— Сколько они весят?
Повернув голову, Винс взглянул на картинку.
— Примерно восемьдесят фунтов. Я не старался из последних сил. Ненавижу быть «мокрым и в песке».
Они уже выяснили, что он любит воду, но ненавидит песок. Сэйди взяла еще одну фотографию юной версии Винса, где он обнимал женщину и рыжеволосую девочку-подростка. На нем была белая морская форма с черным шарфом, белая фуражка. И широкая улыбка.
— Это мои мать и сестра на выпускном из БАД/С.
Сэйди заметила некоторое сходство Винса с матерью. А вот с сестрой они были совсем не похожи.
— Что значит БАД/С?
— Основы подводных подрывных работ.
Сэйди также увидела гордость в глазах его матери. Если бы у ее отца был такой сын, как Винс, Клайв бы им гордился. Может, даже похлопал бы его трижды по спине.
— Твой отец был там?
— Нет. Уверен, у него имелись дела поважней.
Учитывая то немногое, что Винс рассказывал о своем отце, Сэйди такой ответ не удивил. Но что могло быть более важным, чем выпускной сына?
— Например?
Винс покачал головой:
— Не знаю.
— Мой отец не пришел на мой школьный выпускной. — Но, по крайней мере, она знала, что было важнее ее выпускного. — Он клеймил коров.
Сэйди подумала о событиях дня и обо всех историях Клайва. Хороших и не очень. Когда она виделась с отцом в последний раз, между ними возникла бoльшая связь, чем за все предыдущие годы, позволив Сэйди мельком увидеть ту сторону отца, которую никогда не видела прежде, но это ни в коем случае не было той всепоглощающей эмоциональной связью, которую она всегда желала.
— Твой отец все еще жив, может быть, он изменится.
— Мне все равно. — Винс заглянул в коробку и засунул туда вещи. — Не думаю, что люди меняются, если только они в самом деле не хотят этого. Никто не изменится только потому, что этого хочет кто-то другой. И даже если старик изменится, думаю, уже слишком поздно.
Сэйди не считала это правдой, но кто она такая, чтобы спорить? Она так никогда и не достигла настоящего мира со своим отцом. Того большого голливудского хэппи-энда, который бы связал для нее все в красивый узелок. Если бы отец прожил еще десять лет, она и то, вероятно, не получила бы от него желаемого.
Заглянув в коробку, Сэйди вытащила голубой шлем с белой надписью «Хэйвен» спереди и «228» по бокам.
— Что это?
— Шлем второй ступени БАД/С. — Винс взял его из рук Сэйди и надел ей на голову: шлем съехал на брови. — Он подходит к твоим глазам.
Она подтолкнула шлем вверх.
— Он мои глаза закрывает.
Винс вытащил золотой значок из бархатной коробочки и прикрепил его к футболке Сэйди.
— В моем шлеме и с моим трезубцем ты выглядишь очень горячо.
— Правда? — усмехнулась она. — И скольким женщинам ты разрешал надеть твой шлем?
— Конкретно этот — никому. — Винс наклонился и сказал, касаясь губами ее шеи: — Ты первая женщина, которая трогает мой трезубец.
Сэйди не поняла, делало ли это ее особенной или нет, но прикосновение теплого рта к ее коже делало что-то особенное с ее телом.
— А у меня нет ничего, что ты мог бы потрогать.
— У тебя очень много того, что я мог бы потрогать. — Винс провел губами чуть ниже ее уха. — Мягкое. Такое приятное на ощупь.
— Ты это уже трогал.
— И хочу потрогать еще. — Сэйди откинула голову назад, и шлем упал на стол. — Мне нравится трогать тебя, — сказал Винс, целуя ей подбородок. — Люблю быть глубоко.
Винс любил быть глубоко, но это не значило, что он любил ее. В прошлом Сэйди могла бы по ошибке решить, мол, такое признание значит, что этот эмоционально холодный мужчина любит ее. Но он не любил, а она не могла позволить себе чувствовать что-то глубокое по отношению к нему.
Звякнул входной звонок, и Винс поднял голову: брови сошлись на переносице, взгляд казался немного остекленевшим.
— Кто бы это мог быть? Никто, кроме тебя, не знает, где я живу.
— Пицца.
— А, точно. — Он моргнул. — Я забыл.
Они сидели посреди пустой гостиной, ели двойную пепперони и пили «Лоун стар». Сэйди была удивлена тем, сколько умудрилась съесть, учитывая, что ее собственный дом был полон похоронных запеканок.
— Не думаю, что пицца — источник энергии. Теперь чувствую себя амебой, — сказала она, откидываясь на локти и давая передохнуть набитому желудку. — Если я и дальше буду зависать с тобой, то это я растолстею. — Прямо сейчас в мире не было места, где она хотела бы быть. Однако было место, где она должна была быть. — Наверное, мне надо ехать домой.
— Наверное, сначала я должен показать тебе свой надувной матрас. — Винс запил последний кусочек пиццы «Лоун стар» и поставил бутылку на пустую коробку.
— Зачем? — Она видела надувной матрас и спальный мешок на двоих, когда Винс показывал ей квартиру. — Этот делает что-то, чего не делают другие матрасы?
— Сделает, когда на нем окажешься ты.
— Будем лежать ложечками голые?
Винс кивнул:
— Яйца к заднице.
Тихий смешок Сэйди превратился в зевок:
— Ты та-а-акой романтичный.
* * *
Что-то было не так. Сэйди почувствовала это прежде, чем открыла глаза. В течение нескольких секунд она не могла сориентироваться и вспомнить, где находится. Послышался грохот, и Сэйди всмотрелась в темноту комнаты. Она у Винса. В его спальном мешке на надувном матрасе. Она не знала, сколько проспала, но теперь было совсем темно. Повернув голову, Сэйди посмотрела на пустую подушку рядом с собой.
— Понял!
Встав, она подняла коричневую футболку Винса с пола. Снова раздался грохот. Она натянула футболку и пошла к коридору. Звуки были такие, будто Винс дрался с вором.
— Черт возьми!
— Винс! — Мелькнула мысль, чтобы взять что-нибудь ему в помощь, но Сэйди знала, что тут нет ничего подходящего.
— Убей всех этих безмозглых скотин!
Лампочки над плитой в кухне освещали коридор. В приглушенном свете двигалась тень.
— Винс?
— О, Боже. — Он тяжело дышал, будто пробежал десять миль по слепящему жару. — О, черт!.. Уилсон. — Винс сделал несколько шагов назад. — Держись, приятель… Дерьмо. Все будет хорошо.
Уилсон? Кто такой Уилсон?
Винс опустился на колени, тусклый свет залил его обнаженные бедра и талию. Воздух казался густым от напряжения.
— Не делай этого, Пит.
— Винс?
Его дыхание стало еще тяжелее. Быстрее. Он кашлял и задыхался. Свет выхватил из тени его руку: вены вздулись так, будто Винс поднимал тяжести. Огромный мужик сидел на корточках в узком маленьком коридоре.
— Оставайся со мной.
— Винс! — Сэйди не трогала его. Не подходила ближе. Она не боялась его. Она боялась за него. Боялась, что он задохнется или поранит себя. — Ты в порядке? — спросила Сэйди, хотя было ясно, что нет.
Винс вскинул голову, и она подумала, что, возможно, он услышал ее.
— Вертушка уже рядом. Держись.
Сэйди включила свет в спальне и опустилась на одно колено в дверях.
— Винс.
Его широко открытые глаза смотрели в ее, но видели то, что было доступно ему одному. Сердце Сэйди разбивалось из-за него. На мелкие кусочки. Она не хотела, чтобы так происходило. Но не могла это контролировать.
Винс откинул голову назад, будто высматривал что-то в небе: рот открылся, втягивая воздух в легкие, руки двигались перед грудью, будто Винс хватал что-то невидимое.
Он всегда был большим и сильным и держал под контролем все вокруг себя.
— Винс! — закричала Сэйди.
Моргнув, он обратил на нее невидящий взгляд.
— Что?
— Ты в порядке?
Винс закрыл рот и начал дышать носом: ноздри затрепетали. Брови сошлись на переносице, и Винс огляделся.
— Что?
— Ты в порядке?
— Где я?
Сердце Сэйди сжалось и разбилось вновь.
— У себя квартире.
Коридор наполнил звук тяжелого дыхания. Винс посмотрел на нее широко раскрытыми глазами.
— Сэйди?
— Да.
Казалось, будто это просачивается сквозь трещины в ее сердце. Прямо тут, в коридоре необставленной квартиры. В худший день ее жизни. Она очень старалась. Очень старалась не влюбиться в Винса Хэйвена — самого недоступного мужчину на планете. Но влюбилась.
— Иисусе.
Да. Иисусе. Сэйди подошла к Винсу и положила руку ему на плечо. Его кожа была горячей и сухой.
— Могу я чем-то помочь?
— Нет. — Он с трудом сглотнул и прислонился спиной к стене.
Сэйди все равно прошла через гостиную в маленькую кухню и вытащила бутылку воды из холодильника. Она очень старалась не расплакаться из-за Винса и из-за себя, но слезы скатились по щекам, и ей пришлось вытереть их подолом футболки. Когда она вернулась, он все еще сидел, привалившись к стене, положив руки на колени. Глядя в потолок.
— Вот. — Она опустилась на колени рядом с ним и открыла бутылку.
Винс потянулся за водой, но рука у него дрожала, и он сжал ладонь в кулак.
— С тобой все будет в порядке?
Винс облизал сухие губы:
— Я в порядке.
Он не был в порядке.
— Это часто случается?
Он пожал плечами:
— Иногда.
Винс явно не был в настроении говорить об этом. Сэйди поцеловала его горячее сухое плечо и сказала:
— Мне нравится, как ты пахнешь. — Винс ничего не ответил, и она села рядом, обняв его за талию. Сэйди любила его, и это чертовски пугало. — Кто такой Уилсон?
Хмурясь, Винс опустил взгляд на нее.
— Где ты услышала это имя?
— Ты выкрикнул его.
Он отвел взгляд.
— Пит Уилсон. Он умер.
— Он был твоим товарищем? — Она взяла кулак Винса и вложила бутылку ему в ладонь.
— Да. — Капелька воды выкатилась из уголка его рта, пока он пил большими глотками. — Он был самым лучшим офицером из всех, что я встречал. — Винс вытер воду тыльной стороной ладони. — Лучшим человеком из всех, что я знал.
— Как он умер?
— Убит в горах Хинду Куш в Центральном Афганистане.
От него исходили волны гнева, мышцы стали еще тверже от напряжения.
— Что мне сделать, чтобы помочь тебе? — спросила Сэйди.
Он был так добр к ней всю последнюю неделю. Не оставлял одну, когда она нуждалась в нем. Возил ее и шел рядом, положив руку ей на талию. Разговаривал с ней, а иногда не говорил ни слова. Спасал ее, даже когда она не просила. Проник ей в сердце, хотя это было последним местом на планете, где он хотел бы быть.
— Мне не нужна помощь. — Винс встал, рука Сэйди скользнула по его обнаженной ноге. — Я не маленькая девочка.
Сэйди поднялась, глядя в зелень его глаз.
— Так же, как и я, Винс. — Прямо на ее глазах он закрывался. Она не знала, куда он уходит, но видела, что уходит. — Винс. — Его имя застряло в ее груди, полной эмоций, и Сэйди обвила руками его шею, прижалась к твердому, горячему телу и сказала: — Прости. Это, должно быть, ужасно. Я бы хотела тебе чем-то помочь.
— Почему?
— Потому что ты помог мне, когда я нуждалась в тебе. Потому что я не одинока, когда ты рядом. Потому что ты спасаешь меня, когда я не прошу тебя. — Она проглотила слезы и открыла рот, чтобы сказать, какой Винс большой и сильный, и чудесный. Лучший мужчина из всех, что она знала. Вместо этого у нее вылетело нечто мучительное и новое, и по-настоящему ужасное: — Потому что я люблю тебя.
Между ними повисла напряженная тишина.
А потом Винс, наконец, сказал:
— Спасибо.
О, Боже. Он только что поблагодарил ее?
— Давай доставим тебя домой?
Его руки не двинулись, но слова ощущались как удар. Она только что сказала, что любит его, а Винс ответил благодарностью и предложением отвезти ее домой.
— Уже поздно.
Сэйди быстро надела свое черное платье и сунула ноги в ковбойские сапоги. Никто не произнес ни звука, когда она взяла шляпу и клатч по дороге к двери. Неуютная тишина наполняла кабину пикапа, пока Винс вез ее к «Джей Эйч». Неуютная тишина, которой не существовало раньше. Даже в первый раз, когда Сэйди увидела Винса, стоявшего на обочине шоссе около пикапа с открытым капотом.
Сэйди не спросила, позвонит ли Винс или напишет ли смс. Не спросила, когда увидит его снова. Больше никаких заявлений о любви. Она была для этого слишком гордой. А ее любовь была последней в списке его желаний. Винс всегда ясно выражался насчет этого, и, глядя, как удаляются задние огни его пикапа, Сэйди знала, что все закончилось.
А что она ожидала? Винс прямо сказал, чего хочет. И она хотела того же, но где-то в последние недели начала испытывать к нему чувства. Начала ощущать что-то большее, чем страсть.
Мерседес Джоанна Холлоуэл похоронила отца, влюбилась и получила отставку в один день.
ГЛАВА 17
Резкий, влажный ветер холодил руки и лицо Винса. Рев из выхлопных труб его «харлея» сотрясал воздух Морнинг-Глори-драйв в Киркланде, штат Вашингтон, пригороде Сиэтла. Коннер, подпрыгивая, своим шлемом уже где-то в десятый раз задел Винса по подбородку, пока они медленно ездили взад и вперед по улице перед домом Отэм. На обоих были кожаные бомберы, но на Коннере куртка сидела плотнее, чем в прошлый раз, когда вдвоем c дядей они ездили по этой улице.
Прошло пять месяцев с тех пор, как Винс уехал из Вашингтона. Пять месяцев, которые почему-то казались годами.
Винс замедлил ход мотоцикла, когда они оказались напротив дома, где на подъездной дорожке стоял арендованный грузовик.
— Еще разок, дядя Винс! — перекричал Коннер раскаты двигателя.
— Давай.
Они развернулись и направились обратно по трехполосной улице. Винс сбился со счета, сколько раз пришлось проехать туда и обратно. Когда он, наконец, остановил байк на подъездной дорожке за грузовиком, Коннер запротестовал:
— Не хочу останавливаться.
Винс заглушил двигатель и помог племяннику спуститься на землю.
— В следующий раз, когда я буду в городе, нужно купить тебе новую куртку. — Подцепив каблуком ботинка подножку, он откинул ее. — Может быть, твоя мама разрешит нам съездить в парк.
Отэм ненавидела «харлей», но Коннер так сильно любил его, что она всегда разрешала им кататься перед домом. Не быстрее пятнадцати миль в час.
Коннер взялся за застежку под подбородком.
— А я смогу порулить?
— Мы поговорим об этом, когда у тебя ноги будут до земли доставать. — Винс приподнялся с сиденья байка и перекинул через него ногу. — Только не говори маме.
— Или папе.
— Что? Твой отец не любит мотоциклы?
Ясно.
Коннер пожал плечами и отдал Винсу шлем.
— Не знаю. У него нет ни одного.
А все потому, что тот парень — неженка.
— Иди скажи своей маме, что я уезжаю.
— Не хочу, чтобы ты уезжал.
Винс положил шлем на сиденье.
— И я не хочу уезжать. — И опустился на одно колено. — Буду скучать по тебе.
Клепки на его куртке звякнули, когда он обнял Коннера. Боже, племянник пах все так же. Стиральным порошком, который использовала его мать, и маленьким ребенком.
— Когда ты вернешься домой?
Хороший вопрос. Винс и сам не знал точно.
— Когда продам заправку и заработаю кучу денег.
Только теперь он не чувствовал себя здесь как дома. И больше не знал, что значит чувствовать себя как дома.
— А можно мне кучу денег?
— Конечно.
А кому еще Винс может их оставить?
— А «харлей»?
Встав, он закинул Коннера на плечо.
— Если только я однажды не найду другого маленького мальчика, которому смогу его подарить. — Племянник взвизгнул, когда Винс пару раз хлопнул его по попе и снова поставил на ноги. — А теперь беги и приведи свою маму.
— Хорошо. — Коннер повернулся на пятках кед с Человеком-пауком, бросился к входной двери и закричал, взбегая по ступенькам: — Ма-а-ам!
Его дядя открыл заднюю дверь фургона и вытащил сходни. Закатил «харлей» внутрь и привязал его между внешней стенкой и кожаным диваном. Винс провел в Вашингтоне три дня. Пил пиво со старыми друзьями, общался с сестрой и Коннером и грузил в фургон такие предметы первой необходимости, как кровать, кожаный диван и шестидесятичетырехдюймовый телевизор.
— Коннер говорит, ты хочешь маленького мальчика? Знаю, что я не та, кто может давать советы, но прежде чем заводить ребенка, тебе следует обзавестись женой.