.
Джон нахмурился, услышав звук двигателя: низкий, глубокий, слабый рев.
Точно не «Хендай» и не «Хонда». «Харлеем» тоже быть не может – слишком мягкий.
Что бы там ни было, оно продолжало ехать до самой вершины, где располагался здоровенный дом. Пару секунд спустя, в особняке включился свет, изливаясь из изогнутых балконов и площадок, образующих три этажа.
Чертово сооружение напоминало готовую к взлету ракету.