Женитьба под расписку - Джеймс Джулия (Julia) 4 стр.


Он бросил взгляд на Андреа. Та сидела уставившись в свою тарелку, словно ничего более интересного в комнате не было, но он был уверен: она чувствует, что он на нее смотрит. И если она ведет себя как полагается воспитанной девушке, демонстрируя стыдливость в присутствии мужчины, за которого ей предстоит выйти замуж, то ему ли на это жаловаться?

Пока лакей наполнял тарелки, Никос повернул голову к хозяину.

— Вы мне не говорили, что ваша внучка наполовину англичанка, — начал он по-гречески. Он не видел, как Андреа подняла голову и устремила на него пристальный взгляд.

Йоргос откинулся на спинку стула.

— Маленький сюрприз, — проговорил он самодовольно.

— Еще один, — проворчал Никос и перевел взгляд на Андреа. — Вы живете в Англии? Ваша мать англичанка? — вежливо спросил он по-гречески.

Андреа приоткрыла рот, словно собираясь что-то сказать, но Йоргос опередил ее.

— Она не говорит по-гречески, — сообщил он на английском.

— Как это? — удивился Никос.

— Скажем так: у ее матери особый взгляд на воспитание, — быстро проговорил Йоргос.

Андреа молча посмотрела на деда. В его темных глазах стояла угроза.

Ты улетишь в Лондон первым же самолетом, если не станешь делать то, что я тебе прикажу! — прозвучало у нее в ушах.

Андреа охватило смятение. Что ей делать? Открыть рот и все выложить? Но чего она этим добьется? Ответ был ясен: ее выгонят из дедова дома и отправят обратно в Лондон с пустыми руками. А она не имеет права вернуться ни с чем, она должна обязательно раздобыть денег для Ким, чего бы ей это ни стоило, пусть даже для этого придется слушать, как Йоргос Костакис старается обелить себя, перекладывая вину на мать.

Вот почему Андреа сжала губы и промолчала.

От сидевшего напротив Никоса не ускользнули ни сурово сжатые губы, ни мятежный огонь в карих глазах. Выходит, девушка выросла в Англии, воспитана матерью, у которой некий особый взгляд на воспитание, в результате чего наследница Костакиса не знает родного языка. Что же это за женщина? — размышлял Никос. Воображение угодливо подсунуло ему образ одной из тех экстравагантно одетых, нахальных, острых на язык англичанок из высшего круга, которые непременно присутствуют на всех благотворительных соревнованиях по поло. Как же так получилось, что она вышла замуж за Андреаса Костакиса? Вряд ли их брак продлился бы долго, даже если бы сын Йоргоса не погиб совсем молодым. И как Йоргос допустил, чтобы вдова, уезжая в Англию, забрала с собой его внучку? Вот и получилось, что она не знает даже своего родного языка!

Ямог бы ее научить…

Ему мгновенно представилась прелестная картина: пышноволосая красавица лежит в его объятиях, а он учит ее самым важным словам, которые жена-гречанка должна уметь сказать своему мужу.

Вот такие приятные мысли блуждали в голове Никоса, когда подали обед.

Никос, наблюдая из-под длинных ресниц за своей невестой, отметил, что она ест с большим аппетитом. Хотя ему было приятно, что Андреа умеет ценить хорошую еду, — изнурительная диета, которой придерживалась Эсме, выводила его из себя, — он решил следить за ее рационом. Пока что девушка стройна как тополь, ни грамма лишнего веса, но, если будет постоянно есть как сейчас, годам к сорока непременно растолстеет. Кстати, сколько ей лет? При первой встрече он решил, что ей лет двадцать пять, но тогда странно, как это Йоргос до сих пор не выдал ее замуж. Должно быть, она все-таки моложе.

Тут его пронзила неприятная мысль. Если она выросла в Англии, то можно ли быть уверенным, что она чиста? Современные английские девушки отличаются вольностью нравов, это известно каждому греку. Девушки из высшего английского общества более не чисты как свежевыпавший снег, некоторые из них начинают половую жизнь в безобразно раннем возрасте. Девственница ли она? Никос подумал, не спросить ли об этом Йоргоса, но передумал. Ему было заранее известно, что тот скажет: Неужели это тебя так беспокоит, мой друг, что ты в случае чего готов отказаться от " Костакис индастриз»?

А Никос знал, что он на это ответит.

Девственница или не девственница, а он женится на Андреа Костакис и получит в качестве приданого «Костакис индастриз».

Все было так вкусно, что Андреа даже почти перестала думать о мужчине, сидевшем напротив. Однако ненадолго. Не успела она окончательно успокоиться, как он заговорил с ней.

— Андреа, в какой части Англии вы живете? — спросил он учтиво, явно вознамерившись завести светскую беседу.

— В Лондоне, — ответила Андреа, отважно посмотрев на него кротким взглядом.

— Мой любимый город. Должно быть, очень беспокойная у вас жизнь, да?

— Да, — подтвердила Андреа, думая о своих двух работах, почти без выходных и свободных вечеров. Ким тоже не сидит без дела, работает в ночном супермаркете. Беспокойная жизнь, что и говорить.

— А какой, по вашему мнению, нынче самый лучший клуб в Лондоне? — продолжил Никос, упомянув названия пары самых модных заведений, о которых Андреа знала лишь из глянцевых журналов.

— Клубы не моя стихия, — ответила она.

— Понятно, — сказал Никос, довольный тем, что услышал. Клубы ассоциировались в его сознании с половой распущенностью, и ответ Андреа приободрил его. — А какова же ваша «стихия»? — не унимался он.

— Я люблю театр, — призналась Андреа. Она не лукавила, для нее не было большего удовольствия, чем отправиться с Ким в театр. Правда, случалось это не очень часто из-за дороговизны билетов.

Никос вспомнил названия двух музыкальных спектаклей, идущих в Вест-Энде, и Андреа подумалось, что он, должно быть, часто бывает в Лондоне. Она отрицательно покачала головой. Билеты на такие спектакли стоили еще дороже, чем в драматический театр.

— Я предпочитаю Шекспира, — возразила она и тут же пожалела об этом, наткнувшись на осуждающий взгляд деда. И что теперь? — подумала Андреа. — Это что, плохо, что я люблю Шекспира?

В следующую секунду все разъяснилось.

— Мужчины не любят женщин с претензиями на интеллектуальность, — пробурчал старик.

Андреа моргнула. При чем тут претензии?

— Шекспир писал понятные всем произведения, — возразила она мягко. — В его пьесах нет ничего запредельного, если только они поставлены как следует. Ими могут наслаждаться все, особенно в современных постановках, рассчитанных и на тех, кто привык относиться к Шекспиру с предубеждением.

Йоргос положил вилку и нож на стол, не отводя гневного взгляда от Андреа.

— Прекрати свою идиотскую болтовню! Если не можешь сказать ничего путного, лучше держи язык за зубами!

Андреа была поражена до глубины души. И невольно посмотрела на Никоса Вассилиса. Что, если дедов партнер разделяет его допотопный взгляд на женщин и их «интеллектуальные претензии»?

К своему облегчению, встретившись с ним взглядом, она увидела, что он заговорщицки подсмеивается.

— И что вам больше всего нравится из Шекспира? — возобновил он прерванный разговор, делая вид, будто не замечает сердитого взгляда хозяина дома.

Андреа, с радостью отметив, что гость придерживается более современных взглядов на женщину и ее запросы, приободрилась.

— «Много шума из ничего», — выпалила она, не глядя на деда. — А мои любимые персонажи — Беатриче и Бенедикт. Мне ужасно нравятся их словесные перепалки. Беатриче не спускает ему ни единой колкости, и последнее слово всегда остается за ней.

Улыбка на губах Никоса увяла. Невеста, восхищающаяся героиней, которая то и дело переругивается со своим будущим мужем, не отвечала его идеалу. Как ни хороша была Андреа, он вдруг пожалел, что она не чистокровная гречанка. Той бы и в голову не пришло перечить своему мужу!

Андреа заметила набежавшую на его лицо тень и поджала губы. Никос Вассилис, конечно, обаятелен до умопомрачения, с этим никто не спорит, но поскреби его — и обнаружишь, что он сделан из того же теста, что и дед. Такие, как они, смотрят на женщину как на бессловесную игрушку.

Андреа снова принялась за еду. Никоса, погрузившегося в думы о девушке, на которой ему предстояло жениться, беспардонно оторвал от размышлений Йоргос, который принялся выспрашивать его мнение по некоторым аспектам мирового экономического положения. Он явно хотел показать, что сыт по горло рассуждениями своей внучки. Поскольку Андреа знала много чего о своем собственном стесненном экономическом положении и ничего о мировом, она не стала возражать.

— Выпьем кофе в гостиной, но сначала я посмотрю, как дела на рынках США, — объявил Йоргос и многозначительно посмотрел на Никоса. — Присоединяйся ко мне через двадцать минут.

С этими словами он покинул столовую. Никос посмотрел ему вслед и повернулся к Андреа.

— Даже в таком возрасте ни на минуту не забывает о деле, — вздохнул он. Андреа показалось, что в его голосе сквозит восхищение.

— Мне кажется, у него и так уже достаточно денег, — едко произнесла она.

— Вам легко говорить, — отозвался Никос. — Вы всю жизнь прожили в роскоши.

Андреа от удивления чуть не задохнулась. Еще одна сказочка деда? Вслух она ничего не сказала. В конце концов, Никос Вассилис гость человека, который должен дать денег на переезд матери в Испанию.

Никос обогнул стол и, подойдя к Андреа, с улыбкой протянул руку.

— Пойдемте, — предложил он. — У нас свободные двадцать минут, почему бы ими не воспользоваться.

Решив, что компания Никоса Вассилиса намного приятнее, Андреа поднялась на ноги. Никос подвел ее к стеклянной двери — ее рука снова лежала на сгибе его локтя, отчего ее охватило уже знакомое возбуждение. Через мгновение они вышли на террасу, где встретились в первый раз.

Ночное небо пестрело звездами. Лето только начиналось, но воздух был гораздо теплее, чем в Англии. Темнота звенела от непонятных звуков.

— Что это? — спросила она.

— Цикады, — ответил Никос. Он стоял совсем рядом, почти касаясь Андреа, и ее охватило смутное чувство тревоги и волнения. — Они похожи на кузнечиков, живут в кустарниках, по ночам в Средиземноморье это самые распространенные звуки. Да вы, я думаю, уже слышали их? — произнес он вопросительным тоном.

Даже если она англичанка, трудно себе представить, чтобы девушка из столь богатой семьи не бывала на дорогих курортах по берегам Средиземного моря.

Андреа кивнула головой, почти не слушая, что ей говорят. Значит, вот как поют цикады. Когда Андреа была маленькая, она однажды спросила у мамы, кто ее отец. Ким, присев на ее постель, стала рассказывать подрагивающим от воспоминаний голосом, как много-много лет назад она гуляла по пляжу под руку с любимым человеком, слушала, как тихо плещутся о берег волны Эгейского моря и как в кустах поют цикады.

— О чем вы думаете? — вполголоса спросил Никос, водя пальцами по ее голому плечу.

О том, что от прикосновения твоих пальцев меня словно бьет током.

— Об одном человеке, — ответила Андреа, стараясь ничем не выдать своего волнения.

Зачем он меня трогает? Он не должен! Мы же только познакомились!

Андреа хотела отодвинуться, но не могла.

— О мужчине? — В голосе сквозило легкое недовольство, но она ничего не заметила, поглощенная скольжением его пальцев по ее плечу.

— Да.

Он отдернул руку.

— Как его зовут? — Вопрос прозвучал почти как приказ.

Андреа резко обернулась. Он что, сердится? Может, незамужним девушкам-гречанкам непозволительно думать о мужчинах?

— Андреас.

— Андреас? А фамилия?

Ее подбородок взметнулся вверх. Ну что ж, если этот совершенно незнакомый человек почему-то решил, что может устраивать ей допрос, она ответит, скрывать ей нечего.

— Костакис. Андреас Костакис, — проговорила она.

— Ваш отец? — спросил Никос глухим голосом и виновато опустил глаза. — Мои извинения. — С минуту он молчал. — Вы его знали?

Андреа помотала головой, пытаясь проглотить комок в горле. Он ходил по этой самой террасе, подумала она внезапно. Жил в этом доме. Умчался отсюда в ту ночь, когда погиб…

— Нет. Мама мне рассказывала о нем…

Ее голос предательски дрогнул, и это неожиданно затронуло какие — то струны глубоко в душе Никоса. Он и сам никогда не видел своего отца и ничего о нем не знает…

Мать говорила о нем очень неохотно, сказала только, что он был моряком. Откуда-то с севера. Судя по росту Никоса, наверняка из какой-то скандинавской страны. Точнее она не знала — ей было все равно.

А вот матери Андреа было не все равно настолько, что она рассказала своей дочери об отце, которого та никогда не видела.

Никос вдруг почувствовал зависть.

— И что она вам рассказывала?

— Она рассказывала, как любила отца, — заговорила Андреа, погрузив взгляд в темноту сада, освещаемого лишь звездами. — И как страстно он любил ее. Он называл ее голубкой, говорил, что положит весь мир к ее ногам… — Ее голос прервался. — А потом он погиб. — Андреа всхлипнула. — И сон кончился.

Выступившие на глазах слезы затуманили взор. Андреа не сразу заметила, как он, обняв, повернул ее лицом к себе и прижал ее голову к груди.

— Тихо, тихо, — шептал он.

— Простите, — пробормотала Андреа. — Я оказалась здесь, в его доме, и как-то особенно остро все почувствовала.

Она попыталась отодвинуться, но он держал ее за локти, не давая отойти.

— Вы поплачьте, не стыдитесь, — сказал он тихо. — Ваши слезы делают ему честь.

Андреа, запрокинув голову, посмотрела ему в глаза. На ее ресницах блестели слезы, губы вздрагивали.

И Никос не выдержал. Ничто не могло его остановить, даже если бы внезапное землетрясение выбило землю у него из-под ног.

Он наклонился к Андреа, его руки скользнули ей за спину. Андреа охнула и умолкла, потому что его губы впились в ее рот и она ощутила его язык. Сокрушенная и бессильная, она задрожала в его объятиях, и Никос почувствовал, как на него накатывает могучее желание. Он усилил напор, его руки сами собой скользнули с талии еще ниже.

Андреа захлебнулась в жаркой волне и уже не могла ни о чем думать, лишь чувствовала, как страсть бежит толчками по венам.

— Не надо, — выдохнула она, глядя на Никоса широко открытыми глазами.

Очнувшись окончательно, Андреа обнаружила, что он продолжает держать ее за талию. Она отклонилась, выгнувшись дугой и совсем не думая о том, что ее грудь оказалась прямо перед его глазами. Никосу до невозможности захотелось наклонить голову и коснуться губами манящих округлостей, которые она, сама того не осознавая, предлагала ему.

— Не надо, — повторила Андреа.

Она вцепилась пальцами в его руки, пытаясь их разжать.

Никос, которому, наоборот, хотелось обхватить ее покрепче и прижать к себе все ее мягкое тело, почувствовать каждую впадину и каждую выпуклость, покорно отпустил Андреа.

Господи, как же он ее хочет и как это не похоже на легкую, необременительную тягу к Эсме, или Ксанфе, или к любой из женщин, которые услаждали его в постели, потрясенно подумал Никос. То был просто секс, любовная игра, а сейчас…

А что сейчас?

Эта женщина нужна ему вся — и телом, и душой, он хочет владеть ею единолично. Для Никоса это было откровением. Он никогда не был собственником по отношению к женщинам. Никос прекрасно знал, что у Эсме Вандерси целая стая мужчин, из которой она выбирает то одного, то другого — это зависело от ее прихоти и его способности оказываться под рукой, что было не так-то легко при ее кочевой жизни. Что до Ксанфы, то он не единственный, благодаря кому она живет в свое удовольствие. Конечно, она достаточно тактична, чтобы ее любовники не наталкивались один на другого, но Никос мог назвать с десяток имен состоятельных афинян, которые имели удовольствие пользоваться ее благосклонностью.

Это его не беспокоило.

Совсем другое дело, когда он услышал, что Андреа Костакис думает о каком-то мужчине… Его вдруг охватила жгучая ревность, чувство доселе ему совершенно незнакомое, которому он не мог сопротивляться.

Никос посмотрел на Андреа. Она глядела на него с испугом.

Назад Дальше