Ничего удивительно, что родители вскоре засобирались домой. Они каждый раз спешили уехать, как только улавливали возникающую между молодыми напряжённость. Алексей поначалу старался их останавливать, начинал убеждать, что им показалось, но потом понял, что ничего хорошего из этого не выходит и лучше, чтобы родители, на самом деле, уехали, и лишний раз не расстраивались.
Проводив родителей, Алексей прошёлся по пустой квартире, сегодня даже у няни Маши был выходной, Людочка после того, как подала ужин, ушла домой, и в квартире было непривычно тихо. Заглянув в детскую, он увидел жену, которая ходила по комнате, укачивая на руках хныкающего Антона. Заметив его в дверях, Соня махнула на него рукой.
— Уходи, — шикнула она, — увидит тебя, вообще не уснёт.
— Давай я его укачаю.
— Не надо.
— Соня…
— Я сама!
— Не кричи, — еле слышно рыкнул он и дверь закрыл, весьма недовольный тем, что его выпроводили.
Антон на самом деле долго не засыпал, Соня появилась в спальне только спустя минут сорок. Выглядела раздражённой и на него, Алексея, поглядывала с подозрением. Асадов смотрел телевизор, даже особо не стараясь вникнуть в суть фильма, просто наблюдал за судорожными попытками главного героя выпутаться из щекотливой ситуации, и на жену внимания не обращал. Она походила по комнате, присела перед туалетным столиком, но постоянно косилась на Алексея, стараясь в зеркале поймать его взгляд. Ей не терпелось начать какой-то разговор, Асадов это понимал, но она почему-то не решалась. В конце концов, скрылась ненадолго в ванной, а оттуда появилась в соблазнительной сорочке, шёлк мягко струился по её телу, а небесно-голубой цвет оттенял глаза.
— Что за фильм? — мягким тоном поинтересовалась она, ложась в постель и придвигаясь к мужу. Тот пожал плечами.
— Понятия не имею. — И переключил на другой канал. — Ты дверь в детской открытой оставила?
— Конечно. — Её рука оказалась на его груди. Погладила, но Алексей почему-то был уверен, что на романтический лад жена совсем не настроена, что-то её беспокоит. И оказался прав. — Алёш, а о чём вы весь вечер шептались?
— В смысле?
Соня отодвинулась от него и села, чтобы видеть его лица.
— Не притворяйся. Ты весь вечер о чём-то шептался с родителями, стоило мне выйти, а потом переглядывались. Думаешь, я не заметила?
— Ты обиделась?
— А ты думаешь, что нет? Меня никто всерьёз не воспринимает.
— Сонь, это обычные разговоры между сыном и родителями, вот и всё.
— Ах, так они у тебя выспрашивают, хорошо ли тебе со мной живётся?
— Соня!
— Ну что? Я хочу знать!
Алексей долго смотрел на неё, потом хмыкнул, продолжая раздумывать. Соня потрясла его за руку.
— Лёша!
— Марина берёт ребёнка из детдома. Отец помог ей… с оформлением бумаг, вот и всё. Твоё любопытство удовлетворено?
Он специально ей рассказал, зная, что иначе она его с ума сведёт своими придирками, да и скрывать ему, по сути, было нечего. Всё равно Соня всё узнает и довольно скоро, и ему совсем не хочется, чтобы она взорвалась, не дай бог, на глазах у людей, а ещё хуже, родителей. Рассказал и сразу отвернулся к телевизору, не желая наблюдать, как меняется взгляд жены, как он застывает или наоборот загорается не добрым огнём.
— Ребёнка из детдома? — выдохнула она наконец, и пренебрежительно скривилась. — Она что, с ума сошла?
— Соня, это не твоё дело.
— Но зато твоё, как я понимаю.
Он поджал губы.
— Ошибаешься.
— Ну, конечно! — воскликнула она и вскочила с кровати. — Это что же получается? Она берёт ребёнка из детдома, усыновляет его…
— Её.
— Какая разница?! Она даёт этому ребёнку свою фамилию. Я всё правильно понимаю?
— Я не понимаю, к чему ты ведёшь.
— А я тебе объясню! Я веду к тому, что твоя бывшая жена, при всей своей обиде на тебя и безмерном горе, в котором она утонула…
— Рот закрой! — рявкнул на неё Алексей, перестав сдерживаться.
— Не закрою! Твоя бывшая до сих пор твою фамилию носит, и получается, что какая-то безродная девчонка из детдома будет Асадовой?
Алексей намерено ответил ей спокойно.
— И что?
Соня улыбнулась так, что от этой улыбки стало неуютно.
— Конечно, ничего, милый. Тебя ведь всё устраивает, правда? Она никак не успокоится, она всё вернуть тебя пытается. Не вышло с акциями, ты умолять не бросился, так она ребёнка тебе чужого подсовывает?
— Соня, — устало проговорил Алексей. — Что за чушь ты несёшь?
— Мой сын — Асадов. Антон, понимаешь? Единственный сын, единственный внук и никаких детдомовских я не потерплю.
— А я тебе ещё раз говорю — не твоё дело, вот и не лезь.
От его тона, задевшего её за живое, она замерла, оскорблённая.
— Я о твоём сыне забочусь, а ты…
— Не надо придумывать то, чего нет. Что за манера — интриги плести? Вот только попробуй проболтаться кому-нибудь!..
— Не угрожай мне.
— А ты не делай глупостей!
— Твои родители эту… девочку в виду имели, когда говорили о детях? Я права? И ты позволишь, чтобы Антона отодвинули в сторону ради какой-то сироты?
Пульт отлетел к стене и из него выпали и раскатились в разные стороны батарейки. Алексей свирепо уставился на жену, судорожно втянул в себя воздух, а потом как можно спокойнее, но от этого не менее страшно и угрожающе, проговорил:
— Пожалуйста, Соня, не заставляй меня думать, что ты глупее, чем есть на самом деле. Я знаю, что это не так. И прекрати нести чушь и разжигать скандалы не вздумай. Всё будет так, как должно быть. И если мои родители назовут эту девочку внучкой, тебя это ни с какой стороны касаться не будет, потому что это не твоё дело. И эти глупости про то, что Антона в какую-то сторону отодвигают — это смешно. И она будет Асадовой, и если понадобится — Алексеевной.
— Не дождёшься, я согласия не дам.
Он согласно кивнул.
— Я об этом и не прошу. Но только не дёргай никого. И всё само встанет на свои места.
Сказав это, Алексей съехал по подушке вниз и выключил лампу на прикроватной тумбочке со своей стороны.
— Ложись спать.
Он глаза закрыл, но чувствовал, что Соня продолжает сверлить его взглядом. Стояла у кровати, уперев руки в бока, и её, кажется, даже трясло от негодования. Но он не смотрел, не хотел.
Она всё-таки легла, и свет выключила, натянула на себя одеяло. Отодвинулась на самый край и спиной повернулась. Алексей повернул голову и стал вглядываться в темноту, пытаясь разглядеть жену на краю широкой постели.
— Соня…
Она не ответила, но Алексей знал, что она плачет. Не для того, чтобы вызвать его жалость и дать понять, насколько он виноват, как поступала порой. Сейчас Соня была искренна и плакала от обиды. И Асадов знал причину этой обиды, вот только слов, чтобы попросить прощения так и не нашёл.
= 10 =
— Что значит "погожие деньки"?
— Значит, хорошие.
— С солнышком?
Марина кивнула, а на Юлю взглянула выразительно. Та сидела на подлокотнике дивана, вся такая задумчивая и серьёзная, и разглядывала яркую обложку книжки, которую Марина держала в руках.
— С солнышком — это хорошо.
— Юль, давай ещё раз прочитаем, — предложила Марина. — Ты ведь не помнишь?
— Помню, — возразил ребёнок и начал громко декламировать: — Деньки стоят погожие, на праздники похожие!.. М-м… А в небе — солнце тёплое, весёлое и доброе. Правильно?
— Да, правильно. Дальше помнишь?
— Все реки разливаются, все почки раскрываются. Ушла зима со стужами, сугробы стали лужами. И дальше я помню… — Юля на подлокотнике подпрыгнула, на секунду призадумалась, а когда вспомнила, от радости подпрыгнула. — Покинув страны дружные, вернулись птицы южные!
Марина рассмеялась.
— Наоборот! Страны южные, а птицы дружные.
— А как птицы могут быть дружными? Они тоже умеют дружить? По-настоящему?
— Наверное, умеют.
— Наверное или умеют?
— О Господи, почемучка! — Марина отложила книжку и потянула девочку к себе. Поцеловала, а Юля рассмеялась и попыталась вывернуться. — Сколько у тебя вопросов всегда.
Калерия Львовна заглянула в комнату, спустила очки на кончик носа и поинтересовалась:
— Ну что, выучили?
— Выучили! — воскликнула Юля, выбираясь из Марининых рук. — На каждой ветке скворушки, сидят и чистят пёрышки. Тётя Лера, кто такие "сковорушки"?
— Скворушки, — поправила её Калерия и напустила на себя побольше серьёзности. — Сейчас расскажу. Пойдём на кухню, я ватрушек напекла, — вдруг опомнилась она. — И там я тебе расскажу.
Юля забрала книжку и отправилась за Калерией на кухню, но на ходу обернулась.
— Мам, пойдём ватрушки есть!
— Юль, ну какие ватрушки?
— Не забивай ребёнку голову, — чуть нахмурившись, проговорила Калерия и даже пальцем Марине погрозила.
— Платьев у мамы ну прямо не счесть, — жизнерадостно начала Юля за стенкой, — синее есть и зеленое есть, есть голубое с большими цветами — каждое служит по-своему маме!
— И в них ещё нужно влезать, — пробормотала Марина, зная, что слышать её никто не может. Но улыбаться не перестала.
Хоть не плакала больше. В первые дни ревела постоянно. Юля улыбалась, смеялась, осматривала квартиру восторженными глазками, бегала по комнатам, даже шумела, а потом подбегала к Марине, садилась рядом, цеплялась за её руку и сидела тихо-тихо. А у Марины к горлу комок подкатывал каждый раз.
Поначалу Юля вела себя очень осторожно. Сейчас, спустя месяц, стала спокойнее, увереннее и называла её "мамой". Что-то невероятное. Марина почему-то об этом совершенно не думала. Только хотела забрать девочку, окружить заботой, иметь возможность прижимать к себе, успокаивая. Юля очень любила прижиматься к ней, даже в детском доме могла подолгу сидеть у неё под боком, они о чём-то негромко разговаривали, а то и вовсе молчали. Вот и дома Юля время от времени подбегала к ней, прижималась, переводила дух, и бежала играть дальше. Поначалу эти объятия были судорожными, пугливыми какими-то, видимо Юля свыкалась со своей новой жизнью и пыталась поверить, что это правда, что ничего больше не изменится. Это сейчас, привыкнув немного, из Марининых объятий выныривала, фыркала от смеха и жаловалась на щекотку, как любой нормальный ребёнок, которого привычно обнимают каждый день, а раньше только молча жалась к ней. И сама назвала её мамой. Марина укладывала её спать, укрывала одеялом, наклонилась, чтобы поцеловать девочку на ночь, а та обняла её за шею и довольно чётко произнесла:
— Спокойной ночи, мама.
Она повернулась на бок и глаза закрыла, а Марина застыла рядом с детской кроватью, не в силах пошевелиться. Даже моргнуть боялась, потому что слёзы тут же полились бы из глаз, а она боялась Юлю напугать. Очень тихо вышла из комнаты, дверь прикрыла и тут же рот себе зажала ладонью. И груди рвались какие-то страшные звуки, даже на рыдания не были похожи, скорее на вой.
Она теперь мама. Не просто женщина, которая заботится об этом ребёнке, любит его, а мама.
На работе пришлось взять отпуск, потому что времени ни на что не хватало. Марина боялась надолго уйти из дома, потому что Юля начинала волноваться, даже родители, которые приходили чуть ли не каждый день, её отвлечь не могли. Их семья ещё только строилась, и нужно было проводить вместе, как можно больше времени. Они гуляли подолгу, если погода позволяла, играли, валялись на ковре в детской и смотрели мультфильмы. Но гулять Юля любила больше всего. Могла подбежать и сказать:
— Пойдём гулять? Просто так.
Никак не могла привыкнуть к отсутствию чёткого расписания в своей жизни, ей хотелось всё делать не так, как было раньше.
Они вместе ходили по магазинам, и не столько покупали что-то, как просто рассматривали витрины, неспешно прохаживались по огромным торговым центрам, потом сидели в кафе и баловали себя чем-нибудь вкусным. То есть, баловала себя Марина, а Юля смело заказывала себе пирожное или молочный коктейль.
— А как же я теперь пойду в школу? — забеспокоилась Юля в один из вечеров.
Калерия Львовна сняла со сковородки тонкий блин и водрузила наверх стопки. Юля сидела за столом, мотала ногами и на блины смотрела с удовольствием.
— Как пойдёшь? Так и пойдёшь.
— Так школа там осталась.
— Значит, пойдёшь в другую. На соседней улице очень хорошая школа, вот туда и пойдёшь, — безапелляционным тоном заявила Калерия. — Моя подруга там математику преподает, я с ней поговорю…
— На соседней улице? — неловко вклинилась Марина в размышления домработницы.
— А что? Очень хорошая школа.
— Я ещё не задумывалась о школе всерьёз.
— А вот и зря. Но ты не беспокойся, я сама обо всём подумаю.
Марина моргнула, а Юля сунула палец в тарелочку с вареньем, облизала и уточнила:
— Так в школу я всё-таки пойду?
— Ну, конечно, пойдёшь! — в один голос воскликнули Марина и Калерия Львовна.
В школу Юля пошла даже раньше, чем кто-либо ожидал. Калерия своё обещание исполнила, с подругой встретилась, чаепитие их затянулось часа на три, после чего было дано срочное указание покупать портфель.
— Будет ходить на подготовительные занятия, нечего ребёнку дома киснуть.
— По-моему, это замечательно, — согласился Алексей, когда Юля при встрече за сорок две секунды рассказала ему о первом занятии, учительнице, других детях, о том, что её похвалили, и пообещала показать портфель. Самый настоящий школьный портфель!
— И на нём принцесса нарисована, — ещё похвасталась Юля.
— Здорово, — "изумился" Асадов.
Алексей появлялся редко. За месяц дважды, и в квартиру никогда не поднимался. Они гуляли вместе в парке, он больше не заводил с Мариной никаких серьёзных разговоров, в основном с Юлей общался, выслушивал детские новости и удовлетворённо кивал. Только напоследок неизменно спрашивал Марину:
— У тебя всё хорошо?
— Просто отлично, — на его манер отвечала она и улыбалась, правда, старалась в глаза ему не смотреть. Зачем душу тревожить?
Не удивительно, что Юлю всё это заинтересовало. В один из дней, после встречи с Асадовым, она спросила:
— А Лёша — он кто?
Марина обернулась на неё. Юля рисовала и, казалась, сосредоточенной на своём деле, заштриховывала что-то синим карандашом и на Марину совсем не смотрела. Но это совсем ничего не значило. Марина призадумалась, стараясь подобрать правильный ответ.
— Лёша — это… Как тебе объяснить? Мы друзья.
Юля перестала штриховать и сунула кончик карандаша в рот. Потом кивнула.
— Ясно.
Марина вздохнула с облегчением, а когда Юля задала следующий вопрос, даже рот открыт от изумления.
— Он нас бросил?
Потребовалось не меньше минуты, чтобы прийти в себя. Даже в жар кинуло от пытливого детского взгляда. Но затем встряхнулась и сказала:
— Нет. Если честно, это мы его выгнали.
— А-а, так это совсем другое дело, — с умным видом заявил ребёнок.
— Почему это? — заинтересовалась Марина и неожиданно улыбнулась.
— Ну как же… Если мы его выгнали, мы можем его простить. А вот если бы он сам ушёл, было бы совсем плохо.
— Мы и так его простили, — осторожно заметила Марина.
— Тогда почему он сюда не приходит?
Марина подошла и погладила её по голове, заглядывая в альбом.
— Понимаешь, солнышко, всё немного сложнее… У взрослых бывают проблемы, которые так просто не решаются. Мало сказать "прости", есть разные обстоятельства… Как бы тебе объяснить?
Юля показательно вздохнула.
— Всё ясно. Он очень плохо себя вёл.
Марина не знала, то ли расстраиваться, то ли смеяться. Поцеловала девочку в макушку и подтянула ей хвостики.
— Не думай об этом. Нам ведь с тобой вдвоём хорошо, правда?
Юля с готовностью кивнула.
— Ты его совсем запугала, — сказала на следующий день ей Калерия.
Марина удивлённо посмотрела.
— Кого?
— Алёшу, конечно. Боится зайти.
Марина оглянулась на дверь, удостоверилась, что ребёнка поблизости нет и, понизив голос, нравоучительно проговорила:
— А ему здесь делать нечего. Вот зачем он придёт?