Но, и надев корону, он продолжал отмахиваться от намеков, становившихся все прозрачнее и прямее, – а не пора ли наконец Ристу подарить королеву, а тебе – обеспечить себя наследниками? Дошло лишь, когда Силвер очутился на госпитальной походной койке после финального сражения с хазратской конницей. От многочисленных ран спать было невозможно, так что все лихорадочные ночи оказались к его услугам для сомнений и раздумий. И в одну из таких ночей пришла к нему простая и ясная мысль: а вот умри он сейчас, и его серебряный Рист, все его победы и достижения загребет под себя жирный слизняк Финеар… И всё лишь потому, что ему было некогда и неохота заниматься поиском королевы.
А ведь ему и искать особо не приходится!
Так что уже на следующее утро озабоченный секретарь записывал надиктованное послание – как он сейчас сам понимает, краткое и деловитое до оскорбительности: я, такой-то такой-то, передаю привет тебе, князь Рагнар, и желаю жениться на твоей дочери Хельге, а буде она уже замужем, на любой другой твоей дочери, лишь бы та была крепка и умом и телом. Приехать сейчас не могу, поскольку ранен, но ко дню прибытия своей невесты надеюсь подняться на ноги. Все союзные обязательства подтверждаю, брачный контракт прилагается… Когда секретарь попытался уточнить условия контракта, отмахнулся: «Нас в долги тяжкие не вгони и девицу не обидь. А вышлите бумаги сегодня же!» Бедный секретарь впал в тоску и отчаянье, но взывать было уже не к кому, поскольку король, сочтя вопрос решенным, провалился в беспамятный сон, который целители с одинаковым правом могли счесть и предсмертным, и сном выздоравливающего. Он выбрал последнее.
Предполагаемый тесть оказался понимающим и расторопным, незамедлительно (через каких-то пару недель) отправив в Рист свадебный поезд с дочерью. А вот что эта самая дочь, заочная силверовская невеста, тоже может выбрать, причем нечто совершенно неожиданное, никому и в голову не приходило…
Запыхавшийся господин полицмейстер влетел в дверь, как раз когда в комнате воцарилось звенящее молчание: Эмма явно не знала, что сказать, а он хорошо знал, но, как назло, не мог сейчас вспомнить ни единого приличного слова. Полицмейстер кинул быстрый взгляд на княжну, на короля и попытался принять свой обычный невозмутимый вид.
Силвер оскалился раздраженно:
– Что, Эрик? Боялся, здесь прольется чья-то кровь?
Эрик отвесил ему не привычный короткий кивок, как обычно наедине, – полноценный поклон.
– С приездом, ваше величество! Я просил передать, чтобы вы сразу же встретились со мной – в любое время дня или ночи, но, вы, видимо…
И не закончив, замер, изображая полный почтения вопрос всей своей тощей сутулой фигурой. Он молча смотрел на друга. А ты, видимо, собирался принять первый удар королевского гнева на себя? Чего ты боялся, Эрик? Что я излуплю ее, удушу, в темницу брошу – и тем создам нежелательный повод для межгосударственного конфликта?
Король произнес:
– Видимо, мы должны послать нашему союзнику и другу князю Рагнару радостное известие о том, что его потерянная дочь нашлась.
– Уже, – отозвался Фандалуччи быстро.
– Вот как.
Значит, действительно боялся, раз решил подстраховаться и оповестить князя прежде, чем король надумает, что сотворить со своей несостоявшейся невестой. Ну что ж… умно, и не знаешь – то ли наказать полицмейстера за самоуправство, то ли поблагодарить за заботу о… государе и государстве.
– Значит, решено, – произнес он, глядя поверх головы женщины. – В течение двух недель сюда прибудет ваш отец, и я передам ему вас из рук в руки. Во избежание повторения истории.
– Я не собираюсь никуда бежать, – сказала Эмма устало.
Он проигнорировал ее слова. Обвел глазами комнату, старательно огибая женщину взглядом.
– Надеюсь, условия содержания вас устраивают и жалоб на жестокое обращение или на то, что вас морят голодом, вы нам не предъявите.
– Если желаете, могу дать в этом расписку, – в ее ровном голосе прорезался гнев. – Еще и с личной печатью!
Взгляд короля задержался на узком, забранном решеткой окошке: он вспомнил, как Эмма восхищалась большими светлыми окнами в его доме. Да и для рисования эта комната темновата… С какой стати это-то его заботит?
– Всего наилучшего… ваше сиятельство!
Ответа он не дождался – или тот был слишком тих, или Эмма просто промолчала.
Он стремительно пошагал по коридору и услышал, как друг устремился за ним следом.
– Силвер! Подожди!
Не оборачиваясь, король рубанул ладонью воздух.
– Оставь меня!
Хотя бы на время.
Хотя бы до тех пор, пока расхочется крушить все вокруг.
Глава 2. В которой полицмейстер ведет речь об одиночестве
Я в изнеможении откинулась на спинку стула. Разговор обессилил меня настолько, что, казалось, лучше б Силвер меня избил, тогда бы боль тела заглушила боль души.
А тут страдало и то и другое. Я обхватила руками колени, прижалась к ним лицом, вздрагивая в сухих беззвучных рыданиях. Ах, Кароль, Кароль, что же я наделала!
Не знаю, сколько прошло времени, но, подняв голову, я увидела господина полицмейстера, безмолвно стоящего на пороге. Поспешно выпрямилась – я вовсе не собиралась публично демонстрировать глубину своего раскаяния… или вызывать жалость у королевского друга и соратника.
Фандалуччи кивнул, словно услышав мои мысли. Прошелся по комнате, как совсем недавно Кароль… Силвер. Правда, не столь резко и стремительно, еле сдерживая свой гнев, – медленно, как бы в раздумьях.
– Итак, ваше сиятельство?
– Итак, господин полицмейстер? – я бессознательно скопировала его интонацию, и по лицу Фандалуччи скользнула слабая улыбка.
– Кажется, вы вызвали гнев нашего общего приятеля.
Это не требовало подтверждения, поэтому я промолчала.
– Позвольте узнать только одно – зачем вы это сделали?
– И вы называете это «только одно»?
Фандалуччи остановился прямо передо мной.
– Я верный слуга и, смею надеяться, друг его величества.
– Я это знаю.
– Меня интересуют не собственно причины, а только было ли в вашем исчезновении нечто, направленное на причинение вреда его величеству в частности и Ристу как государству в общем?
Я подняла брови:
– Больший вред, чем я уже причинила?
Услышав, как господин полицмейстер хмыкнул уже явственно, я, к своему удивлению и радости, поняла, что в стане противника у меня имеется неожиданный союзник.
– Вы разрешите присесть?
Фандалуччи опустился на стул с явным облегчением. По-простецки потер костлявые колени, словно они у него ныли.
– Я намеревался увидеться с его величеством раньше, чем он узнает о вашем… возвращении.
Я оценила деликатность подобранного определения. Фандалуччи продолжал столь же доверительно:
– Видите ли, его величество бывает иногда несколько… несдержан.
– О! Неужели? Ни за что бы не подумала!
Он проигнорировал мой сарказм.
– Иногда этот гнев напускной. Но по-настоящему Силвер выходит из себя, когда его доверие теряют те, кто ему действительно дорог.
Пауза. Я грустно кивнула.
– Это я тоже уже поняла.
Полицмейстер откашлялся перед тем, как задать следующий вопрос:
– Прошу прощения за мою неделикатность, но были ли вы уже близки с ним… в телесном смысле?
Я молча покачала головой.
– О, – произнес господин полицмейстер, кажется, даже с разочарованием. – Это меня крайне удивляет… – Фандалуччи верно расценил выражение моего лица и поспешил добавить: – Я ни в коем случае не хотел обвинить вас в легкомысленности, просто его величество… – Он замялся, подыскивая слова, и я подсказала:
– Не жалейте мои уши, господин полицмейстер! Вы хотели сказать, что его величество – бабник?
– О, нет-нет, – поспешно заявил Фандалуччи. – Просто он пользуется большим успехом у дам и всегда крайне… целеустремлен, поэтому я предполагал, что…
– Оставим в стороне привычки и склонности его величества, – перебила я. – Что бы изменилось, если б мы, как вы предполагали, состояли в интимной близости?
– Просто он всегда добр по отношению к своим женщинам, пусть даже и…
– Недостойным?
Фандалуччи качнул головой:
– Я бы сказал по-иному.
– Как бы и что бы ни сказали и даже ни подумали вы и его величество, – горько признала я, – вам не придумать слов сильнее и сквернее, чем говорю себе я. Но я все же не собираюсь соблазнять Ка… Силвера, чтобы умерить его гнев. Если, конечно, вы, господин полицмейстер, собирались это мне предложить.
– Признаться, собирался, – откровенно ответил Фандалуччи. – Судя по всему, вам не пришлось бы прилагать для этого каких-то особых усилий.
Я вспомнила некоторые моменты общения с Каролем. Да уж… Фандалуччи внимательно следил за моим лицом. Я готова была поклясться, что он буквально читает мои мысли, потому что полицмейстер вновь кивнул.
– Этот союз крайне желателен и выгоден обеим нашим странам, ваше сиятельство. Политический, военный и семейный союз.
– Я знаю. Я всегда это знала. И вы видите, как я распорядилась этим знанием!
– Я сказал это как верный слуга его величества. А теперь я говорю уже как давний друг Кароля, которого вы знали…
Фандалуччи вновь откашлялся, как бы готовясь затронуть следующую деликатную тему.
– Возможно, такова участь любого монарха, но с каждым годом он становится все более одиноким. Недаром Силвер завел эту птицу: та не ищет его милости и выгоды для себя или своих родственников, ей довольно лишь бережных рук, горсти семян и чистой воды. У меня, – полицмейстер задумался, словно взвешивая себя на невидимых весах, – тоже весьма умеренные аппетиты, и я не предам его, как бы и что бы мне ни сулили… а предлагали многие и многое, уж вы мне поверьте! Так что у него остались только я, эта птица… и его вторая, площадная, жизнь.
– Кстати, – незавидная участь участью, а ведь любопытство все равно меня не покинуло! – Расскажите, как так получилось, что король Силвер превратился в Человека С Птицей?
Господин полицмейстер наконец улыбнулся – хоть и коротко, но вполне по-человечески.
– О, это очень давняя история! А началась она…
Глава 3. В которой появляются Кароль и Лис
Началась она, когда на улицах Риста повстречались двое мальчишек. Своевольный и упрямый принц, то и дело сбегавший из-под контроля воспитателей и родителей – да и то сказать, у царственных супругов наследников насчитывалось даже с избытком; это до зрелого возраста дожили лишь Аггелус и Силвер. В семье приехавшего из Фьянты корабельного плотника детей тоже было немало, поэтому к делу их приставляли сызмальства. Только один вышел непутевый, все норовил от работы отлынивать да удирать – даже несмотря на регулярную порку. Мало того (благо не знали его добропорядочные родители), он и крутился еще на площади, норовя чего стянуть у торговцев или выполняя мелкие поручения контрабандистов.
Незнакомого долговязого мальчишку, иногда появлявшегося на площади, Эрик принял за удачливого вора, который при хорошем раскладе любит сорить деньгами направо-налево: то помог Толстой Берте, торговке рыбой, у которой слег муж и некому стало кормить семь голодных ртов, то выручил из долговой ямы проторговавшегося купца, то скупил по какой-то прихоти картинки помиравшего от запоя художника… Эрик с самого детства любил докапываться до сути и решил разузнать, откуда этакий мот взялся и откуда у него этакие шальные деньжищи. Проследил, как тот уходит через Королевский сад во дворец: ага, поди, там же и служит, да потихоньку таскает оттуда вещички и деньги! Однако дворцовый парень тоже оказался не дурак: слежку заметил и задал тощему рыжему шпиону хорошую трепку. Впрочем, и тот отбивался отчаянно, понаставив будущему королю отменных синяков.
После драки подростки сдружились, образовав странный союз – мошенников – не мошенников, контрабандистов – не контрабандистов – благородных разбойников своего рода. Кароль обожал рисковать и договариваться, Эрик – наблюдать и рассчитывать. Удачные ставки и участие в контрабанде частенько приносили парочке доход, с которого друзья условились всегда отдавать некий процент в пользу нуждающихся.
Вскоре Кароль нашел еще одну выгоду от своих вылазок. На улочках и площадях Риста всегда можно разжиться тем, что крайне редко доходит до королевского трона: информацией и слухами, которые суть та же информация, просто переработанная народными умами. Можно сказать, он начал шпионить на самого себя и так в этом преуспел, что мог бы продавать добытые сведения не только главному полицмейстеру, но и службе безопасности государя. Ведь мало кто заподозрит в шустром и щедром мальчишке персону, рядом с которой лучше не распускать языки. Да и в подросшем улыбчивом парне тоже. К тому времени уже и главная площадь и закоулки Риста признали его за своего – удачливого и обаятельного проныру, делавшего немало добра, не примкнувшего ни к одной городской банде или воровской гильдии, но сумевшего внушить уважение к себе настолько, что иногда его даже призывали на сходки как третейского судью.
И всегда рядом с ним был молчаливый и внимательный Лис Фандалуччи. К тому времени тот уже знал, кто таков его приятель, но, как ни странно, это ничего не поменяло в их дружбе…
Теперь эти два взрослых, хоть и не сказать, чтобы окончательно остепенившихся мужчины – один король, другой его правая рука и главный советник – сидели в кабинете и неспешно приканчивали бутылочку фьянтского красного. Силвер рассеянно рассматривал на огонь рубиново сияющее вино в бокале. Эрик с удовольствием грел у камина костлявые ноги: застуженные когда-то суставы ныли, предсказывая ухудшение погоды.
Сгущались в комнате тени. Сгущалось молчание. Когда его можно было уже просто резать ломтями, подал голос тот, кто и должен был его нарушить.
Король произнес:
– И что же?
Полицмейстер с готовностью ответил:
– Собственно, ничего нового княжна мне не сказала. Считай, твердила то же самое, что и тебе: не знаю, не злоумышляла, просто так оно как-то вышло…
– Зато ты наговорил ей много чего, – промолвил король с неудовольствием. – Наверняка пытался давить на женскую жалость: рассказывал о моем несчастном одиночестве и долгих хладных ночах, так?
– Что-то в этом роде, да.
– И как же она среагировала? – спросил Силвер с неожиданным для себя любопытством. Эрик зорко поглядел на него поверх края поднесенного ко рту бокала.
– Не сказать, чтобы принялась тут же лить по тебе горькие слезы…
Силвер невольно усмехнулся.
– О да, этого от нее не дождешься!
– Силвер, – сказал Фандалуччи и сделал глоток. – Когда я вернулся, Эмма плакала.
Король резким движением выплеснул в огонь остатки вина из бокала.
– Да она не только рыдать, еще и на коленях передо мной ползать должна, чтобы вымолить прощение!
– Вот этого ты точно от нее не дождешься.
– Знаю.
– И знаешь, как нужен нам этот союз?
– Эрик, я еще не страдаю старческой забывчивостью!
– Ну, тогда за будущее страны я спокоен! Наш король все знает и все помнит!
– Пусть судьбу княжны решает ее бешеный папаша!
– А кто же решит нашу? – смиренно спросил Эрик.
Глава 4. В которой Эмма переселяется
На следующий день все тот же господин, которого я звала про себя Безликим, потому что назвать свое человеческое имя он упорно отказывался, предложил сопроводить меня на прогулку. Это что-то новенькое! Страж молча ждал у двери, пока я торопливо надевала теплые вещи, боясь, что он (а скорее всего кто-то другой, давший на то разрешение) возьмет да передумает.
Рист гневался. По-другому я никак не могла определить это хмурое небо со стремительно несущимися темными тучами, грозящими ледяными дождями, а то и снегом (просто готовая акварель, только бери и пиши!); хлесткий ветер, налетавший на меня из-за каждого угла и поворота; недолгий, но больно секущий щеки дождь… Казалось, город знает, что я не имею никакого права здесь находиться, и стремится наказать меня за это.