- Люблю тебя, Родная! Спасибо тебе за мальчишек и за всё - за всё! С днем рождения!
Зал устроил овацию.
Пока всё внимание было приковано к сцене, официанты убрали закуски и водрузили на столы запеченную в креветках форель и фаршированного поросенка. Мишка «облизал» взглядом его поджаристую корочку и вопросительно обернулся к Олегу. Но тот покачал головой:
- В этом костюме – никак! Забудь!
- Так всегда! – с напускной досадой хмыкнул Мишка.
Диджей занял свое место у пульта, над танцевальной половиной зала приглушили верхний свет. На невысоком подиуме тут же оказались Настины подруги, Алинка, ее двоюродные сестры-близняшки Надя и Люба. Следом потянулись ребята из качалки и заводские мужики, кто помоложе.
- Иди, покажи «сатарки-стайл»! – подтолкнул Олег Мишку.
Но вышучивал он приятеля напрасно. На московских дискотеках, обезьянничая за ритмичным Клеем, Мишка научился бойко танцевать клубняк. И сейчас, решительно войдя в круг, влился в общий ритм, а потом повел его за собой. Раскрепощенный Клей не стремался подключать к движениям бедра, выписывая восьмерки и пуская по телу волну, которую на «работе» ему приходилось повторять в горизонтальном положении. Движения эти, на грани пристойного, завораживали и парней и девчонок. Мишка научился повторять их без излишней откровенности. Белый костюм в свете медленно кружащихся прожекторов казался то зеленоватым, то сиреневым. Алина на правах давней знакомой в такт музыке скользила руками по Мишкиным плечам:
- Миш, все медляки – мои!
- Алин, Павел Николаевич меня за тебя пришьет! – в непрерывном движении танца Мишка ускользал из ее объятий. – А не он, так – Арни.
- Ты что! – хохотала она. – Папа очень добрый. И дядя Сережа!
- …Очень добрый, но оооочень сильный. Я понял! – кивал головой Мишка, меняясь с Алиной местами на танцполе.
Олег смотрел на танцующих от стола и улыбался. Официант принес графин водки, но Олег его тронул за локоть:
- Пожалуйста, не ставьте сюда, принесите минералки.
Официант понимающе кивнул и ретировался.
- …Вы занимаетесь дизайном? – раздался за спиной Олега бархатистый голос.
- Что?
Над ним стояли именинница с раскрытым дарёным альбомом и эффектная брюнетка в коктейльном платье с голыми плечами.
- Олег, знакомься: это – Марго, моя начальница и хозяйка нашего цветочного салона, - представила незнакомку Настя. - Она хвалит вашу книгу. Говорит: профессионально написана.
- Вы занимаетесь дизайном? – повторила брюнетка.
- Нет, - улыбнулся Олег, коснувшись губами протянутой ему руки. – Это лучше получается у женщин.
Марго кивком подозвала официанта, выбрала с его подноса бокал мартини и обернулась к новому знакомому:
- Будем на «ты»?
Он наполнил свою рюмку:
- Меня зовут Олег. Я приятель Настиного мужа.
Мишка, зеркаливший Алинины движения в ритме фанки хаус*, скользнул взглядом по залу. Олег сидел за столом рядом с какой-то то ли теткой, то ли девицей. Мишка оттанцевал медляк с Алиной, потом второй – с одной из близняшек, он так и не понял – с Надей или Любой, а Олег с незнакомкой, наклонив друг к другу головы, все еще разговаривали. Композиция закончилась. Мишка поцеловал руку безымянной партнерше и вернулся к столу. Акустика зала была просчитана так, что около столов музыка не била в уши. Мишка налил в бокал воды и плюхнулся на свой стул. Олег даже не обернулся.
- После «Жестокого романса», я хотела в табор убежать*, - живо говорила незнакомка.
- Туристы в Костроме часто ищут: где играет цыганский ансамбль? А цыгане-то в кино снимались – из Москвы.
- Мы были в вашем городе два дня. Но фоток мало сделали: мост, монастырь, да памятник. Экскурсовод рассказала, что это – единственный памятник Ленину, в закладке которого принимал участие Николай Второй.
- Ну да, должны были строить часовню в честь 300-летия Романовых…. А за непропорционально длинную руку этот памятник дразнили «стоп-краном». И сестра рассказывала: пока был Советский Союз, если учителя слышали от кого-нибудь эти слова, то выгоняли из пионеров.
Мишка не выдержал и тронул Олега за плечо:
- Лёль, дай зажигалку!
Олег оглянулся, протянул ему Zippo и снова вернул внимание собеседнице. Мишка, сердито стиснув зубы, вышел из зала. Андреич наблюдал эту сцену от соседнего столика. Выждал пару минут, потом подошел и наклонился к Олегу:
- А Михаил у нас – что, «Чивас Ригал»* глушит?
Добродушная расслабленность мгновенно слетела с Олегова лица. Он тревожно оглянулся:
- Где?
Андреич усмехнулся добродушно:
- Пока - нигде. Ты ситуацию из-под контроля не выпускай!
Мишка курил около раскрытого окна. Моросивший с утра дождь прекратился. С улицы тянуло морозцем. Настроение упало. Всё раздражало: музыка, чужие разговоры, дурацкая суета….
Но сзади послышались голоса: неторопливо что-то обсуждая, из зала вышли Павел Глазов, его компаньон и совладелец адвокатской конторы Аркадий Ильич, Олег и Арни, уже снова одетый в цивильный костюм. Проходя мимо Мишки, Олег потянул его за запястье:
- Не стой, разгоряченный, у окна. Простынешь. Идем, Павел позвал на бильярде сыграть.
Мишка затушил бычок и, невольно расплываясь в облегченной улыбке, пошел за всей компанией.
В бильярдной «резались» в пул* Настины подруги: били все по очереди, лупили мимо битка, визжали от восторга, если шар закатывался-таки в лузу, и взрывались хохотом над своими же шутками. Павел что-то сказал официанту. Тот кивнул и зажег металлические лампы над «русским» столом.
Олег снял и бросил на спинку кресла свой пиджак:
- Ну что, я – разбиваю?
Мишка к самому столу не пошел: там и так было тесно. Он сидел на подоконнике, затягивался очередной сигаретой и смотрел на своего Олега. Белая рубашка, дорогие брюки, ремень – тот самый, что был на нем в день, когда Мишку привел домой Арни…. Олег медленно обошел стол, приценился к нескольким шарам. Потом поставил на стол руку и, примеряясь к удару, пару раз несильно качнул кий рукой. Мишка с удовольствием скользил взглядом по его склоненной фигуре. Шар зашел в лузу. Олег присел на корточки, высчитывая угол следующего удара, несколько раз задумчиво толкнул кий вверх-вниз сквозь стиснутый кулак. Взял с бортика мел и стал короткими, четкими, отрывистыми движениями мелить наклейку. Мишка не успел отдать себе отчет в том, что брюки вдруг стали ему узки и неудобны. Раньше него это заметил привалившийся сбоку к подоконнику пьяный Нечаев.
- Встает на Олежку-то, а?
Мишка повернулся, но ответить не успел. Сева продолжил насмешливым и горячим шепотом:
- Слышь, а он в рот берет?
Мишка в мгновение вскипел яростью, сделал резкий выпад на говорившего и локтем придавил его шею, с силой втискивая в горло кадык.
- Не у тебя, понял? Сунешься к нему – убью!
Севка захрипел, вцепился в Мишкину руку и пытался вывернуться. Мужики у бильярдного стола обернулись. Севка выкрутился-таки из-под захвата и петушисто выпалил:
- Ну-ка, выйдем!
Мишка охотно пошел вслед за ним. Они выскочили на лестницу, но тут их настиг Арни. Без труда оторвал друг от друга и встряхнул:
- Вас в нормальное место можно приглашать, а? Обязательно надо людям праздник испортить? Сами уйметесь или челюсти обоим подрихтовать*?
В дверях показался Олег:
- Миш! Сколько можно уже?!...
- На, забери своего! – Арни толкнул к нему Самсонова.
Нечаев рванулся было следом, но Арни по-прежнему держал его за шкирку. И только когда «молодожены» закрыли за собой дверь бильярдной, огорченно спросил:
- Что с тобой, Сев, а? Нормальный же был мужик! А сейчас – как с цепи сорвался, честное слово!
Павел с Олегом доигрывали уже третью партию, когда Настя пришла снова звать всех к столу: собирались подать сладкое. А за столом Мишку ждало огорчение. Почти сразу после выноса торта девчонки потребовали караоке. И вскоре к Олегу снова подошла Марго:
- Олег, мы о романсах не договорили. Ты «Бэсаме мучо»* поешь? Здесь на караоке-диске – есть. Не хочешь дуэтом попробовать?
- Зачем же в караоке? Я и исполнить могу! – вдруг оживился Олег. И, вставая, обернулся к Мишке: - Пойдем, послушаешь?
Мишка раздраженно дернул плечом. Олег прошел на сцену, к собирающим уже свои кофры музыкантам, и пару минут о чем-то с ними говорил. Потом туда подошел Павел. Наконец, гитарист расчехлил свой инструмент и протянул Олегу. Марго захлопала в ладоши:
- Минутку внимания! Всем – тихо, пожалуйста! Дуэт Маргариты Тихомировой и Олега Серебрякова. «Бэсаме мучо». Исполняется впервые.
Тамада подсуетился с микрофоном. Олег, трогая гитарные струны, прислушивался то ли к их звучанию, то ли к чему-то внутри себя.
- Микрофон отодвиньте! – попросил он тамаду.
- Что? – с одновременным вопросом обернулись к нему тамада и Марго.
- Микрофон - подальше. От меня, во всяком случае.
Настины подружки, забыв о торте, столпились около сцены. Подошла Арнина теща, Толик Глазов, еще несколько мужиков. Мишка огорченно отодвинул от себя блюдечко с тортом, налил и выпил один за одним два бокала вина и тоже пошел к сцене. А Олег уже искал его глазами. Встретил его сердитые глаза, удержал их на несколько секунд своим взглядом. Потом потупился и начал длинный мелодичный перебор.
- Ни хрена себе! – выдохнула одна из сестер-близняшек.
- Тихо, Люб! – одернула ее Алина.
- «Бэссамэ, бэссамэ мучо
Комо си фуэра эста ночэ, ла ультима вэз», - Марго пела несильно, но очень точно. Недостатки октавы искупались чувственным придыханием. Публика затаила дыхание.
- «Бэссамэ, бэссамэ мучо
Ке тэньго мьеддо тенерте и пэрдэрте деспуэс», - баритон Олега бархатно перебирал мелодичные нерусские слова.
Мишка ни из каких соображений не должен был бы знать перевода этих строк. Но он этот перевод знал. Медсестричка Галочка в Кулябском госпитале, с которой он после ранения крутил короткий роман, была без ума от Иглесиаса*. Бесконечно меняла в плеере три его диска, держала под стеклом стола с десяток его фотографий и читала Мишке нараспев этот романс по-испански и в плохом переводе по-русски. И теперь Мишка в толк не мог взять: зачем Олег начал петь эту романтичную, красивую песню с едва знакомой теткой, так явно и навязчиво к нему клеящейся?
Два голоса слились в едином порыве:
- «Кьэро тэнэртэ муй серка
Мирармэн ту сох ос верте хунто ами».
Мишке горло сдавило спазмом. Он резко развернулся и хотел было уйти. Но за его спиной стоял Арни и, когда Мишка пытался протиснуться мимо, не сдвинулся с места, шепотом цыкнув:
- Тихо! Не толкайся. Дай послушать!
Когда песня закончилась, слушатели захлопали и загомонили. Мишка, раздвигая людей, стал пробираться на выход. Но за спиной его прозвучал голос Олега, теперь ближе наклонившегося к микрофону:
- Я пел для своего Любимого человека. Кто меня знает, поняли, о ком я говорю!
А потом в микрофон же ворвался жизнерадостный голос Лёхи:
- Хватит бабских песен, Олег. Давай – нашу!
- Давай! Давай! – подхватило несколько голосов.
Гитара начала новый перебор. И голос Олега вступил, сильно и четко:
- «Серыми тучами небо затянуто
Нервы гитарной струною натянуты
Дождь барабанит с утра и до вечера
Время застывшее кажется вечностью»*.
К сцене подтянулась вся заводская компания. И припев энергично грянуло уже с десяток голосов:
«Давай за жизнь, давай, брат, до конца
Давай за тех, кто с нами был тогда
Давай за жизнь, будь проклята война
Давай за тех, кто с нами был тогда».
Мишка, украдкой смахнув слезы, вернулся к сцене. Большая часть девчонок, военными песнями не интересуясь, вспомнила о своих тортах. А заводская компания, стоя, сидя на сцене, кто-то – даже положив руку на плечи друг другу, вкладывала «древнерусскую тоску» в замечательные слова:
«Давай за них, давай за нас
И за Сибирь и за Кавказ
За свет далеких городов
И за друзей, и за любовь».
Закончив последний перебор, Олег отложил гитару и, найдя что-то в своем телефоне, протянул его Арни. Тот, взглянув на экран, передал аппарат старшему брату. Через десяток рук Олегов «самсунг» добрался и до Мишки. На экране была открыта его, Мишкина, фотография в парадной военной форме, теперь уже с трудом застегивающейся на раздавшихся плечах, с боевой медалью на груди. Фотку сделал Олег, когда они ездили в Питер на День пограничника. Мишка взглянул на фотку, закрыл ее и протянул мобильник Олегу.
Гитару упаковали. Народ рассеялся: кто ушел к столу, кто уже в дверях прощался с хозяевами праздника. Олег отряхивал испачканную мелом на бильярде полу пиджака. Мишка стоял перед сценой и ждал его. И только Севка всё сидел на сцене, как сидел во время песни, и, уткнувшись лбом в колени, плакал. Подошла его Тамарка и толкнула носком туфельки его ботинок:
- Сев, вставай!
- Пошла ты! – глухо ответил Нечаев, не поднимая лица.
- Что с ним? – озабоченно подрулила Арнина теща.
- Упился в сопли. Что, не видно, что ли? – презрительно фыркнула Тамара.
Севка вскочил и резким движением притянул ее к себе за ворот платья:
- Ты, сука! Сколько будешь кровь мою сосать?
Тамарка взвизгнула. Нечаева схватили за руки. Он рванулся:
- Отпустите, сволочи! – и, не оборачиваясь, ни с кем не попрощавшись,вышел из зала.
* Хулио Иглесиас – испанский певец, один из исполнителей «B;same Mucho».
Поняли мужики, что было с Севкой, не все и не сразу.
Снова пришел март. И снова была пятница. Они «заседали» в стекляшке в неполном составе: Самсонов уехал на учебу, Валерка был в командировке в Питере. Видимо, в честь наступившей весны, разговоры кружили вокруг пикантных тем. И Лёха, расколупывая руками фисташки, вдруг спросил:
- А вот вам вопрос: если бы во всем мире ни одной бабы не осталось. И надо было бы вам для себя кого-нибудь из наших «молодоженов» выбирать, ну, под это дело,… - он искушающе понизил голос: - То вы бы кого выбрали: Мишку или Олега?
Арни прыснул смешком:
- Ну, ты – дебииил!
- Чего «дебил»-то? – игриво хохотнул Лёха. – Ты ответь, давай! Все отвечаем, не стесняемся!