– Умно! – выдохнул князь с восхищением. – Ай да дочка, вся в меня! Умно, скажи же?
– Умно, – согласился он. Что отрицать: и умница-разумница, и воспитанная-превоспитанная, и при всех, как говорит Эрик, женских достоинствах… Только что это меняет?
– А вот скажи ты нам, – теперь Рагнар взялся уже за дочку, – какая такая шлея тебе под хвост попала, что ты удрать от нас с Силвером задумала?
«От нас», отметил он. Ну уж нет, княжеский папа, ты нас в одну-то семью не записывай! Ибо бесполезно. Он ожидал, что Эмма будет опять бормотать нечто невразумительное, как тогда, когда он задал ей точно такой же вопрос. Но княжна ответила просто, не задумываясь:
– Я струсила.
Пауза.
– Струсила? – повторил князь и вопросительно поглядел на него как бы в поисках объяснений. Он едва заметно пожал плечами: и самому, мол, интересно и непонятно.
– Прости, отец. Я подвела тебя. Подвела нас всех.
Князь засопел. Он все глядел и глядел на свою дочь с сомнением, как бы подозревая, что его дурят.
– Струсила? Ты?! Да ни в жизнь не поверю!
Эмма не сводила с отца глаз. Они вновь начали наливаться слезами, и Рагнар, раздраженно махнув на дочь рукой, повернулся к Силверу.
– Женщины! – сообщил, пожимая плечами, словно тяжелый вердикт эскулапа вынес. – Иногда как напридумывают чего несуразного вовсе, вобьют себе в головы, а потом вот такое и… Вот ты что думаешь, у нас с Марией сразу все срослось? Мы…
Не желая вникать в семейную историю Волчьего князя, Силвер перебил:
– А вы знаете, что ваша настоящая принцесса и замужем уже успела побывать?
Эмма метнула в него укоризненный взгляд, и он – вот странно! – ощутил себя на мгновение виноватым. Рагнар развернулся к дочери всем корпусом.
– Да?!
Та кивнула.
– Ишь ты! А чего ж с зятьком меня не познакомила?
– Он умер.
– Поди, вертопрах какой? Художник? Умер – ну и хорошо, – спокойно сказал князь. – А то бы я его на рее собственными руками вздернул. Ишь чего удумал, моей дочурке голову дурить!
Подумал и вновь развернулся к Эмме. Спросил – даже с надеждой:
– А может, у меня тогда и внучок уже имеется? Или хоть внучка какая-никакая?
– Нет, батюшка.
На этот раз Рагнар похлопал ее по плечу уже с сочувствием.
– Ну ничего, в следующий раз обязательно получатся. Дети – они такие, приходят, когда их никто не ждет!
Правильно расценил выражение лица Силвера, потому что расхохотался:
– А ты что же, девственницу в жены ждал? Так тогда тебе в другом месте невесту надо было искать! У нас девки знаешь какие – у, огонь! Если уж кого из парней выберут – за волосья тащи, не отцепятся. А сыночка родит – живо замужем окажется, ибо настоящая женщина, плодовитая! Это тем, – он благодушно махнул полуобглоданной костью на короля, – кто сравнения по мужеской части боится, непременно девица требуется. Чтобы других мужчин не знала. А мы-то на девственности не повернуты, – Рагнар подмигнул зорким серым глазом под мохнатой бровью, – хотя и с удовольствием ее лишаем, гы-гы!
Не выдержав, Силвер глянул на Эмму – та смотрела на него, криво улыбаясь. Улыбку ее можно было понять двояко. Да, говорила эта улыбка, извиняясь, мой отец таков! Да, утверждала эта улыбка с вызовом, – я такова! И что?
Тихой воде не верь…
Да и ничего, ответил он взглядом. Что мне до вас вообще за дело? Кого ты там до своего Агнази любила, кого после…
Но только вот чего же ты все-таки испугалась или что себе напридумывала и потом испугалась? Раз твой отец не спрашивает, придется задать вопрос мне.
Но едва он открыл рот, как Рагнар сказал:
– А не пойти ли тебе, дочура, спать? А мы тут с королем по-своему, по-мужски потолкуем.
Эмма с сомнением перевела взгляд с отца на Силвера, но все-таки послушно поднялась. Прошелестела: «Спокойной ночи, ваше величество, спокойной ночи, ваше сиятельство», – и тихо удалилась.
А вот теперь князь всерьез возьмется за его обработку: растолкует про сложную международную обстановку на полустрове, про выгоды от этого брака для обеих сторон, про скрытые и открытые достоинства своей дочуры…
Но Рагнар улыбался ему заговорщицки:
– А не надраться ли нам, Силвер? Как тогда на Пике, а?
И он почувствовал, как губы растягивает ответная ухмылка. После снятия осады они несколько дней беспробудно пили. Такого жуткого пойла и такого жестокого похмелья у него не было ни до, ни после. Но те три дня были просто… феерическими.
– А почему бы и нет?
Глава 6. В которой происходит межгосударственная попойка
– Они заперлись во внутренних покоях и выкладывают друг другу государственные секреты!
Господин полицмейстер, обычно крайне аккуратно одетый и волосок к волоску причесанный, выглядел сейчас всклокоченным и помятым – видимо, с трудом вырвался из гостеприимных рук запивших владык. Но избежать насильственного вливания ему явно не удалось: от него отчетливо разило свежим винным духом. Язык слегка заплетается, глаза блестят, рыжие волосы стоят дыбом – то ли от ужаса, то ли потому, что его за них основательно оттаскали…
– Я пытался остановить его величество, но знаете, куда он меня послал, знаете?!
С трудом сдерживая улыбку, я успокаивающе похлопала Фандалуччи по руке.
– Точного направления не знаю, но догадаться могу. Не расстраивайтесь так. Когда они протрезвеют, вряд ли кто из них вспомнит, о чем вообще шла речь!
– Остается только на это и надеяться, – пробормотал несчастный полицмейстер. – Но говорят, у этого клятого Волчьего князя печень и мозги просто луженые… ох, простите, ваше сиятельство!
Я все-таки рассмеялась.
– Вам не за что извиняться, господин полицмейстер, так оно и есть! Но мне почему-то кажется, что наш князь и ваш король друг друга в этом смысле стоят. И еще – опять же мне это только кажется – в государственных секретах они постараются друг друга как следует надуть… то есть дезинформировать.
Фандалуччи слегка просветлел: эта мысль ему в голову не приходила.
– Да, пожалуй, так оно и есть!
– Как поживает наша общая знакомая, дама Грильда?
Господин полицмейстер принялся рассматривать осенний пейзаж за окном.
– Неплохо.
– Вы ведь часто с ней видитесь?
Мужчина откашлялся.
– Ну как вам сказать… Достаточно регулярно.
– Грильда – настоящее сокровище, ведь так, господин полицмейстер? – продолжила я с мягким нажимом.
Фандалуччи взглянул мне в глаза прямо.
– Вы совершенно правы, она редкая женщина!
Мы посидели еще в мирном и слегка смущенном молчании. Ну хоть этой паре есть польза от того, что я теперь не живу в доме Грильды, – Фандалуччи может посещать свою даму без стеснения.
– У меня к вам просьба, господин полицмейстер.
Его смягчившийся взгляд моментально стал привычно-оловянным.
– Да, ваше сиятельство?
– Я написала письмо и хотела бы его отправить. – Я протянула ему сложенную бумагу, Фандалуччи посмотрел на нее с некоторой опаской. – Оно не запечатано. Вы можете прочесть и убедиться, что в нем нет ничего такого… государственно-секретного. Это письмо моему доброму знакомому во Фьянту. Он занимается продажей моих картин, и я хотела уведомить его о перемене места жительства и о том, что полотна будут отправлены попозже, уже из Нордлэнда.
Фандалуччи взял письмо, но читать не стал.
– Хорошо, ваше сиятельство, я это письмо принял. Но вы же понимаете, без разрешения его величества я не могу ничего…
– Ох уж! – непочтительно выпалила я. Губы полицмейстера дрогнули в легкой улыбке, но он продолжил, как будто его не перебивали:
– …но обещаю, когда их августейшие особы…
– …выйдут из запоя?
– …придут в себя, ваше письмо будет представлено его величеству для ознакомления.
– И еще одна просьба… Да не пугайтесь вы так, господин Фандалуччи, ничего страшного или запрещенного! Я просто хотела бы еще раз посетить Королевскую галерею перед отъездом. Вряд ли мне потом представится такой случай, ибо вряд ли я когда-нибудь вернусь в Рист.
Полицмейстер, глядя в окно, в задумчивости вытянул губы.
– Пожалуй, это можно устроить. Хотя я все же попробую предварительно получить разрешение его величества.
* * *
Силвер с наслаждением плескал в лицо ледяной водой, ежился и фыркал; вновь заглядывал в зеркало. Слава всем богам, горящая от холода кожа сменила пастозно-белую, прояснились… да и просто раскрылись отекшие глаза. Он оттянул нижние веки и скривился, обнаружив красную сетку расширенных сосудов и легкую желтизну белков. А его несостоявшийся тесть бодр, здоров и весел; и ни следа от трех дней беспрерывных возлияний! Вон в соседней комнате басит и хохочет, завлекая придворных дам, и без того слетавшихся на морского дикаря роем, словно мошки на пламя свечи. Силвер пришел к неутешительному заключению, что опыт таки взял верх над молодостью. Что называется, мастерство не пропьешь. Тем более если это мастерство пития…
Смена одежды. Завтрак. Ворох бумаг на рассмотрение и подписание (часть наиболее важных он отложил, не надеясь на себя сегодняшнего, еще и утреннего). В кабинет прокрался лис Эрик, посмотрел на него и вытянул губы трубочкой: «У-у-у!»
– Сам знаю! – буркнул он. – Входи и молчи.
Эрик ненавязчиво расположился рядышком с кавой и принялся за бодрящий напиток и сдобные пышки. Он понаблюдал за другом пару минут и профилактически отодвинул кувшин подальше: а то так и страждущим, то бишь ему самому, ничего не достанется!
Лицо Эрика смутно напомнило ему…
– Ты заходил к нам во время… гм… нашего общения с князем?
– Во время вашей трехдневной попойки? – уточнил дотошный полицмейстер. – Заходил, и не раз. Пытался призвать тебя к государственным делам.
– А я? – спросил он, заранее зная ответ.
– А ты меня посылал. Во всех направлениях… причем весьма и весьма неожиданных. Еще и твой… якобы родственник подсказывал. Перечислить, что я запомнил? – и Эрик собрался загибать пальцы.
– Не стоит! – поспешно отказался он. Кажется, эти самые направления он тоже сейчас припоминает. Некоторые весьма… затейливы, да. Алкоголь частенько не только отключает мозги и память, но и приносит неожиданное вдохновение.
– А ты помнишь, как сдавал Волчьему князю наши государственные секреты?
– Да ты что! – послушно ужаснулся Силвер. – Как я мог?!
Эрик зорко посмотрел на него и вдруг расслабился: вольготно вытянул ноги и отхлебнул еще кавы. Произнес задумчиво:
– А ведь Эмма была права!
На него будто снова холодной воды плеснули, но теперь уже за шиворот.
– Эмма? Ты о чем?
– Сказала, вряд ли вы выложите все как на духу, скорее, попытаетесь друг друга надуть.
Он невольно усмехнулся: эта волчья… Эмма, оказывается, неплохо его изучила!
– Н-ну… не совсем. Одну тайную тропку через Лунный перевал в Нордлэнд придется заменить… – (Эрик застонал.) – В игре против принца Корнелла нас теперь двое. – (Полицмейстер вжался в кресло.) – Ну и так… по мелочи.
– Вот эти твои мелочи меня как раз больше всего и пугают! – потребовал Фандалуччи. – Что еще?!
Он смущенно подергал себя за ухо. Сказал нерешительно:
– Ну… я все-таки не всё помню.
– Силвер, ради всех богов!..
– Но думаю, что и князь тоже! – поспешно добавил он. – Кстати, зато теперь мне известна одна бухточка, в которую доставляют контрабандный товар. И кое-какие подробности личной жизни герцога Фьянты тоже. Как думаешь, обмен неплохой? Я не очень прогадал?
– Лишь бы обмен был еще и честный… – проворчал Эрик.
Силвер отпил кавы, прежде чем задать следующий вопрос. Покатал на языке густую маслянистую жидкость – в одном глотке бодрящая горечь и мягкая сладость… Спросил небрежно:
– А княжна случайно к нам не заглядывала? Когда мы там… надирались?
Эрик хмыкнул:
– Боишься, что и ее невзначай послал?
– Есть такое дело, – признал он.
– Нет, не заглядывала. Видимо, женщина опытная, понимает, когда мужчинам надо расслабиться…
– А чем она тут занималась?
– Чем-чем, да рисовала, как обычно! Еще пыталась очаровать Стерха.
– Стерха? Это кто?
– Мой лучший шпион. Теперь еще и ее сторож. Ты же сказал приставить к ней лучших, вот я и приставил.
– И как… он?
– В каком смысле?
– Устойчив… к очарованию?
Эрик нахально заржал.
– Пока крепится изо всех сил, но уж и не знаю, надолго ли его хватит! Да ты никак ревнуешь?
Силвер серьезно обдумал вопрос, прежде чем признаться самому себе и другу: да. С чего это женщина, предназначавшаяся ему в жены, будет тратить свою редкостную улыбку, лучистый взгляд и волнующий грудной голос невесть на кого?! Пусть даже этот «кто» – его верный и лучший шпион. Помнится, во время пирушки они с князем сошлись во мнении: дочь его хороша безмерно, но безмерно же… мягко говоря – неожиданна. «От кого угодно мог ожидать! – вещал Рагнар, для пущей убедительности комкая на его груди рубашку. – Хельга – да! Там характерец – ого-го! Вся в меня! Бирте, младшенькая, балованная, тоже… с вывертами! Но Эмма! Ни слова против, глазки долу… а хороши у нее глазки-то, скажи же?» Скажу, соглашался он. Чистые, ясные, спокойные, будто горные озера, отражающие небо. «И тут такое вытворяет! Я уж, грешным делом, думал, нет ее на белом свете, сгинула моя доченька! А она, оказывается, у тебя под самым носом прячется. Ну и девка – и со дна моря выплывет, да еще и с рыбкой в зубах! Ну хитра-а-а!» Хитра, соглашался он. И ведь если хорошенько подумать, за все время знакомства с ним-Каролем она ему ни слова неправды не сказала. «А рисует как! Ничего я в этих картинках не понимаю, но ведь хвалят же! И покупают же!» А уж КАК рисует, я знаю куда больше твоего, Волчий князь. Он смотрел в пьяные и честные глаза Рагнара и говорил, что все равно на Эмме не женится. «А и дурак ты тогда, парень! – спокойно отвечал князь. – Наливай еще!»
Кстати, не помешало бы ему размяться-проветриться после попойки на высочайшем уровне (во всех смыслах этого определения), проверить, что там северная красавица поделывает. А заодно на этого своего верного шпиона взглянуть. Где она сегодня рисует?
– Нигде, – ответил Эрик. – Ушла она.
– …Что?
Видимо, что-то произошло у него с лицом, потому что Фандалуччи мигом подобрал ноги и сел прямо. Отчеканил:
– Их сиятельство изъявили желание посетить картинную галерею. Перед отъездом, сказали они. Я испросил разрешения у вашего величества, а вы изволили сказать, чтобы она шла… – тут полицмейстер сделал длительную паузу, подбирая слова, и он начал криво улыбаться: да добивай уже! Эрик закончил фразу с немилосердной деликатностью: – …куда ей только захочется. Княжна и пошла.
Он открыл было рот, и Фандалуччи тут же добавил:
– Разумеется, безо всякого официоза, но со всей полагающейся охраной!
Ой, Эрик, ты… Нет, не будет он говорить, что полицмейстер у него – чистое золото. Еще загордится. Впрочем, Лис и так все про себя знает. И про него – тоже. Потому что добавил безо всякого перехода:
– И если ты немного поторопишься, то в галерее ее и застанешь!
Глава 7. В которой преследуют Милену
– Опять плачешь?
Я вздрогнула и поспешно смахнула слезы: я даже не замечала их, того и гляди уже начнут капать с подбородка. И Кароля сегодня не заметила. Именно Кароля – он стоял передо мной в привычной одежде Человека С Птицей. И с птицей же в руке. Перевозбудившийся – видно, давненько не гулял – Джок верещал на всю галерею, и на нас начали оглядываться; кто с недовольством, кто с улыбками. Кароль смотрел поверх моей головы на «Танцовщиц Роз».
– Сегодня-то по какому поводу?
– Я счастлива.
Он быстро глянул на меня и вновь перевел глаза на триптих. Пробормотал:
– Что-то незаметно…
– Счастлива, – упрямо повторила я. – Пьетро был бы очень доволен. Его «Плясуньи» висят в столице большого государства, в открытой галерее, их может увидеть – и уже увидело, смотри, больше всего зрителей именно перед его картинами! – множество народа…