Тинли наконец угомонился. Пол снова начал дремать - и то ли во сне, то ли наяву опять услышал шорох рядом с собой. Кто-то придвинулся к нему сзади; стало теплее, Пол инстинктивно прильнул к тёплому телу...
И вдруг почувствовал, как мокрая ладошка берёт его руку, тянет её вниз и накрывает ею что-то маленькое и горячее.
Пол замер и распахнул глаза. Тинли тяжело и часто дышал ему в ухо.
- Пусти, - вполголоса сказал Пол. Кто-то на кровати рядом заворчал во сне. Тинли заёрзал, засопел, елозя ладонью Пола по своему паху. Пол резким движением высвободил руку - и перехватил тоненькое костлявое запястье с такой силой, что Тинли беззвучно взвыл.
- Не смей совать ко мне свои поганые лапы, - сказал Пол очень тихо. - Не то я тебе их повыдираю. Понял?
Сопение стало испуганным, потом обиженным. Пол выпустил его руку, и Тинли, отпрянув, отодвинулся на противоположный край кровати, к самому краешку. Пол удовлетворённо вздохнул и раскинулся на освободившемся пространстве.
В ту ночь он спал крепко и без снов.
На следующий день в полдень, согласно расписанию, старшие и младшие классы вместе собрались в спортивном зале. И там Пол впервые увидел Харшоу.
- Вон тот, что сейчас на ринге, - указал ему Тинли; он вёл себя как ни в чём ни бывало, ночное происшествие они не обсуждали, и Пол был этому искренне рад - всё-таки им предстояло и дальше спать в одной постели. - Он незаконнорожденный сын герцога Эдингтонского и жуткий засранец. Учится в шестом классе, вся надежда, что вскоре мы от него избавимся. Постарайся не попадаться ему на глаза, иначе тебе никто не поможет. Все учителя за него.
Пол кивнул. Эдвард Харшоу, побочный сын герцога - члена Палаты Лордов, одного из влиятельнейших людей в Англии. В каждой школе находится хотя бы один такой ублюдок с богатеньким папочкой, от которого и ученики, и учителя не знают спасу - и вот, в этом случае звание "ублюдок" он носит с полнейшим правом. Пол, кажется, начинал понимать, почему в Бродуэлле столь снисходительно относились к запятнанному происхождению воспитанников. Впрочем, бастард Эдингтона был в некотором роде благороднее их всех, вместе взятых. У него было красивое, слегка вытянутое лицо с правильными чертами и чётко очерченным подбородком, крупный рот, брови вразлёт над малахитово-зелёными глазами. Волосы у него были светло-русые, и он единственный среди шестиклассников носил их длиннее, чем было положено по уставу - саму чуточку, так, что они едва прикрывали затылок, но и это уже свидетельствовало о попустительстве, которое оказывали ему учителя. У него была нетипичная для англичанина внешность (Тинли шепотом сообщил Полу, что матерью Харшоу была француженка, балетная актрисулька, которая отказалась от него сразу после рождения, оставив в наследство яркую и дерзкую красоту), но безупречно английские надменность, холодность и презрение ко всему миру ясно читались в его слегка прищуренных глазах, плотно сжатых губах, в лениво-снисходительных гримасах, которые он то и дело корчил. У него было подвижное лицо, и он умел одним только его выражением показать всю глубину своего презрения к сопернику. Пол заметил это, наблюдая за его схваткой на ринге: Харшоу спарринговался с другим старшеклассником, который был крупнее его, и победил быстро и легко под общие выкрики восторга и одобрения. Это казалось странным: Харшоу хотя и был довольно рослым и плечистым для своих шестнадцати лет, однако особо внушительной мускулатурой похвастаться не мог. Пол сказал об этом Тинли, и Тинли снисходительно фыркнул - повторяя гримасу, только что скорченную Харшоу, заметил Пол, и это ему опять не понравилось.
- При чём тут мускулы, ты, дурак? В боксе не мускулы главное.
- А что?
- Ловкость и быстрота. И сила удара. Вот так...
Он попытался заехать Полу правой, но Пол без труда уклонился и перехватил запястье Тинли, едва не вывернув его. Тинли взвыл.
- Полегче, идиот!
- Стюарт, Тинли, вы снова напрашиваетесь на голодовку? - вчерашний молоденький учитель, мистер Оукинс, был тут как тут; оказывается, он преподавал гимнастику. - А ну марш к остальным! Стюарт, сходи за мячом. Он вон там. И поживее!
Пол с сомнением проследил направление, в которое указывала рука мистера Оукинса. Гимнастические принадлежности были сложены в другом конце зала, и чтобы добраться до них, Пол должен был пройти мимо ринга и сгрудившихся возле него старшеклассников. Впрочем, если постараться незаметно прокрасться вдоль стеночки...
Он попытался это сделать, и у него почти получилось. Он добрался до угла, никем не остановленный, взял мяч и пошёл обратно. На его беду, именно в этот момент Харшоу завершил очередной раунд, снова нокаутировав соперника. Зрители разразились овацией.
- Всё, надоело! - выпрямившись и отряхнув пот со лба, заявил Харшоу. У него был звучный, сильный голос, поневоле притягивавший внимание. Один из мальчишек, по виду немного млаше его, тут же подскочил и подал ему полотенце. Харшоу отёр шею и отбросил его с исключительно аристократической брезгливостью, и мальчишка угодливо поймал полотенце и отошёл. Будь они в Кроули или Хотинтоне, Пол решил бы, что этот мальчик - фаг Харшоу. Но в Бродуэлле нет фагов. Только подлизы и прихлебатели.
- Надоело драться с сосунками, которых за минуту укладываю одной левой! - презрительно заявил Харшоу, даже не глядя на своего поверженного, постанывающего противника. - Что с вами сталось, джентльмены, а? Совсем пораскисали. С тем же успехом я мог бы спарринговаться с третьеклассником. И то был бы более достойный противник.... а вот один идёт, кстати. Эй, ты!
Пол остановился. Знал, что нельзя останавливаться, надо опустить голову и сделать вид, будто не понимает, что это о нём - но всё равно остановился, сам не зная почему, и тут же покрыл себя за это мысленной бранью. Сильные руки схватили его за плечи и потащили вперёд, к рингу. Спины шестиклассников тут же сомкнулись за ним. Рядом не было никого из учителей, ни одного. Мистер Оукинс разговаривал с мистером Принклом в противоположном конце зала и даже не смотрел в их сторону. А если бы и посмотрел, подумал Пол в отчаянии, то что бы он увидел за шеренгой головастых старшеклассников? Пол ни одному из них даже до подбородка не доходил.
- Залезай, - потребовал Харшоу, указывая Полу на ринг перед собой. - И не бойся, я сегодня добрый и буду ласков и нежен, как твоя мамочка.
Пол судорожно стиснул мяч, который всё ещё держал в руках.
- Очень хочется избить того, кто младше, да? С равными не справляешься? - спросил он - и по потрясённой тишине, мгновенно обрушившейся на него, понял, что влип. Ну ты и дурак, Пол Стюарт! С кем ты вздумал так говорить? С главным подонком этой школы, в первый же свой день? Тут нет твоего старшего, который тебя защитит! Эти бугаи душу из тебя вышибут одним щелчком и глазом не моргнут.
Он думал так и всё равно стоял, прямой, как струна, гордо подняв голову, под обратившимся на него тяжёлым и пристальным взглядом Эдварда Харшоу.
- Ой, ой, - протянул тот, изобразив снисходительную улыбку. - Похоже, мы ошиблись, джентльмены. Я просил вас подать мне третьеклассника, а вы вместо этого взяли малявку-первачка, который только что попал в Бродуэлл и не знает, как надо разговаривать со старшими. Научим его, джентльмены?
- Я в четвёртом классе, - спокойно сказал Пол, не дожидаясь ответа его прихлебателей. - Но в Бродуэлле, действительно, только со вчерашнего дня. Ты, должно быть, очень пристально следишь за тем, когда прибывают новенькие, Харшоу, - что, тут уже все тебе задницу лижут, на каждого нового кидаешься, будто девка на солдата на побывке?
Кто-то из стоявших рядом мальчишек сдавленно хохотнул. Харшоу взглянул Полу в глаза. У него действительно было очень красивое лицо - вблизи Пол его рассмотрел. И вблизи было заметно, как много мелкой злобы прячется под маской снобизма и презрения. Пол знал таких людей раньше, в Кроули и Хотинтоне. Он их ненавидел.
Когда Харшоу наконец заговорил, Пол услышал в его голосе смертный приговор.
- Я не собираюсь пререкаться с малявкой. Если вы так круты, мистер Сопливый Носик, то извольте снять слюнявчик и выйти на ринг.
- Моё имя Пол Стюарт, - ледяным тоном сказал Пол - и мысленно завопил от ужаса: идиот, ну зачем ты назвался ему?! Но гнев и чувство неправильности были сильнее страха. - И я не боксирую, поэтому вынужден отказаться.
- Ха, он вынужден отказаться! - воскликнул Харшоу, похоже, от души забавляясь. Пол чувствовал, что горит от гнева и стыда, и сцепил зубы, заставляя себя не опускать взгляд. - Что значит - не боксирую? Джентльмены, неужели мы дожили до дня, когда в Бродуэлл стали попадать сопляки, не способные даже драться?
- Я не сказал, что не могу драться, - ответил Пол. - Я сказал, что не умею боксировать. Это не одно и то же.
Повисла тишина. Пол подумал, представляет ли хоть кто-нибудь - да хотя бы Тинли, - что происходит сейчас у ринга. Зарвавшийся четырёхкласник бросал вызов Эдварду Харшоу, некоронованному королю Бродуэлла. "Я же всё равно не смогу его одолеть, - подумал Пол, глядя на стройное, сильное, гибкое тело Харшоу, обтянутое спортивным трико, на плотные мышцы, выступавшие под тканью. - Даже если мы будем драться по всем правилам. Так что же я делаю?! Что же..."
- Стюарт! Вот ты где. Я ведь приказал тебе принести мяч! Ну, довольно. Ты лишён обеда!
И Пол, благословлявший мистера Оукинса, пока тот произносил первые фразы своей обвинительной речи, проклял его за последние слова. Однако понурил голову и позволил увести себя из тесного кольца старшеклассников, чувствуя спиной их взгляды. Они предвкушали развлечение - после обеда, или вечером, или завтра. "Мне лучше не оставаться одному", - подумал Пол. И ещё подумал: "Ни в Кроули, ни в Хотинтоне ничего такого не случилось бы. Там бы за меня заступился мой старший. И дрался бы с Харшоу за меня, если бы пришлось. Если бы понадобилось, Арчи бы за меня..."
Он не думал об Арчи с прошлой весны.
И теперь не стал думать тоже, только крепко, очень крепко зажмурился, пока мистер Оукинс вёл его, держа за плечо, к остальным.
- Ну ты и псих, Стюарт, - сказал Тинли возбуждённо. - Ты что, поцапался с Харшоу?! Ты точно больной.
Пол молча водил карандашом по бумаге.
- Он же мокрого места от тебя не оставит! Размажет по стенке, как медузу!
Пол по-прежнему не поднимал головы.
- Чего тебе вздумалось ему дерзить, а? Потупился бы и говорил бы на всё "да, сэр" - неужели это так трудно?
"Как я мог ответить ему "да, сэр", когда он потребовал, чтобы я с ним боксировал?" - мысленно крикнул Пол, а вслух сказал:
- Тинли, заткнись. Ты мне мешаешь.
Тинли засопел и умолк. Они сидели на задних рядах, мистер Тертлдав рассказывал классу об открытии Америки. Пол водил карандашом по бумаге, делая вид, что записывает, и думал о словах Тинли. "Да, сэр"... Ну, вышел бы я на ринг. Ну, сделал бы Харшоу из меня отбивную. Зато я бы его позабавил. Развлёк. Такие, как он, любят, когда их развлекают. Потом он наверняка помог бы мне подняться, похлопал по плечу и сказал, что я молодец и славный парень. И забыл бы о моём существовании, а я бы продолжал миро жить в этой неплохой, в сущности, школе. Ну и что, что все тут за Харшоу? Вовсе и не все. Ведь мистер Оукинс сегодня увёл меня оттуда - значит, всё-таки есть на него управа, пусть бы он и побочный сын герцога Эдингтонского! Хотя, конечно, может быть, что мистер Оукинс просто перестал болтать с мистером Принклом и вспомнил о своих прямых обязанностях. И о мальчишке, которого послал за мячом и который всего второй день в школе, а уже дважды заслужил наказание. И он опять лишил меня обеда. Соврешенно незаслуженно...
Может, не все учителя на стороне Харшоу, но учителя в таких случаях вообще ни на чьей стороне.
На уроке математики, на который Пол шёл с затаенным страхом, ученики расселись по классам - сперва четвёртые, потом пятые и шестые - таким образом, Пол сидел далеко от шестиклассников и от Харшоу, чему был несказанно рад. Он постарался отвлечься от тревожных мыслей и переключиться на урок, тем более что ему всегда нравилась математика, и ещё - Пол признался себе в этом почти без труда, - ему нравился мистер Эткинс. Такой же красивый, как Харшоу, более холодный, но куда менее презрительный и совсем не злой. Его губы слегка кривились, когда он слышал от учеников особенно глупый ответ, но это было единственным выражением недовольства с его стороны. В отличие от других учителей, - а Пол немало их поведал на своём веку - он никогда не опускался до крика, брани или побоев. Он был так галантен и до того обожаем всеми, что его неодобрение уже было для каждого самым страшным наказанием. Пол поймал себя на том, что мистер Эткинс чем-то напоминает ему Арчи. Он второй раз за этот день думал об Арчи, и снова крепко зажмурился при этой мысли.
Тем временем мистер Эткинс стал вызывать учеников к доске, проверяя вчерашний урок. Он начал с шестиклассников, и Харшоу вызвали одни из первых. Пол приготовился немного позлорадствовать, но, к его изумлению, Харшоу отвечал блестяще. Цифры на доске он выводил ровным, чётким почерком, таким же красивым, как он сам, на вопросы отвечал без запинки и с лёгкой иронией, будто его спрашивали о вещах, понятных даже малым детям - хотя задача была довольно сложной. Мистер Эткинс смотрел на него из-под приопущенных век, и в его взгляде читалось нескрываемое удовлетворение. И у него Харшоу ходит в любимчиках, с разочарованием понял Пол, и мистер Эткинс тут же перестал ему нравиться. Тот, кто не способен раскусить этого ублюдка, как бы хорош он ни был в спорте и даже в учёбе, и сам должен быть насквозь гнилым. В то же время Пол злился и удивлялся из-за блестящего ответа Харшоу. Обычно такие мальчишки - дураки дураками, в них нет ничего, кроме их спеси и, иногда, физической силы, и уж тем паче они не проявляют прилежания в учёбе. А больше всего его злило, что Харшоу проявлял способности к любимой науке самого Пола. И он подумал, что, может быть, при иных обстоятельствах им даже было бы о чём поговорить.
Свободный час между занятиями и вечерней молитвой Пол провёл в спальне, читая книгу и вяло отмахиваясь от трескотни Тинли. Во время ужина старательно избегал смотреть в сторону стола старшеклассников, а потом их снова развели по разным классам, и он вздохнул облегчённо. На сегодня пронесло, а завтра, может быть, Харшоу и вовсе позабудет о нём... такие, как он, случалось, быстро забывали. Остальные, уже прознавшие об утренней стычке, посматривали на Пола косо, но вопросов не задавали. Они как будто слегка сторонились его. Что ж, это лучше, чем если бы приставали с глупой болтовнёй.