Вот как, значит.
— Я пойду, вручу подарок, — тот вытащил из кармана небольшую коробку в блестящей фиолетовой обертке, — жди меня здесь, — и направился к сцене.
Теперь Олесь, по крайней мере, понимал, почему чувствует себя идиотом. А Гоша тоже хорош — не мог сказать, решил постебаться. Мудак.
Сейчас он его подождет, конечно. Олесь сразу поднялся, чтобы уйти, но, пока Гоша удалялся, гигантский софит светил прямо в лицо, а внизу раздавались крики и аплодисменты. Наконец основное действо начало происходить на сцене — Гоша что-то говорил, но Олесю было уже все равно.
— Пиздец, так это ты с ним пришел? — знакомый парень ухватил его за локоть и улыбнулся. — Блин, извини, я не знал. Я не хотел сказать, что он — урод, просто я его ищу и…
— Да мне посрать, — зло отозвался Олесь. — Хоть кем его назови.
— Давай я тебя угощу. Меня Алексей зовут, а тебя?
— Тут бесплатно наливают. И мне надо идти.
— Ну извини, — торопливо сказал парень, так и не отпуская его локоть. — Ты пойми, мне очень надо Гордеева поймать, иначе…
Олесь замер и посмотрел на Алексея очень внимательно.
— Хочешь поговорить? Присаживайся. Гоша сейчас вернется, поговорим.
И, осторожно высвободив локоть, уселся обратно на диван, улыбаясь как последний сукин сын. Снизу доносился восторженный голос именинника.
— Вот, — Алексей вернулся полминуты спустя, всунул Олесю в руку бокал с шампанским и сел рядом. — А вы с ним... да?
— Можно и так сказать, — он забросил ногу на ногу и поставил бокал на широкий подлокотник. — Зачем тебе Гоша?
— Я модель, слышал, что он ищет мальчика для новой съемки, а сейчас кризис, работы почти нет. В агентстве съезжают, даже на выставки не посылают, а мне деньги нужны. Я слышал, что Гордеев сам мальчиков выбирает, он настолько крут, что клиенты соглашаются на его условия.
— Крут, значит?
— Ага. А ты кто?
— Тоже модель. Безработный, — Олесь положил руку Алексею на плечо и улыбнулся.
В этих новых шмотках он чувствовал себя гораздо комфортнее, чем обычно, и уже начал верить в собственную привлекательность.
Настроение портило только то, что жена в больнице, готовится к операции, пока он по клубам развлекается.
Алексей в ответ расплылся в широкой улыбке, обнажив белоснежные ровные зубы.
— Так ты меня с ним познакомишь?
— Обязательно, — Олесь прошелся пальцами по вьющимся волосам над его ухом и улыбнулся в ответ. — Ты ведь из наших, да?
— Не совсем, — Алексей немного смутился и добавил шепотом: — Если нужно с Гошей — я не против.
Олесь хотел сказать, что придется, но в этот момент на диван плюхнулся Гордеев собственной персоной и сразу нахмурился.
— Отдыхаете, мальчики?
— Ага, — улыбнулся Олесь. — Гоша, с тобой Алексей хочет познакомиться.
— Очень приятно, — не глядя на парня, сказал Гоша, и выразительно посмотрел на Олеся. Тот ответил ему очень неприятным (как ему самому показалось) взглядом.
— Мне тоже приятно, Георгий, — Алексей даже привстал и руку протянул, а Гоша ее, понятно, проигнорировал. — Простите, я хотел спросить…
Гоша полез в нагрудный карман и достал оттуда визитку. Протянул ее парню.
— Завтра позвони, в двенадцать. Олесик, мы уходим.
Все поднялись, Алексей еще полминуты рассыпался в благодарностях, но Гоша почти сразу потащил Олеся к лестнице.
Где и их и поймал счастливый именинник.
— Гоша, миленький, уже уходишь?
— Да, — буркнул тот, — мой мальчик, — кивнул на Олеся, — слишком много выпил, его тошнит.
— Меня не тошнит, — сказал Олесь, надеясь, что выглядит трезвым. Просто назло Гоше.
— А как же праздник?
— Мить, мне завтра с утра работать. И мальчик вот, — он обхватил Олеся за пояс и прижал к себе крепче.
— Черт, мне жену бросить? — возопил Митя. — Почему ты меня отталкиваешь?
Гоша покачал головой. Очевидно, разговор продолжался давний.
— Никого бросать не надо, Митя. У нас работа, и, пожалуйста…
— Молодых да смазливых тебе подавай, — криво улыбнулся Митя и, кивнув Олесю, сказал: — Ты, сладенький, не думай. У него таких, как ты, еще тысяча будет, попользуется и бросит. Лучше женись и детей себе заведи.
— За сладенького спасибо, — сказал Олесь, моментально заводясь. То, что звездного Митю он больше никогда не увидит, только придало уверенности. — А вот что мне с личной жизнью делать — не ваше дело. Вы бы своего сына лучше воспитывали, а то — вон…
Он махнул подбородком в сторону бара, где упомянутый пацан висел на каком-то мужике и что-то ему шептал в длинную бороду.
— Блядь! — заорал Митя и бросился туда.
Так получилось сбежать. На улице Гоша рассмеялся, обнимая Олеся за плечи, а потом сказал:
— Тонкий психологический ход, милый. Бисексуальный папа даже мысли не может вынести о гомосексуальности сына.
— А он?..
— Нет. Это же Васнецов — лидер популярной рок-группы. Я их сам познакомил.
— Молодец какой, — Олесь стряхнул его руку и направился к джипу. — Надеюсь, ты не пил, мне не улыбается попасть в аварию с известным гомосексуалистом Георгием Гордеевым.
— Что такое? — Гоша остановился и смотрел ему в спину взглядом, который мог оставить подпалины на новой рубашке. — Я тебя чем-то обидел?
— Ну что ты, милый! — перекривил его Олесь. — Я же тебе мальчик на пару недель, передо мной можно и комедию поломать. «Кто такой Гордеев? Ах, да, известная свинья», — вполне похоже изобразил он неискреннее удивление Гоши и отошел на пару шагов, чтобы громко сказать: — Меня ваша звездная тусовка заебала! Пьяные бабы и пидоры — все! — он подвел рукой черту. — А бабы пьют, потому что мужиков почти нет.
— Олесь…
— В жопу, — буркнул он и дернул за ручку двери. — Я домой хочу.
— Олесь, — Гоша подошел и приобнял его за плечи, — ты мне очень помог, правда. И Мите удачно рот заткнул, мне теперь можно не париться какое-то время.
— Пожалуйста, — сказал он с сарказмом. — Надеюсь, завтра пойдут сплетни о том, как ты счастлив в личной жизни.
— Пойдут, — уверенно качнул головой Гоша. — Это часть работы. Во всяком случае, я особенно стараюсь не светиться, но до конца не получается.
— От твоей харизмы даже натуралы светятся. Мне твой новый модельный мальчик сказал, что с тобой — согласен. Пользуйся, — Олесь высвободился и открыл, наконец, дверь.
Гоша пожал плечами и обошел машину, чтобы сесть за руль.
— Моделей трахать неинтересно, такое ощущение, что они это ради новых заказов делают. Та же проституция, вид сбоку. Я и Мите никаких авансов не давал, — сообщил Гоша, заводя машину. — А то, что у него кризис среднего возраста — не мои проблемы. Новое пусть пробует с кем угодно, но я работу и личную жизнь не мешаю.
— У некоторых работа — как личная жизнь, — с иронией отозвался Олесь. — Ну, ничего, тебе до кризиса далеко, у тебя еще все впереди.
— Мне тридцать пять, — сообщил Гоша и рванул с места.
— Я думал, что ты мой ровесник, — Олесь не собирался отвешивать ему комплименты, но Георгий в самом деле выглядел здорово, сложно было не восхититься.
— Спасибо.
Гоша нажал на кнопку, и стекло опустилось, впустив в машину свежий ночной воздух.
— Можешь курить, если хочешь.
Олесь сунул в рот сигарету и подкурил. Злость все еще бурлила внутри, и хотелось Гошу как-то поддеть. Он ничего не обещал и просто попросил о помощи, но дурацкая ревность (или это была зависть? ) не давала спокойно наслаждаться поездкой домой.
— Значит, ты часто мальчиков меняешь?
— Я не люблю мальчиков. Мне нравятся взрослые молодые мужчины. Которые одеваются как мужчины. И ведут себя как мужчины, а не как избалованные девки, которые не могут толком объяснить, что случилось, — он тоже закурил и смотрел на дорогу. Вел Гоша расслабленно — одной рукой держал руль, курил, но было видно, что он тоже раздражен. Оба молчали, Олесь медленно затягивался, глядя на ночной проспект, залитый огнями.
— Тебе нужно было сразу сказать, что ты и есть Гордеев. Я бы понял и даже стал называть тебя на «вы».
— Я не зажрался, и называть на «вы» меня не нужно, — Гоша небрежным жестом стряхнул пепел за окно, — просто этих девочек и мальчиков в Москве толпы. Если я с каждым дружить буду — на шею сядут и ножки свесят. Я так одного пригрел, до сих пор...
— До сих пор что? — уточнил Олесь, не сдержавшись.
— До сих пор не хочу никаких отношений. Он теперь в Штатах, зарабатывает больше меня, а я сижу и думаю, что сделал не так.
— Придумал?
Гоша повернулся к нему, мазнул по Олесю взглядом и невесело улыбнулся. Они какое-то время ехали молча.
— Как жена?
— Нормально, если можно так сказать. Я в медицине не разбираюсь, читал кое-что в Интернете, но мало что понял. Говорят, операция поможет.
— Хорошо.
Снова молчание — то самое, неловкое — заставило Олеся тяжело вздохнуть.
— Спасибо, ты мне очень помог, — сказал он, глядя в окно.
— Ты мне тоже — считай, квиты.
— Это другое.
— Брось. Ты помог мне больше.
Олесь выбросил окурок в окно.
— Я там, в клубе, встретил своего однокашника. Он ко мне подскочил, хлопал по плечам, улыбался, спрашивал, как. Я что-то ему такое отвечал. И он предложил на неделе пообедать вместе, назвал какое-то место, я даже не слышал. Я взял его визитку. И точно знаю, что никогда не позвоню. Что я ему расскажу? Что был на вечеринке случайно? Вот и разозлился, наверное. Я неудачник, Гоша.
— Ну и зря. Позвони, сходи. Там лишних людей не было.
— А я? — хмыкнул Олесь невесело.
— Ты тоже. Ты украшал собой эту унылую компанию.
Понять, шутит он или говорит серьезно, Олесь не мог.
— Украшал. Как же. Это твои джинсы от Армани украшали мой зад.
— Твои джинсы от Армани.
Олесь кашлянул и отвернулся. Конечно, нахрена они Гоше: у него наверняка таким шмотьем шкаф забит, будет он после кого-то вещи носить. Самое обидное, что сам Олесь тоже не сможет их надеть: Катька в жизни не поверит, если Олесь скажет ей правду — подарили, мол.
— Я серьезно. Сходи. Твоя зарплата явно не является пределом мечтаний, а любой из Митиных гостей может многое.
— Даже ты.
— Даже я, — сказал Гоша согласно. — Но не проси меня найти тебе работу: я и для себя просить не люблю.
— И не собирался, — фыркнул он.
— Вот именно, — Гоша остановился во дворе дома. — Ты пока сам не соберешься — ничего не будет. Неудачники — это те люди, которые ничего не делают.
На прощание Олесь пожал ему руку и твердо решил позвонить Пашке. Вдруг и вправду что-нибудь выгорит?
Глава 5
На работу Олесь опоздал, потому что не мог уснуть. Ворочался почти до самого рассвета, не в силах забыть Гошины слова о неудачниках. Тот был прав, конечно же, прав, и Олесь злился, но большей частью — на самого себя. Утром он позвонил Катьке и неожиданно начал расспрашивать, как она, как дела, что говорят врачи — не дежурно, как обычно, а потому что действительно переживал. И ему даже показалось, что жена обрадовалась.
Тем не менее, несмотря на ночные душевные порывы, нужно было идти на работу, где платили мало, а требовали много. Опоздания в офисе прощались немногим, и Олесь в число счастливчиков, понятно, не входил.
Зато несомненный счастливчик, ходивший на стажировку в те дни, когда ему вздумается, обнаружился на собственном Олесином столе. Ростик рассказывал Наталье Николаевне какой-то анекдот, кривляясь и постукивая себя по коленке сложенной в трубочку газетой.
— Доброе утро, — Олесь поставил сумку у стола и включил компьютер.
Ростик моментально материализовался на краешке его стола с широкой улыбкой во весь рот.
— Скучал, солнышко мое?
— Безумно, — Олесь отодвинул стул и сел, глядя на монитор, где мелькала заставка загрузки.
— Неужели не скучал?
Он поднял взгляд на Ростика и нахмурился.
— Ты неделю назад клялся, что больше в офисе приставать не будешь.
— А я не пристаю, я с ценным сотрудником беседую. Я вот по тебе уж-жасно скучал. Невыносимо, — и подмигнул, маленький засранец.
— Угу. Теперь иди работать, а я займусь просчетом очередной поставки из Италии.
— Я спросить хотел, — Ростик, как обычно, не слышал то, что не хотел. — Вот, купил тут прессу, а тут — нате вам, — и сунул Олесю под нос газетенку со сплетнями о светской жизни, раскрытую на развороте.
Половину страницы украшала фотография Гоши, рядом с которым стоял он, Олесь, и смотрел на него влюбленным щенячьим взглядом. Собственное восторженное выражение лица казалось шуткой фотографа, потому что он прекрасно помнил, что злился весь вечер.
Олесь посмотрел на Наталью Николаевну, усиленно делавшую вид, что ничего не слышит. Слава богу, хоть фотографию видеть не могла. Он сначала покраснел, но подпись под снимком («Георгий Гордеев и его спутник») сразу напомнила о других событиях вечера и, в частности, о сорокатрехлетнем Мите, которого Олесь, по словам Гоши, хорошо осадил. И вернулось то самое чувство безнаказанности.
— Ой, как неожиданно… — протянул Олесь, брезгливо подцепляя газетку пальцем — откуда манер таких набрался. — Хотя… я подозревал, что тебя такие картинки заводят.
— А вот и нет. Я таких людей не люблю — говорят одно, делают другое, — кажется, мальчишка понял, что при посторонних лучше эту тему особенно подробно не обсуждать.
— Какие плохие люди, — Олесь притворился, что изучает фотографию, а на самом деле — смотрел на себя и удивлялся, что даже на паршивом снимке получился хорошо. А уж Гоша…
— Покурим? — спросил Ростик, пытаясь забрать газету.
— Хорошо, — Олесь встал и рывком выдернул у него «Желтый экспресс». — А это я конфискую. На память.
Курилка оказалась свободной, и Олесь присел на широкий подоконник, глядя на Ростика исподлобья.
— Ты жаждешь объяснений, мой хороший?
Ростик нервно закурил и посмотрел на него, насупившись.
— Да мне похуй, ты хоть обтрахайся! Какого хрена надо было мне говорить, что ты не такой, женатый там?
— А надо было сказать: прости, я по взрослым дяденькам?
— Ага, по взрослым он. Видели, знаем.
— Ростилав Валерьевич, это сцена ревности или мне можно спокойно покурить?
— Это… — пацан даже замер. — Я из-за тебя кучу бабла просрал, урод ты бисексуальный. Поспорил с пацанами, что соблазню женатого натурального мужика. А теперь что?
— А теперь — все, — качнул головой Олесь, улыбаясь.
И было во взгляде Ростика что-то настолько бесконечно печальное, что он не выдержал:
— Расслабся, маленький. Я был до тебя натуральнее некуда. Так что ничего ты не просирал.
— Э, — тот осекся и уставился Олесю в переносицу.
— Гордеев — мой сосед, попросил с ним сходить. Я тебе не изменяю, — он улыбнулся и даже попытался растрепать кудри Ростика, которые оказались облиты таким слоем лака, что вышло только слегка примять прическу.
— Ты что, правда думаешь, что мы с тобой пара? — охнул тот, картинно открыв рот. — Правда?
— Нет. Не думаю, — Олесю внезапно стало скучно. Общение в таком тоне ему претило, а с Ростика взять больше было нечего. Не олигополии же обсуждать. — Пора переходить на новую ступень отношений.
— Это на какую?
— Я собираюсь тебя отыметь и бросить без сожалений.
— О, — разулыбался Ростик, — это я завсегда. Только ты ж не против, если я на видео процесс сниму? Чтобы пацанам доказать.
— Против. На этом месте наша любовь и скончалась, прости и прощай.
— Ладно. Можно и фоткой обойтись.
— Фоток тоже не будет, — Олесь чуть наклонился и выдохнул ему в лицо вместе с дымом: — Я женат.
— Блядь, вот так всегда. Женат он. Клеевая отмазка.
Олесь прижался к стене спиной и скрестил руки на груди.
— Все так. Жизнь вообще несправедлива.
— Ага, значит, твой Гордеев тебя может снимать, а я нет. Не вижу логики.
Замечание о том, что Гордеев его не снимал и вряд ли будет, Олесь проглотил.
— То, что ты сфотографируешь своей мыльницей и выложишь где-нибудь в инете и высокое искусство — разные вещи.
— Конечно, — ухмыльнулся Ростик. — Должны же извращенцы вроде тебя на что-то дрочить.