- Минечка, прости! Я – не удержался. Ты был вчера неправ. Ты подставил меня перед сестрой. И тебе действительно нельзя пить водку!
Но в Мишке что-то сломалось. Ему не хотелось извинений. Ему не хотелось секса. Он устало посмотрел на друга:
- Ладно. Проехали.
- Миня, я всё объясню!... – торопливо начал Олег.
Но во входной двери завозился ключ.
- Оставь при себе! – бросил ему Мишка и пошел встречать хозяев.
Наташа с Вадимом притащили тяжелые сумки.
- А нас нельзя было попросить помочь? – спросил Мишка с укором.
Наташа после вчерашнего боялась посмотреть ему в лицо. Но он, судя по всему, взял себя в руки и забрал ситуацию под контроль. Протянул руку за сумкой и сказал, переходя на «ты»:
- Давай, на кухню отнесу. Ну, зачем было надрываться? Мы же дома!
Наташа отдала ему сумки. Посмотрела на брата, с растерянным и виноватым видом маячащего у Мишки за спиной. Переодевшись, пришла на кухню. Миша с тарелкой стоял у окна и доедал завтрак.
- Подожди, мы накупили вкусного. Сейчас достану! – сказала она.
- Не надо. Я уже поел.
Наташа чувствовала, что должна сейчас сделать для него что-то хорошее. И, наклонившись над пакетами и вытаскивая из них пачки и коробки, она сказала, как о привычном:
- Олег говорил, у тебя по матанализу* – пятерка?
- Да. А что?
- Понимаешь, мы здесь все – гуманитарии. Ты – единственный технарь. А у Вадика – курсовик по интегралам. И некого спросить. Поможешь?
Он понял ее извинения. И принял их.
- Вадим! – окликнул он, проходя в большую комнату, где Олегов племянник сидел перед телевизором. – Мама сказала, у тебя с интегралами засада? Пойдем, разберемся.
Вадим неохотно пожал плечом. Но за Мишкиной спиной молчаливо возникли мама и дядя Олег. Тогда студент встал, выключил телик и первым пошел в свою комнату. Спустя несколько минут до Наташи, разложившей в большой комнате швейную машинку, доносились спокойные и размеренные Мишкины слова:
- Таблицу интегралов открывай. Есть она в учебнике? Отлично!... Теперь бери лист и выписывай сверху формулу интегрирования сложной функции….
Это был первый их конфликт, не растаявший бесследно в первые же несколько часов.
Весь день Олег пытался остаться с Мишей наедине, но тот избегал его, отстранялся. Занимался с Вадимом интегралами, вызвался с Наташей ехать за Райкой и бабушкой, на обратном пути согласился пофотографировать их в Центре.
Кто воспитывал подростков, знает, как тяжело вкладывать ум-разум в их бунтующие головы. Вот почему Наташа любых приехавших гостей зазывала в музеи, в монастырь* или просто побродить по улицам. Она брала с собой Раю и Вадика и, проводя экскурсию гостям, старалась попутно вложить в юные головы знания, нужные если не в жизни, то хотя бы для школы.
Погода была яркая: морозец, солнце, искрящийся снег. Райка охотно купилась на перспективу новых фоток для «вконтакта». Они вышли из маршрутки у Театра Кукол, фотографировались у Спаса в Рядах, на Молочной Горе, дошли до беседки*. Наташа вскользь рассказывала про Романовых, Сусанина, революцию. Мишка слушал, что-то спрашивал, отвечал на вопросы про Новгород, а потом вдруг начал так живо и сочно говорить про Петергоф, что Рая обиделась:
- Мам, почему ты меня туда никогда не возила? Мы ж были в Питере?!
Вечером Мишка перекидывал за кухонные шкафы провода стиральной машины, которую криворуко подключил осенью случайный шабашник. Потом - сидел в интернете. Олег, утром собиравшийся извиняться, а днем репетировавший фразу «ты меня специально заставляешь мучиться?!», к вечеру обиделся и первым ушел спать. И когда Мишка, наконец, пришел ложиться, Олег жестко, без вопроса сказал:
- Давай договоримся: ту тему закрыли. Я тебя больше никогда в жизни не трону, даже не проси.
- Окей! - ответил Миша и повернулся лицом к стене на своей скрипучей раскладушке.
Дома их завертела суета: риэлтерские агентства, сайты объявлений, продажа машины, поиск квартиры. Но разлад, начавшийся в Костроме, не исчез. Да, они как-то переговорили, слепили извинения-оправдания. Занимались сексом, целовались, привычными словами объяснялись друг другу в любви. Но что-то важное ушло от них. Искренность? Доверие? Свобода говорить друг с другом на любые темы?
Миша не смог забыть костромскую сцену. «Я тебе хоть что-нибудь сломал? …А на скорой тебя увозили?» - раз за разом крутилось у него в голове. Он перебирал в памяти и прежние, старые оговорки и недомолвки, и случаи, когда Олег «пережимал» его, был жёсток с ним на грани фола. И ему уже казалось, что Олег его использовал «вслепую». Он теперь ясно видел, как боится Олег оставаться наедине с сыном. Ему казалось правильным всё обсудить, переговорить. Но Олег замыкался, уходил от разговора. И эта попытка скрыть от близкого человека что-то важное казалась Мише предательством.
А Олег во многом не смог бы признаться даже самому себе. Общение с сыном его тяготило: по-взрослому разговаривать с Юркой было рано. Сюсюкать Олег не умел. Не то что Миша, который легко, без напряга, жил с малышом одной жизнью: сажал его на горшок, ругал за чумазые руки, придумывал какие-то немудреные игры или сам с удовольствием вёлся на затеянную маленьким игру.
- Минь, он, может, твой сын, а не мой? – спрашивал иногда Олег со смехом.
- Давай, я его усыновлю? – предлагал Мишка. И по его тону было не понять: шутит он или - всерьез.
К концу марта они въехали в новую, свою, квартиру, совсем недалеко от Светиного дома. Проводив гостей после небольшого новоселья, расслабленный от коньячка Олег обвил Любимого за шею:
- Минь, чего ты у меня смурной такой в последнее время? По ремню моему соскучился, а?
- Нет, - холодно ответил тот.
Олег запнулся. Снял руку с Мишкиного плеча. И проговорил тоже посуровевшим тоном:
- Извини, если обидел. Хотел, как лучше.
- Лучше - не бывает, - неприветливо отрезал Миша.
После новоселья начался ремонт. Вечерами Мишка то бетонную стяжку клал в ванной, то стругал полки для балкона, то краны чинил.
- Спать идешь? – звал его Олег.
- Сейчас, закончу,… - а приходил уже за полночь.
И когда Олег подкатывал к нему под бок, вел пальцами по бедру к ягодице, Мишка накрывал его руку своею ладонью:
- Лёль, я – устал, - и закутывался в одеяло.
- Ты меня больше не хочешь? – не сдержался, наконец, Олег.
- Нет. С чего ты взял?
- Когда у нас было в последний раз - помнишь?
- Позавчера? – с неохотой спросил Мишка.
- Восемь дней назад!
- Ты считал?
- Считал, - в голосе Олега был металл. – У тебя кто-то появился?
- Нет. Просто нет настроения.
Мишка отворачивался к стене и засыпал. И не знал, не чувствовал, что Олег, дождавшись, когда его дыхание станет спокойным и ровным, долго ласковыми пальцами выводит у него на спине и плече буквы: «Минечка, не уходи! Не бросай! Я люблю тебя, Минька!»
* * *
Света позвонила в четвертом часу утра:
- У Юрика тридцать девять и шесть!
Олег обмер:
- Скорую вызвала? Жди, мы приедем. Миня, вставай!
Мишка, умотанный работой и стеклением балкона, спросонку никак не мог врубиться, что случилось. А Олег тряс его за плечо, одновременно набирая какой-то телефонный номер:
- Юрка заболел. Вставай! - и сразу, без перехода, в трубку: - Игорь, извини, что бужу. Есть у тебя знакомая детская реанимация? Срочно надо.
Мишка сообразил, наконец, что к чему. Они бежали по ночным дворам, когда еще раз позвонила Света:
- Агнина. В больницу везут.
Пока они добрались до Светкиного дома, скорая уже уехала. Они пошли пешком к больнице, но Света позвонила еще раз и сказала, что температура спала, ребенок спит, жизнь его вне опасности. Они возвращались домой по предрассветному городу. Недавно прошла Пасха. И над дверями частых в этом районе церквей светились надписи «ХВ»*.
- Я думал, ты его совсем не любишь, - сказал Мишка.
- Зачем ты про меня так? – в голосе Олега прозвучали укор и обида.
- Давай, сходим в церковь, поставим свечку Юрке за здравие? Они сейчас уже откроются, наверно.
- Нам с тобой, поди, в церковь нельзя. Мы – грешники.
- Не грешнее других.
Они остановились в тени большого тополя недалеко от церковных ворот. Медленно светало. Пришел мужчина в длинной церковной одежде, побренчав ключом, открыл высокую дверь, перекрестился и вошел. От стены отделилась незаметная до того фигура, и пожилая женщина скользнула в полутьму храма. Ребята подождали еще и вошли. Мужчина шел вдоль ряда икон и зажигал свечи.
- Проходите, молодые люди! – окликнул он застывшие в дверях фигуры.
- А можно свечку «за здравие»? – спросил Мишка. – За раба Божьего Юрия, ребенка. Очень надо.
Мужчина отошел к небольшому прилавку, взял с полки свечу и протянул им.
- Денег пожертвуйте, сколько считаете нужным.
Олег сунул в ящик с прорезью купюру. Они прошли в предел, зажгли фитилек от лампады и приладили тонкий восковой цилиндрик в медный подсвечник.
- «О Пресвятая Владычице Дево Богородице, спаси и сохрани под кровом Твоим младенца Юрия. Укрой его ризою,…» - зашептал Мишка слова, которым учила его когда-то в детстве баба Зоя.
Олег придвинулся чуть ближе, чтоб слышать его голос. В церковь тянулся народ. Большие свечи, зажженные у алтаря, оттеснили темноту. И золотые оклады икон отражали дрожание огней. Мишка дочитал молитву и оглянулся на друга.
- Пойдем? – спросил тот.
Они вышли из храма. Солнце уже встало. И по высокому светлому небу, по теплому ветру, по запаху мокрых деревьев уже чувствовалось, что наступила весна.
- У нас всё будет хорошо! – сказал вдруг Олег. – Всё наладится. Обязательно. Правда!
* * *
В мае Свету вызвали в Молдавию: ее матери после несложной «женской» операции нужен был уход и помощь по хозяйству. На две недели Юрка переехал к «папам». Утром Олег отводил его в садик. Вечером Мишка забирал. И сам возился с малышом, почти не оставляя его наедине с Олегом.
До возвращения Светы оставалось три дня. А у Лехи случился переезд: он долгожданно разъезжался с тещей. Отказать в помощи было нельзя. Мишка с заводскими мужиками приехал к Лехе после работы. Таскали шкафы по узкой лестнице пятиэтажки, грузили в «Газель». Грохнули вешалкой окно в подъезде. Мишка веником сметал битое стекло со ступеней, когда нервно позвонил Олег:
- Что у тебя?
- Заканчиваем грузить. А что?
- Юрка скулит, домой идти не хочет. Давай, приезжай!
- Не смей так про него: «скулит». Он что - собака? Дай ему трубу!
Олег передал мобильник сыну, и Мишка долго рассказывал малышу про фуражку пограничника, которую купит ему на праздник*. Наконец, они вынесли на улицу последнее кресло, и Мишка у мужиков отпросился. Сказал: дела. Лёха руку ему пожал: «спасибо за помощь», и Мишка поехал домой. Когда лифт остановился на их этаже, первое, что он услышал – это громкий, сердитый голос Олега и детский плач. Он открыл дверь своим ключом. Олег стоял посреди коридора и орал на сына:
- Никогда не смей так делать! Ты не дорос еще решать, что – можно, а чего – нельзя!
Юрка рыдал, втянув голову в худенькие плечи.
- Иди, и подумай о своем поведении! – Олег схватил малыша за локоть и начал заталкивать в ванную комнату.
- Папа, не надо! – визжал малыш.
- Лёля! – громче него заорал Мишка.
Олег обернулся на него раздраженно и, пока Мишка разувался, затолкал упирающегося ребенка в ванную и закрыл дверь на щеколду.
- Открой быстро! – Мишка сжал кулаки от злости.
- Нет! – Олег в запАле загородил ему путь.
Но Мишка, стальной хваткой вцепившись в ворот Олеговой рубашки, отволок его от двери, рванул за ручку. Задвижка отлетела. В темноте захлебывался слезами Юрка. Миша присел к нему, обнял и легко поднял на руки:
- Всё, всё. Не плачь. Пойдем.
- Не трогай! Он наказан! – запоздало выпалил Олег.
- Это ты Богом наказан, урод! – зло бросил Миша, протискиваясь мимо него с ребенком на руках.
- Ты спроси, что он сделал!? – торопливо зачастил Олег. - Он от меня через дорогу побежал, прямо под автобус.
Мишка, обувавший Юрика, выпрямил спину и замахнулся на Олега:
- Сейчас как врежу! Чтобы понял, что если ТЫ с ребенком рядом, то ТЫ отвечаешь, чтоб он через дорогу не бегал. А не он в свои три года!
Олег отшатнулся, но это было лишним: Мишка, конечно, не ударил. Он подхватил плачущего малыша и с силой хлопнул за собой дверью.
- Сволочь! – яростно выдохнул ему вслед Олег.
Постоял у двери. Подошел к окну. Мишка шел по двору, что-то негромко говоря плачущему у него на руках Юрке. Олег набрал Мишкин мобильный:
- Ты ему – никто! Я заявлю в полицию, что ты украл ребенка! – отчаяние и беспомощность прорвались в этих злых, жестоких словах.
В трубке было слышно, как всхлипывает Юрка. Миша жестко отрезал:
- Я отдам его только Свете или Наташе. Слава богу, кроме отца-идиота у него есть нормальные родные. Нас не ищи. Мне есть, где переждать, пока я смогу его отдать в безопасные руки. Не думай, что из-за того, что ты – папаша, тебе полиция его вернет, чтобы ты над ним глумился. И не звони мне больше! – в трубке заныли короткие гудки.
- «Есть, где переждать», - скривился Олег. - Жертва, ****ь, домашнего насилия! – он с силой швырнул телефон об стену. Корпус разлетелся на две части.
Он пошел в комнату и лег вниз лицом. К нему подступало знакомое по московскому времени удушье. Плечи дрожали. Казалось, что сейчас кончится воздух во всем мире. Он пытался считать, чтобы взять себя в руки по «Мишкиному способу», потом вскочил и метнулся в ванную - умыться холодной водой. Но в закрытом помещении липкий ужас едва не заставил его закричать. Он обулся, хотел выйти из квартиры, чтобы, если он потеряет сознание, его нашли и вызвали скорую…. Потом ему стало лучше. Он привалился к стене, обнимая себя двумя руками. Когда смог нормально дышать, поднял с пола мобильник и отлетевший от него аккумулятор, включил. И тут же зазвонила сестра.
- Олег, что случилось? Миша просил, чтобы я приехала в субботу.
- Юрке костюм нужен какой-то на праздник. Хотели посоветоваться, - сходу соврал Олег. – Ты приедешь?
- Олежка, точно - не беда? – было слышно, как дрожит ее голос. – Где Юрик? С ним всё в порядке?
- Они гуляют с Мишей.
- Хорошо, я постараюсь! У меня, правда, пробный ЕГЭ в субботу. Но я договорюсь ….
- Мы позвоним в конце недели, - Олег изо всех сил старался попрощаться спокойно: он не мог допустить, чтобы сестра, а тем более, мама надумывали что-нибудь страшное про них.
Мишка сбрасывал его звонки. Арни, Лёха и еще пару Мишкиных институтских приятелей, чьи телефоны пришли Олегу на память, ничем помочь не смогли. Олег нервно маячил из комнаты на кухню и обратно, когда позвонил Игорь:
- Привет! Спроси у меня что-нибудь….
- Чего? – растерялся Олег.
- Ну, тебя что-нибудь сейчас волнует? Важное?
Он с минуту тупил, потом понял:
- Они у тебя?
- Да. Я обещал ничего тебе не рассказывать. Но всё же – ребенок…. Что у вас случилось-то?
- Поссорились, – Олег выдохнул с огромным облегчением. – Забрать их? Юрка плачет?
- Нет. Когда пришли, уже смеялся. Но видно, что глаза зарёванные. С ним Алёна занимается.
- Найдешь, где их устроить?
- Да как-нибудь уж потеснимся.
Они прожили у Игоря три дня – до самого приезда Светы. И Игорь, и его Алёна помогали возиться с ребенком. Через пару дней Олег вечером понял, что Мишка днем заходил домой и забрал часть своих вещей.
Светлане Миша ничего не сказал о конфликте. В первые же выходные она позвонила Олегу:
- Забёрете сына на субботу?
- Да! – облегченно выдохнул он.
Когда Юрка, уже напрочь забывший о скандале, сидел на их кухне и ел размоченное в чае печенье, Олег набрал Мишку:
- Минь, ребенок – у меня.
- Поздравляю! Ты уже наорал на него и запер в ванной? – хмуро буркнул Мишка.
Олег собирался просить Мишку вернуться. Но после этих слов зло сказал: