Этот оргазм не насытил меня. Он был ничем, по сравнению с ощущениями, которые я испытывала, когда Калеб доводил меня до пика, но этого было достаточно, чтобы вернуть все мое внимание к нему.
В нешуточной попытке достичь своей кульминации, его бедра двигались быстрее, а мышцы на ягодицах напрягались все сильнее. Подавшись вперед и уткнувшись лбом в свое предплечье, он скрипнул зубами, продолжая двигаться взад и вперед этим монстром, которого он называл членом, в свой влажный кулак.
По его прекрасному телу бежали ручейки воды, и внезапно на меня напала жажда. Мне захотелось встать на колени у его ног и слизать с его тела, а особенно с его впечатляющего члена, всю воду. Я хотела слизывать с него влагу и сосать его.
Думая обо всех тех вещах, которые мне хотелось сделать, я услышала его рык, за которым последовал болезненный, жалобный стон и из его члена прорвались брызги густого семени, попадая на его руку, потом сползая на его тяжелые яички, и в скором времени, оказываясь на полу душевой кабины. Из него вышло много спермы, но это не сделало его яички меньше.
С трудом втягивая в себя воздух, плечи Калеба поднимались и опускались от прикладываемых им усилий. Его прекрасное лицо было красным от напряжения... и если такое вообще было возможным, это делало его еще более красивым.
Я хотела продолжить восхищаться им, но тогда, это ощущалось бы как предательство... самой себя. Факты все еще оставались фактами. Ему было наплевать на меня. Он просто использовал меня.
Моя страсть быстро охладела и, наконец, медленно закрыв дверь, и забравшись обратно на кровать, я принялась зализывать, теперь уже не только физические раны.
Некоторое время спустя, я услышала звук открывающейся двери ванной комнаты, и мягкую поступь Калеба по ковру в направлении кровати.
Я почувствовала, как матрас прогнулся и он лег под другое одеяло, следя за тем, чтобы ни одна часть его тела не соприкасалась ни с одной частью меня.
- Я проснулась, а тебя не было, - прошептала я, лежа к нему спиной.
Я знала, что он напрягся, но не могла объяснить КАК - возможно, его напряжение передалось по окружающему нас воздуху.
- Ты давно проснулась?
- Нет, всего несколько минут назад, - я почувствовала, как он расслабился.
- Снова кошмары?
- Да, - солгала я, но посчитала это совершенно оправданным, ощутив, как его теплая грудь, покрытая мягким хлопком, прижалась к моей спине, а его пальцы - те, что всего несколько минут назад были покрыты его спермой - стали скользить по моей руке, успокаивая меня.
И снова, перед моим мысленным взором предстала картинка его сильного, скользкого от воды тела, преследовавшего свой оргазм.
Его длинные, умелые и все еще влажные пальцы блуждали по моему телу, оставляя за собой покалывающие следы. Я прикоснулась к нему.
- Ты мокрый.
Он тяжело вздохнул, - Прости, Котенок. Мне нужен был еще один душ.
Его голос был низким, усталым, но все же, искренним.
При упоминании слова ‘душ’, в горле пересохло. Мысли о воде, сбегающей по его идеальному телу, и с его прекрасного органа, сводили меня с ума. Мне стало интересно, каким он был на вкус.
- Все в порядке, - прошептала я.
Мой голос был хриплым.
- Что мне сделать, чтобы тебе стало лучше?
Мою одурманенную похотью голову заполнило множество всевозможных ответов. Меня искушала возможность придерживаться привычной тактики и притвориться, что все было... идеально. Что он был простым парнем, а я - простой девушкой и мы просто хотели друг друга.
Я хотела, чтобы он обнял и поцеловал меня и притвориться, что для моей защиты он сделает все, что угодно. Я хотела притвориться, что он испытывает ко мне хоть частичку того, что я испытывала к нему, и от чего я никак не могла избавиться. Мое сердце ныло. Боль в моем плече и в моих ребрах перекрывалась печалью, поселившейся в моем сердце.
Я больше не могла притворяться. Время мечтаний прошло; нужно взглянуть правде в глаза.
- Да, Хозяин, - я старалась не разрыдаться, - ты можешь сделать многое для того, чтобы мне стало лучше.
Он прижался ко мне, и на мгновение я позволила ему просто быть ближе.
- Ты можешь не продавать меня... я могу остаться с тобой… быть с тобой.
Калеб сильно сжал меня, но не потому что хотел причинить мне боль, а потому что я шокировала его до чертиков. Я и сама была в шоке, но я прошла через слишком многое, чтобы ходить вокруг да около.
Он громко сглотнул, и ослабил хватку.
- Котенок, - его лоб прижался к моей шее, - ты просишь о невозможном.
Я хотела спросить, что именно из этого было невозможным, но знала ответ. Он не мог отказаться от своей мести, но он мог отказаться от меня.
Глава 6
Мэттью изо всех сил пытался сосредоточиться на экране стоящего перед ним компьютера, но пока он печатал, его мысли все время где-то блуждали.
Вне всякого сомнения, Оливия Руис страдала от Стокгольмского Синдрома, оплакивая своего пропавшего любовника, похитителя и агрессора. Но агрессоры нисколько не интересовали Мэттью. Все они были одинаковы.
Мама Мэттью всегда пыталась извиниться перед ним за его избиение тем, что водила его в парк.
Прирожденные агрессоры могли заставить тебя поверить, что они признают свою виновность за то, что натворили, но ровно до тех пор, пока ты не спускаешь им все с рук. Но все же, он бы солгал, если бы стал отрицать - хотя бы самому себе - что способности Оливии в повествовании были весьма... убедительными.
За те четыре часа, что он слушал ее рассказ о ее отношениях с Калебом, он наблюдал за тем, как ее щеки вспыхивали, а кожа заливалась румянцем - и насколько он знал – это говорило о возбуждении.
Как это могло его не затронуть? Да, он стал настолько болезненно твердым, но ему это не нравилось. Кем должен был быть человек, чтобы испытывать сексуальное возбуждение от рассказа жертвы о ее истязаниях?
От этого ему стало тошно. Ему было не по себе. И, безусловно, эта проблема была для него не новой. У него имелась долгая история его необычных сексуальных предпочтений. И это было одной из причин, по которой в свои тридцать один, он до сих пор не был женат, причем без каких-либо перспектив на горизонте. Он боялся, что кто-нибудь увидит его таким, каким он был на самом деле.
То, что он был один, не означало, что он был одиноким... не совсем. Он был очень занят работой в ФБР. Однако, он частенько задумывался о том, как хорошо было бы возвращаться домой к кому-то, с кем он мог бы поговорить, и не чувствовать себя чудаком - даже если так оно и было на самом деле. Подобное тянется к подобному.
Он был увлечен травмированными и сломленными женщинами, точно так же, как они были увлечены им. И Оливия Руис не была исключением.
По какой-то причине, она тянулась к нему - он интуитивно чувствовал это - но знал, что это притяжение могло быть строго односторонним. Мэттью никогда бы не скомпрометировал расследование дела, никогда бы не воспользовался свидетелем в своих целях, и никогда бы не попытался спасти кого-то, настолько, очевидно сломленного. Он слишком хорошо усвоил этот урок, поэтому впредь занимался только своей работой.
По этой причине в Бюро он числился среди лучших - потому что даже в конце дня на него всегда можно было рассчитывать, он доводил начатое до конца. Он всегда уходил последним, ведь этому ничто не мешало. И никто.
Вернув свое внимание к экрану, Мэттью продолжил печатать рассказ Оливии о времени, проведенном в заточении. В процессе работы, он старался оставаться беспристрастным, но некоторые фразы продолжали бросаться ему в глаза:
- Он заставлял меня выпрашивать еду...
- Неоднократно шлепал меня...
- ... заставлял меня кончать.
Его отчет больше походил на эротический роман, нежели на материалы дела.
Его мысли снова начали уплывать, теперь уже в сторону его последней девушки, той самой, которая не могла кончить, пока он не называл ее шлюхой. И снова он начал твердеть - ХВАТИТ!
Сохранив файл, он решил сделать так необходимый ему перерыв от Оливии и ее, относительно, бесполезных мемуаров, и открыв свой браузер, стал искать дополнительную информацию по Мухаммаду Рафику. Ведь именно он был основополагающим звеном этого расследования.
Со слов свидетеля, Калеб объяснил начало своих взаимоотношений с Рафиком необходимостью убить Владэка Ростровича, также известного, как Дмитрий Балк.
- Почему? - прошептал Мэттью сам себе и вспомнил комментарий о матери и сестре Рафика.
Они были мертвы?
Не имеет значения,подумал он. Главным в деле был аукцион, все остальное -несущественно.
Тогда почему он не мог выбросить это из головы? Почему эта история казалась значимой? Несомненно, это был мотив, но каким образом он привел к месту проведения аукциона, в Пакистан?
Протяжно выдохнув, Мэттью встал, чтобы налить себе еще одну чашку кофе.
Он почти ежедневно слышал жалобы местных копов на кофе, но в отличие от них, Мэттью нравился их офисный напиток. Скорей всего, кофе-машину, никогда не чистили, но возможно, именно осадок и придавал ему какую-то прелесть.
Он ухмыльнулся.
На обратном пути к столу, он захватил блокнот и стал просматривать свои записи в поисках отправной точки расследования. Рассказ Оливии о самоудовлетворении нельзя было назвать таковым, но Мэттью удалось узнать, что min-fadlikпо-арабски означает 'пожалуйста'.
Очевидно, Калеб разговаривал на арабском с такой легкостью, что использовал его в подобных приватных ситуациях. Мэттью предположил, что, как правило, люди говорят на своем родном языке либо наедине с собой, либо, разумеется, во время подобной активности. Бог свидетель, он бы никогда не стал выкрикивать слова на китайском языке, в то время, как его тело бьется в судорогах оргазма. Разумеется, он не говорил по-китайски.
Просмотрев еще несколько своих записей, он нашел информацию о том, что Калеб также говорил по-испански, а его английское произношение отдавало странным акцентом, характеризуемым -... смесью британского, арабского, и персидского... может,иранского.
Разложив карту Пакистана, Мэттью попытался отыскать местность, которая могла бы сочетать в себе такую смесь. Ему казалось маловероятным, что он найдет ее. Но тем не менее, акцент Калеба означал, что он был либо рожден, либо долгое время проживал на некой территории, где эти языки ежедневно были у него на слуху.
Афганистан, Индия и Иран граничили с Пакистаном, и у каждой из этих стран, наверняка, имелись сходства в демографических и социальных условностях. Очевидно, что Британцы оказали свое влияния на каждую из упомянутых держав, но наиболее значительно их воздействие отразилось на Индии. Калеб, очевидно, не был индусом, и если бы он вырос там, то владел бы одним из диалектов. Мэттью нужно было сузить список возможных мест для проведения аукциона, и на это у него был свой опыт, материалы старых дел и всемирная глобальная сеть.
Пакистан преуспел в снижении уровня преступлений с продажей людей в пределах своих границ, но, все же, их правительство было очень далеко от лидирующих позиций в таких аспектах, как влияние на собственную политику и общество. Рабство в этом регионе было весьма популярным, хотя большая часть составляла бесплатную рабочую силу из женщин и детей.
В Пакистане люди покупались, продавались и нанимались практически на повседневной основе и, в конце концов, это коснулось Соединенных Штатов. Правительство начало уделять этому особое внимание и обратилось в ООН с просьбой взять эту проблему под контроль.
Мэттью не был наивным; он знал причину, по которой США решили возглавить изменения политического устройства ряда стран Ближнего Востока - все дело было в заграничных запасах. И все же, если это способствовало снижению уровня продаж женщин и детей в сексуальное рабство или подневольный труд, то он был только ЗА. Нефть и свобода для всех.
Провинции Синд и Пенджаб были крупнейшими очагами подобного рода деятельности, но он временно решил исключить их, так как это были земледельческие территории и на них преимущественно ввозились рабы для труда на полях. То есть, это, определенно, не было местом сбора развратной элиты и террористов, для организации пышного аукциона с продажей рабынь для удовольствия.
Блять! Это будет очень долгая ночь.
Взглянув на часы, Мэттью решил заказать себе ужин, пока его любимый китайский ресторан не успел закрыться на ночь. При мысли о чесночной лапше и хрустящих яичных рулетах, он чуть не захлебнулся слюной.
Было время, когда он делал заказ для двоих, но прошло уже около года с тех пор, как у него был напарник, с которым он делил долгие часы расследования. В эти дни он работал один.
Таким же образом у него обстояли дела и с окружающими людьми. Мэттью был слишком честным и за это его недолюбливали. Да, он был хорош в своем деле и коллеги уважали его, но это не означало, что они с радостью ухватывались за возможность работать с ним, или были не прочь после работы выпить с ним пива. Тем не менее, они делали то, о чем он их просил, и он не мог их за это винить. И если он предлагал кому-нибудь из аналитиков задержаться и помочь с некоторыми исследованиями, те нехотя отзывались, придерживая свои пренебрежительные замечания при себе, до тех пор, пока в следующий раз не оказывались в лучшей компании.
Для данного дела Мэттью просил выделить ему специальную рабочую группу. На случай, если им придется наведаться в Пакистан, существовала потенциальная потребность в быстрой реакции и возможность международного инцидента. Тем не менее, его начальник отказал ему в приличной рабочей группе до тех пор, пока Мэттью не предоставит ему конкретные доказательства присутствия на этом аукционе личностей, подозреваемых в терроризме и объектов политического значения. Если бы он не был благоразумным, он бы обвинил ФБР в том, что оно умышленно пускало его дело под откос.
По всем новостным каналам мелькало лицо Оливии Руис, дополненное записями с камер наружного наблюдения, и видео с мобильных телефонов, заснявших ее противостояние с сотрудниками пограничной службы. Такие вещи не могли остаться незамеченными.
Он прокрутил имеющуюся у него информацию про Мухаммада Рафика и его сообщников.
Тот был офицером высокого ранга в армии Пакистана, и воевал на стороне сил ООН в составе коалиции, во время операции "Буря в Пустыне". Он был награжден высокими орденами и поговаривали, что он входил в круг ближайших приспешников бывшего генерал-майора, который в 1999 году способствовал захвату власти и свержению тогдашнего президента Пакистана. Если коротко, у Рафика в окружении значились весьма влиятельные люди. И если бы Рафик захотел убить кого-нибудь, Мэттью не думал, что у того могли возникнуть с этим какие-либо сложности. Конечно, он сделал бы это тихо, не подставляя перед международным сообществом ни себя, ни своих начальников.
Могло ли его вмешательство быть причиной, по которой Бюро не решалось заниматься данным делом в полную силу?
Взяв ручку, Мэттью записал список пунктов, о которых ему нужно было собрать информацию: военные базы в Пакистане, полевые аэродромы неподалеку или в самих базах, расположения таможенных постов и заправочных станций. Одно было точным - Рафик не стал бы летать коммерческими авиалиниями, и ему нужен был частный самолет, свободный от таможенных досмотров. Это было немного, но начало было положено.
Из оцепенения его вырвал звонок внутреннего телефона. Его еду, наконец-то, доставили.
Спустившись на лифте на первый этаж, он встретил посыльного, и, вручив тому хорошие чаевые, потащился обратно наверх, чтобы насладиться своим обильным, вкусным ужином.
Несколько часов спустя, Мэттью решил, что пора закругляться и вернуться обратно в свой отель. Он планировал встать рано утром и снова навестить Оливию в больнице. Она будет ждать от него вестей по поводу своей просьбы о вступлении в Программу Защиты Свидетелей, чем он пока не располагал, но ему нужно было услышать оставшуюся часть ее истории. Если предоставленная ею информация принесет результаты, которые он сможет предложить своему начальству, то ее условие, скорей всего, будет выполнено, но это было бы неправильно.