— Пошли отметим?
— У меня денег нет… — почти обрадованно признался Олесь, но не тут-то было.
— Да я сам тебя угощу. Пацана ждете!
Он обнял Олеся за плечи, обдав смрадом потного тела и давно нестиранной майки, и потащил вниз по лестнице.
— Гоша-а… почему нельзя войти? — послышался голос девицы.
— Потому что я работаю, малыш.
— А ты мог бы со мной поработать.
Она соблазнительно выгнулась, прислонившись спиной к дверному косяку.
— Анечка, солнце мое…— начал было Гоша, но Михалыч прервал его, шумно выдохнув:
— Привет!
— О, привет, соседи. Анечка, знакомься, это мои соседи. А это Аня, она уже уходит, — улыбнулся Гоша, пристально глядя на девушку.
— Пфф… Ладно, жду звонка, — она чмокнула Гошу в щеку и, покачивая бедрами, пошла к двери подъезда, сопровождаемая взглядом Михалыча.
— Завидую выдержке, — буркнул тот. — Я бы ее выебал. И не только выебал.
Олесь про себя хмыкнул, едва сдерживаясь, чтобы не начать объяснять Михалычу, почему это только мечты.
— А я вот не хочу, — сказал Георгий ровно, его губы были поджаты, и Олесь решил, что это прямой намек на то, что продолжать тему не стоит.
Однако Михалыч успокаиваться не спешил:
— А где ты таких блядей берешь, а?
Дверь подъезда хлопнула, и Гоша, медленно проследив похотливый взгляд Михалыча, повернул к нему голову.
— Именно потому, что бляди, — на последнем слове он поморщился, — не хочу. Хорошего вечера.
Он попытался закрыть дверь, но Михалыч продолжал тему:
— Чистюля, бля. На него такая девка вешается, а он ведет себя как пидорас.
— Кто? — переспросил Гоша, выходя за порог.
— Педрила, — снисходительно пояснил Михалыч. — Который мужиков в задницы ебет. И не способен красивую девку удовлетворить.
— Педераст — это любитель мальчиков, а не взрослых мужчин, — отозвался Гоша. — И если вы хотите поговорить о моих пристрастиях, то я, скорее, содомит.
Олесь вцепился пальцами в перила и почувствовал, что краснеет.
— Так ты внатуре пидовка? — уточнил Михалыч, и его рот снова, как накануне, превратился в букву "О".
— Обычно пидовками называют тех, кто снизу, — ответил тот спокойно, но было заметно, как напряглись плечи. — А я предпочитаю быть сверху.
— Тьфу, — Михалыч звучно харкнул на пол и повернулся к Олесю: — Пойдем отсюда.
— Что ты на него напал? — сокрушенно качая головой, спросил Олесь по дороге.
— Одни, одни пидорасы вокруг. По ящику — пидорасы, на улицах — пидорасы, в родном подъезде… — Михалыч выругался.
— Да кто тебе сказал?
— Кто? Да сам этот… тьфу, бля, руки хочется вымыть.
Ага, и самому целиком не мешало бы, подумалось в ответ. Вспомнился анекдот про гея и пидора — тот, в котором сантехнику объясняли, что геем ему не быть, — и Олесь тихо заржал.
— Че смеешься? — буркнул Михалыч.
— Да так, вспомнил... Катьку.
— Да, — тот резво хлопнул его по плечу, — отметим!
Вернулся Олесь домой на рогах и заполночь. Единственная мысль, которая его тревожила — это какого хрена было пять лет учиться, чтобы получать копейки, когда Михалыч даже без среднего образования зарабатывает гораздо больше.
***
В субботу Катерина сбежала на свой корпоратив, завоняв квартиру лаком и любимыми духами, а Олесь залег на диван перед телевизором. В голове было пусто, ничего не хотелось, он лениво потягивал пиво, раз за разом прокручивая в памяти тот вечер, парк и последнюю встречу с Георгием. Неужели и правда гей? Олесь впервые в жизни видел живого гея и, конечно, хотел знать, точно ли живой… тьфу, настоящий.
На экране телика мелькали кадры старого фильма, в котором так некстати превозносилась крепкая мужская дружба. В старых фильмах любое слово можно было трактовать по-своему, но тут уровень дружбы явно зашкаливал, и Олесь с омерзением нажал на кнопку пульта. И опять застыл.
Показывали молодежную комедию, и переключилось как раз на том моменте, когда два парня должны были поцеловаться на спор.
Телевизор пришлось вырубить, к горлу подкатывало чувство омерзения, и, когда Олесь сделал глоток пива, пытаясь избавиться от мерзкого привкуса во рту, его стошнило прямо на любимый Катькин ковер.
Он матерился, пока убирал, потом залез в душ и тер себя жесткой мочалкой, пока не стало больно: хотелось содрать с себя кожу и отмыться от того дерьма, которое лезло в голову. Прав был Михалыч: мужик не может хотеть другого мужика. Гоша — хрен с ним, пусть трахает кого угодно, а Олесь нормальный. Нормальный!
***
Понедельник начался даже хорошо: веселая Катька порхала по квартире, довольная тем, что у них наконец-то получилось забеременеть, планировала купить себе спецодежду, щебетала что-то о подгузниках и о том, что садики в округе забиты, нужно уже сейчас записаться, иначе после декрета придется уволиться и сидеть дома с ребенком, а Олесь смотрел в чашку и думал о том, что если эта мерзость, которая с ним творится, продолжится, то впору повеситься и избавить человечество от своего присутствия. А вдруг действительно мальчик родится? Он скривился, отставил кружку с чаем в сторону и сбежал на работу, снова едва сдерживая тошноту.
Отпустило только в метро, и Олесь старался не смотреть по сторонам: вдруг снова какой подросток на глаза попадется.
В обед оказалось, что у генерального день рождения, нужно сброситься, и пришлось отдать последние деньги. А потом позвонить Катьке и сказать, что задержится.
— Ты только недолго, — разом погрустнела жена, но сам Олесь повесил трубку с явным облегчением.
Хотелось напиться до легкости в голове, чтобы вообще ни о чем не думать.
Вечеринка за какой-то сраный час скатилась до уровня обычной попойки, и генеральный, почти не стесняясь, заигрывал с новенькой из отдела продаж, а та отвечала ему взаимностью. Впрочем, Олесь сам не обратил бы внимания на брачные игры руководства, если бы не Ростислав.
— Смотри, папа нашел мне новую маму, — прошептал он Олесю на ухо, неожиданно подойдя сзади.
— Следуй примеру, — огрызнулся Олесь.
— Так я следую. Я нашел себе красивого мужчину в полном расцвете сил.
— Шел бы ты, малыш…
— Меня устраивают оба варианта: и в жопу, и нахуй, — рассмеялся Ростилав. — Пойдем, потискаемся?
Олесь опрокинул в себя очередной бокал вина залпом, хотя обычно любил смаковать и чувствовать вкус, и свалил на улицу покурить. Коллеги собирались в кучки, все что-то обсуждали, а он чувствовал себя лишним: его тут и за мужика-то не считали. Иногда Олесь сомневался, что люди помнят его имя.
Докурив, он отбросил окурок в сторону и направился в сторону туалета. Там его точно никто не побеспокоит, а через полчасика можно будет свалить домой.
Одна кабинка оказалась занята, он мысленно матюгнулся, умылся холодной водой, дождался, пока дылда-курьер закончит свои дела и свалит из туалета, и зашел в крайнюю, с окном. Стекло было матовым, но по силуэтам во дворе угадывались некоторые сотрудники, и Олесь подумал, как они отреагируют, если он сейчас спустит штаны и прислонится задом к окну — заржут или прибегут, чтобы запинать его ногами.
Расстегнул ширинку, прицелился, и…
— Да, привет… — раздался голос Ростислава.
Следит пацан за ним, что ли?
— Привет. Нет еще. У отца. А какие есть предложения? О-о-о… я согласен, да-да. Сейчас, закончу тут. Давай, ага.
Дверца кабинки дрогнула.
— Эй, кто там ссыт как полковая лошадь? — громко спросил Ростик.
— Блядь, — буркнул Олесь тихо. — Хочешь подержать?
— Олесик? — недоверчиво переспросил он. — Конечно, хочу! Открывай!
— Придурок, — Олесь стряхнул каплю, натянул трусы и брюки, со злостью дернул за ручку слива и, развернувшись, рывком открыл двери. — Что ты, придурок малолетний, от меня хочешь, а?
— Сто раз уже говорил, — ухмыльнулся мальчишка, толкая его обратно в кабинку и прижимаясь к Олесю именно так, как представлялось в извращенных фантазиях.
Ростислав был одного с ним роста, теперь же показался даже выше — он склонил голову и сразу поцеловал Олеся, обдав ароматом мятной резинки с цитрусом.
Олесь опешил.
До этого дня он считал приставания Ростика эдаким утонченным издевательством — не впервые в этой жизни Олеся обзывали педиком, и противный мажорчик просто слету обнаружил его больное место. Даже в голову не приходило, что пацан серьезен в своих заигрываниях.
Олесь отстранился и почувствовал, как по спине ползет холодок страха: если его застанут в офисном туалете с сыном генерального, увольнением и позором не обойдется.
— Прекрати! — сказал он. — Я же сто раз говорил, что я женат, и...
— Да мне насрать, — ухмыльнулся мальчишка. — Трахай свою жену, если хочешь. Или — нет?
Он снова потянулся за поцелуем, и на этот раз Олесь не отпрянул, почувствовав, как нахальный язык касается его языка.
Он приоткрыл рот, выдыхая, и понял, что член уже твердый, как гвоздь — встало за каких-то две секунды. И что с улицы наверняка будет понятно, что в кабинке двое.
— Ого… — прошептал Ростик, проводя рукой по его ширинке. — А говоришь, женат.
И этого оказалось достаточно, чтобы прийти в себя: Олесь вытолкал наглого мальчишку из кабинки и вышел следом.
— Тут люди, — прошипел Олесь. — Везде... И... Черт, отстань!
В паху ныло, но он решил, что один оргазм или даже перепих его мечты не стоят увольнения и скандала.
— Ты же меня хочешь, — нагло ухмыльнулся Ростик. — Можем ко мне поехать. Папик все равно будет ночевать у своей зазнобы.
Олесь посмотрел на него и понял, что хочет поехать, но вряд ли сможет куда-нибудь добраться, если это щуплое создание с нежной кожей и пухлыми губами будет сидеть рядом. Хотелось до дрожи, но к горлу снова подкатила волна тошноты.
— Педик чертов, — выдавил Олесь через силу, чувствуя знакомые спазмы в животе, и бросился к выходу.
— На себя посмотри! — заржал в спину Ростислав.
Олесь кое-как выбрался на улицу, где его снова прихватило, он даже на колени упал, выблевывая из себя все, что съел за день.
— Смотри-ка, нажрался в хламину, — неодобрительно сказал кто-то за спиной.
Он неловко приподнялся и, утерев губы, поплелся по дорожке от офиса.
Возвращаться в комнату за вещами не хотелось: в кармане было то самое портмоне, пустое, но мелочи на метро точно должно было хватить.
Добравшись домой, он залез в душ и переговаривался с Катериной через дверь. Жена рассказывала, что уже сообщила на работе и что ей в декрете будут платить честную зарплату.
— Хорошо, когда начальник — женщина, наша Виктория — просто прелесть! — лепетала Катька, пока Олесь поливал член ледяной водой из душа. — Она сказала, что еще и подарок от фирмы будет. Может, коляска? Коляски сейчас ужасно дорогие… Нет, все-таки мне повезло с начальством.
— Ага, — буркнул Олесь, вспоминая своего директора и следом — Ростика, — лучше женщина, ага!
Глава 3
На шее Ростислава был засос. Крупное пятно на загорелой коже было почти незаметно, но не для Олеся. Засос, даже думать нечего. Все от излишней страстности, от того, что кожа на шее такая нежная, и любая боль кажется сладкой – губы прижались чуть сильнее, и вот…
— Олесик, у тебя маркер есть? – Наталья Николаевна проследила его взгляд и вздохнула. – Видишь, он сегодня тихий, почти никого не трогает.
Конечно, тихий – небось, всю ночь… Сколько ему лет? Семнадцать или восемнадцать? Акселерат гребаный.
— Да, вот, — Олесь передал ей маркер. – И хорошо, что тихий.
А ведь он сам мог поставить этот засос. Прижаться губами чуть сильнее, обнажить зубы и впиться в жилку на шее. И услышать стон. И схватить мальчишку за плечи. Залезть к нему в джинсы, прижаться сильнее, просунуть руку, сжать…
— Привет, Олесик.
Ростик сам подошел и улыбнулся, наклонив голову набок, и засос стал виден отчетливее.
— Здравствуйте, Ростислав Валерьевич.
Трахать, чтобы стонал от изнеможения…
— Как прошел твой вечер?
— Отлично, — сказал Олесь ровно, глядя на багровое пятно, — обсуждали с женой покупку коляски для нашего будущего ребенка.
Сзади послышался сдавленный вскрик, а потом Наталья Николаевна охнула.
— Олесик, вы ребеночка ждете?
— Да, — он кивнул и, крутанувшись на кресле, улыбнулся ей широкой фальшивой улыбкой, а потом снова посмотрел на Ростика. — Два месяца. Сегодня жена идет на УЗИ.
— Какая замечательная новость! – залепетала начальница в спину. – Поздравляю, это же чудесно!
Олесь смотрел на шею Ростика и думал совсем о другом.
— А вы чем вчера занимались, Ростислав Валерьевич? – спросил он, дождавшись, пока поток поздравлений закончится.
Тот нагнулся, мазнув по лицу прядью светлых волос, и шепнул на ухо:
— Меня жестко выебали в туалете одного клуба. До сих пор зад болит. Конечно, я представлял, что это ты. Хотя, наверное, ты сам хочешь быть снизу?
Наталья Николаевна кашлянула и сообщила, что больше двух говорят вслух.
Ростислав быстро выпрямился и посмотрел на главбуха свысока — как всегда.
— Я всего лишь поблагодарил моего чудного милого Олесика за сегодняшнюю ночь.
Женщина охнула, а Олесь очень захотел сдохнуть прямо сейчас. И, пока Ростик эффектно удалялся, желание сдохнуть крепло, потому что он так вилял бедрами, что хотелось догнать, повалить на пол, а потом содрать джинсы и…
— Ты не переживай, Олесь, — сказала Наталья Николаевна откуда-то издалека.
— А я не переживаю.
Я просто хочу его выебать, мрачно подумал он.
— Вот таким хорошим мальчикам, как ты, всегда достается от... этих, — сказала она с презрением.
Олесь едва сдержал порыв объяснить, насколько он не хороший, и уткнулся носом в монитор с рядами цифр.
И нахрена ему нужен был красный диплом и магистратура?
До обеда все было относительно спокойно, если не считать того, что Олесь выкурил больше сигарет, чем обычно, и выпил уже три чашки кофе. И зря, понял он, когда появилась нездоровая тяга куда-то бежать, а в затылке заныло. Он стучал по клавишам компьютера и не делал ни одной ошибки, при этом мозг его функционировал, словно разделившись на две части. Пальцы сами по себе набивали цифры. Ни единой ошибки.
— Олесь… у тебя есть минутка?
Он удивленно поднял голову, воззрившись на Ростислава, который улыбался как нормальный человек, а не малолетний ублюдок.
— Вы что-то хотели, Ростислав Валерьевич? – спросил Олесь, поставив локти на стол.
— Да. Я хотел пригласить вас пообедать.
— Моя жена приготовила вкуснейший обед, который я захватил с собой.
— Олесь, ну перестань. Я подумал и решил вести себя хорошо, — и добавил тише: — Папик зол, грозится уволить.
— Свежо предание.
Ростислав улыбнулся еще раз и сделал то, что сломило вежливую холодность Олеся – взъерошил волосы.
— Прости меня. И давай поедим. Вместе.
— Ростислав, что ты от меня хочешь?
— Приглашаю тебя пообедать. И, клянусь, — он снова нагнулся и зашептал на ухо: — Что в офисе я не буду к тебе приставать. Папа сказал, что ты ценный сотрудник, а я лоботряс.
— Я с ним согласен.
— Но это не убьет мою веру в наше с тобой светлое будущее.
— Ростик, прекрати.
— Я вполне серьезен, — он посмотрел на Наталью Николаевну, которая, разумеется, не упускала ни единого слова из разговора, и поклонился. — Мадам, вы не против, если я украду вашего ведущего экономиста?
Она фыркнула.
— Мадам, я предельно серьезен. Клянусь вернуть его в целости и сохранности. Обещаю больше не нарушать ваш покой.
— Иди уже, — буркнула Наталья Николаевна.
Олесь покачал головой:
— Нет, спасибо.
Ростик грустно вздохнул, снова нагнулся и шепнул:
— Большой прожаренный стейк с кровью. И минет. Если захочешь.
У Олеся тут же потяжелело в паху, а на лбу выступил пот.
На его счастье, Наталью Николаевну вызвали из кабинета – не иначе, было подстроено, но Олесь воспользовался возможностью и схватил Ростислава за воротник рубашки-поло, наплевав на то, что дорогая модная вещь может растянуться.
— Еще раз повтори. И посмотри на меня.
— Стейк с кровью… — мальчишка улыбался, но уже не так нагло, скорее, ошалело.