- Ты же не знал….
- Ага! Откуда мне было?.. Я же – трехлетний ребенок! Как мог догадаться, что за выбитую дверь хозяин заплатить потребует!? …Отец и надорвался, небось, потому что в две смены пахал, – Мишка едва не плакал от досады. – У тебя сколько денег осталось? Дадим им тысячи четыре?
- Заедем на вокзал - к банкомату, я сниму со счета, и оставим десятку.
- Это – много?! – несмело возразил Мишка.
- Это – не тебе решать. Понятно? – авторитарно заявил Олег.
Мишка привычно кивнул. Потом добавил:
- Я квартальную получу, и мы на счет тебе доложим, ладно? Мне Андрей Васильич пятнашку обещал выписать.
- Хорошо, доложим, - не стал спорить Олег.
К четырем часам дня выкопали всё. Остался крохотный куток, про который баба Зоя сказала:
- Сама докопаю, себе на еду.
Коляску мотоцикла набили мешками картошки. Родители ушли проситься на попутную телегу. Баба Зоя, увязывая в сумку деревенские гостинцы, вытирала слезы:
- Минь, когда умру, хоронить приезжай, слышишь?!
- Ба, ну тебя! Я на новый год опять приеду! …И я там не пью, не думай! Вон, у Олега спроси.
- Дай Бог, дай Бог, – она целовала и крестила внука много раз подряд. Потом обернулась к гостю: - Ты, Олег, хороший парень. Ты дружи с нашим охламоном-то, ладно? Маленький он. Пропадет без надзора!
Олег улыбнулся:
- Маленький, да. Не пропадет! Там Алинка за ним, знаете, как смотрит? Он при ней так не хорохорится, как здесь!
Мишка с усмешкой отвел глаза.
Чмокнув в последний раз морщинистую бабкину щеку, он сам подозрительно заморгал и пошел, не оглянувшись. Заведя мотоцикл и дождавшись, пока Олег обнимет его сзади, он втопил во всю силу мотора по деревенской улице. Сегодня всё в этом мире было иначе, чем вчера. Не доехав до города, Мишка свернул на проселок, в поля. Дорога нырнула в овраг, выбралась на берег речушки, там Мишка остановился, заглушил мотор.
- Вот. Здесь я рыбачил.
На вытоптанной у воды площадке были прилажены чурбачки для сидения, и смотрело проплешиной в траве старое кострище.
- И – что, большая ловится? – спросил Олег с сомнением.
- Ну, не такая, как вы с Темкой друг другу показывали, - засмеялся Миша. – Так, голавлик граммов на шестьсот. Красноперка. Ершик.
- Это всё – мелкие.
- Ну, здесь тебе не Волга!
Они сидели на чурбачках и смотрели, как темная вода несет осенние листья, с тихим плеском огибает камыши, заворачивается в бурунчики на отмели. Молчали так долго, что трясогузка, вспорхнувшая от треска мотоцикла, вернулась и спрыгивала по веткам, все ниже и ниже, пока не подобралась совсем близко к городским гостям и их железной машине. Мишка жевал травинку.
- А что мы с тобой в Новгороде не рыбачим? – нарушил тишину Олег. – Я – люблю!...
- Не знаю…. Дураки потому что, не додумались! Арни говорит, на Ильмене вот такие клюют, - Мишка широко раскинул руки.
Ветер прошелся шелестящей волной по камышам. Олег поёжился. Мишка посмотрел ему в глаза:
– Замерз? Домой? – а потом добавил задорно: - Или показать тебе, как на мотоцикле трахаться удобно? Знаешь, сколько я девок на нем переимел? Больше, чем на студии! Хотел тебе предложить: «Станешь последней и единственной?»
- Здесь, что ли, в чистом поле? – Олег оглянулся по сторонам.
- Не здесь. Садись! – Мишка снова завел мотоцикл и погнал по берегу, свернул в лесок, сбавив скорость, обернулся: - Голову пригни: кусты!
Пробирались заглохшей дорогой, остановились на поросшей светлым мхом поляне, окруженной молодыми, нечастыми сосенками. В предвечернем осеннем лесу было тихо и пусто. Они сошли с мотоцикла и застыли друг напротив друга. Слишком многое поменялось для них за эти дни, и оба медлили сейчас с первым шагом. Наконец, решился Мишка:
- Ты серьезно говорил?... Про хворостину-то?
Олег мягко усмехнулся:
- Да стоило бы выломать одну, вжарить тебе хорошенько. Для памяти.
- Вжарь! – Мишкины щеки запунцовели, но смотрел он прямо в глаза.
Олег сказал расслабленно, с улыбкой:
- Что – «готов понести заслуженное…»? Ну, заголяйся!
Мишка дернул пряжку и без лишних сомнений спустил до щиколоток джинсы и трусы. Олег, не сводя глаз с его лица, шагнул к нему и левой рукой обнял спереди за плечи, а правой – с силой сжал ягодицы. Мишка, не в силах держаться, сделал пару дрочащих движений: от Олега хотелось ВСЕГО, даже розог. Олег замахнулся и ударил ладонью – больше звонко, чем больно. Мишка плотнее прижался к его плечу. Олег выждал полминуты, потом развернул Мишку полностью к себе, обнял его за плечи и снисходительно сказал:
- Лааадно! Ты – маленький, любимый заяц. Маленьких зайцев не бьют, - а потом предостерегающе добавил: - …Но только, если они….
Мишка обвил руками его шею и прошептал:
- «Они» больше не будут!
Они стояли и целовались. Пальцы Олега прокладывали дразнящую дорожку по Мишкиной спине, по пояснице, к копчику и дальше вниз, между ягодицами, подкрадываясь, но так и не касаясь нежной лунки. Мишка завелся и напрягся, как струна, сбиваясь дыханием от поцелуев. Наконец, Олег чуть оттолкнул его и посмотрел в глаза:
- Ну, и как оно – «на мотоцикле»?
Бросил куртку на металлический фартук коляски, подсадил любовника. Было на самом деле удобно: чтобы войти на всю длину с первого же движения, не пришлось ни сгибать колени, ни тянуться вверх.
- Вау! Как под мой рост делано! – Олег развел руками чуть пошире Мишкины ноги, подобрал нужный угол. Смежив от наслаждения ресницы, Мишка вцепился одной рукой в плечо любовника, но когда тот попытался положить ладонь на Мишкин член, загородился:
- Не надо, подожди!
Олег не стал перечить, двигал бедрами, притянул Мишку за шею и скользил легкими поцелуями по его скуле и щеке.
- Минечка мой! – ему понравилось имя, которым называла Мишку баба Зоя. - Сладкий зайчонок! Хороший мой! Мальчишка!
Мишка кусал губы: держался изо всех сил, чтоб не кончить. Хотел «в обратку», сам трахнуть Олега на мотоцикле. Зря, что ли, еще с дома, с Новгорода, об этом мечтал!?
- Лель, кончай первый, а?
Олег уже дышал горячо и часто, после Мишкиных слов перестал сдерживаться и, выдохнув короткий стон, кончил. Последними толчками, уже сгибаясь от оргазма, нечаянно причинил Мишке боль. Тот тихо охнул.
- Больно? Прости! Пожалею! – Олег собирался нагнуться к Мишкиному паху. Но Мишка удержал его за плечи:
- Нет!
- Почему? – Олег удивленно посмотрел на любовника.
Мишка стоял и ждал, пока тот поймет, что сейчас – его очередь садиться…. Но Олег снова просто протянул руку…. И Мишке стало обидно. Он надулся. Да, маленькие зайцы имеют свои права и даже влияние на своих больших и любящих хозяев. Мишка сжал возбужденный член в кулаке и с вызовом выпалил:
- Ты же зарёкся сосать!? И не будешь! И очко подставлять не хотел!? Значит, я сам!
Олег, расслабленный оргазмом, ласково окликнул:
- Эй, что за бунт на корабле?
Но Мишку забрало упрямство. Всколыхнулись все обиды, вся боль, все горькие минуты, которые пришлось пережить за эти дни. Голос его звенел:
- Не хочешь меня? Обойдусь! Ты – актив? Отлично! Но тогда меня - не трогай! Не нужен тебе мой член? Забудь, что он есть! «Девушка» - так «девушка».
- Господи, ну чего ты, заяц? Что не так? – огорченно говорил Олег.
Но Мишка яростно дрочил, и ему сейчас казалось, что он обижен на какие-то конкретные слова любовника, на какие-то невыполненные обещания. Олег потянулся перехватить его руку. Мишка дернулся и сделал два шага назад:
- Не трогай! Не хочу!!!
- Вот прямо – не хочешь? – Олег отозвался с таким огорчением, что Мишке стало легче. Но уступать он не собирался. Он достал из куртки Олега любрикант, щедро выдавил себе на ладонь и снова принялся за мерные движения. …Да нет, конечно, он быстро пожалел об этом своем «бунте». И, если бы Олег еще раз остановил его и коснулся нежной ладонью, Мишка бы сломался, сдался, принял ласку. Но Олег стоял и расстроенно смотрел на друга. Мишка двигал кулаком все чаще. И в груди его разливалось мучительно-сладкое, мазохистское чувство стыда, обиды, жалости к себе. «Он больше не предложил!... Он смеется надо мной теперь! Пусть все будет плохо!» И от этого чувства, и от отчаяния, что всё сам испортил, и от мысли, что - вдруг ЭТО ВСЁ у них сейчас в последний раз? - Мишка кончил потрясающе сильно. Так, что, к смущению своему, застонал, и так, что ему пришлось опереться на седло мотоцикла, потому что дрожали колени…. Он вытирал руку платком и боялся поднять глаза: вдруг у них всё снова плохо? Вдруг Олег сейчас станет смеяться? Или – обидится? Он готовился опять просить прощения за свою придурь. Но Олег неожиданно заговорил очень мягко и виновато:
- Миш, прости меня! Я буду давать тебе, правда!
И в груди «маленького зайца» взметнулся восторг. Это была, наверно, его первая победа над Олегом. Ну – да, такая вот: нелепая, обидная, какая-то… ненужная. А, может, наоборот, необходимая? Олегу ведь тоже нужна бывает защита. Значит, в такие минуты рядом должен быть кто-то, кто сильнее его?!...
- Садись. Поехали домой, - сдержанно сказал Мишка, подходя к мотоциклу.
- Миш? – в голосе Олега звучали извиняющиеся, даже заискивающие нотки. – Ну, зачем ты так-то? Я люблю тебя!
И Мишка, сейчас – большой и сильный Мишка! - ответил спокойно и чуть снисходительно, опять копируя голосом Олеговы интонации:
- Сказал: садись! Если любишь, значит, всё наладится!
Он завел мотоцикл. Олег взобрался в седло, придвинулся, положил ему руки на плечи…. И тут, не удержавшись, Мишка склонил к плечу голову и потянул Олегову руку к губам, покрыл поцелуями его пальцы, ладонь, ее тыльную сторону - так, как привык это делать всегда после страсти. Олег придвинулся тесней к его спине и на мгновение ткнулся поцелуем в его шею. Мишка несильно прикусил Олегов мизинец, потом положил его руку на свое плечо и выжал рычаг сцепления. «Конечно, всё наладится!» - умиротворенно думал он, осторожно выбираясь по лесной дороге в сторону шоссе.
Примечание автора:
* Чай… – из словаря: устаревшее, разговорное: «Разумеется, конечно». В описываемой местности – слово-эндемик, повсеместно распространенное и широко применяемое.
* Олег путает: этот фонтан стоит не в Питере, а в Петергофе, в 30-ти км от Санкт-Петербурга.
Они сделали крюк на вокзал - к банкомату за деньгами. Потом привезли картошку к сараю. Выгружая мешки из коляски, Мишка небрежно, словно мимоходом, бросил Олегу:
- По сравнению с Валькой ты – совсем узкий.
- Врешь! – также вскользь проронил Олег, перетаскивая мешки в сарай.
- Нет, правда! - Мишка откинул крышку подпола, спрыгнул в неглубокую яму, посмотрел на друга снизу вверх: - …Только зачем я тебе это говорю? Тебе ж наплевать, - и потянулся за мешком: - Подай!
Олег придвинул ему картошку и негромко, но упрямо сказал:
- …Не наплевать….
- …Тебе подо мной никогда приятно не было, - Мишка возился с завязкой мешка, не поднимая глаз.
- …Было!...
- А что не кончал?
Олег принес от мотоцикла еще один мешок. Потом с осторожной иронией спросил:
- За две минуты?...
Мишка вспыхнул. Дернул, разрывая, запутавшийся шнурок, сказал сердито, с вызовом:
- Давай, я тебе буду давать раз в полгода!? Ты будешь в сорок секунд укладываться.
Остальные мешки пересыпали молча. Потом Олег подал Мишке руку, помогая выбраться из «ямы», и задержал его ладонь:
- Не злись! …Я помню, что на студии ты по полчаса девчонок драл….
Мишка взвился:
- Да к черту её, студию! Что ты всё тянешь и тянешь эту память в нашу жизнь? Нет, чтобы попросить «затрахай меня, Миш, так, чтобы я всех их забыл навсегда!» Но – черта с два! Тебе нравится свои обиды смаковать!
- Чего ты врешь? – обиделся Олег.
- А зачем это мусолить? Всё прошло. Теперь новая жизнь, понимаешь!? Я в Кулябе, в бою, в людей стрелял. Может, даже убил кого – не знаю. И что, теперь постоянно вспоминать, жизнь сломать из-за этого? По сравнению с войной вся студия – херня на палочке!
Олег промолчал – возразить было нечего. И только когда они уже шли от сарая к подъезду, тихо сказал:
- Ты за один день на пять лет старше стал….
- Станешь тут! – буркнул Мишка.
Утром мать мягко тронула его плечо:
- Миш, проснись, я на работу ухожу!
Протирая глаза, он вышел за ней в коридор:
- А к поезду не выйдешь?
- Я не успею. Отец проводит: у него как раз обед, - мать выставляла к порогу увязанные полосатые «челноковские» сумки: - Смотри: грибы, картошка, огурцы. Синяя сумка – Олегу, не перепутай! Петуха бабкиного я закоптила, чтоб не испортился. Алине – шарфик передашь. Шелковый! Она – светленькая, ей – пойдет.
- Не надо! – смутился Мишка.
- Надо! – решительно кивнула мать. – Ты чего не понимаешь – туда не лезь. …За деньги-то – спасибо тебе! Не много дал? Самому осталось?
Мишка покивал:
- Осталось. Вы кредит закройте, мам. А если еще нужно будет – звони. И если лекарства отцу…. У нас аптеки хорошие.
- Ну, дай Бог, дай Бог! – каким-то своим мыслям ответила мать. – В военкомат-то поедешь? – она кивнула на листочек повестки, с весны еще заткнутый за раму зеркала в прихожей.
- Олег сказал: лучше сходить. А то - начнут искать, найдут, впаяют еще что-нибудь….
- Ну, как знаешь,… - мать, притянув к себе его лицо, коснулась губами щеки: - Ты не пей там, Минечка! Чтоб не как отец,… - потом запоздало спохватилась: - Ты чего ж босой? Замерзнешь.
- Я не пью, - Мишка ответно ткнулся губами в ее поседевший висок. – Я на новый год, может, приеду. …Да – не холодно, согреюсь!
Мать аккуратным движением утерла накрашенные ресницы:
- Ну, счастливо доехать. Позвони из дома, ладно!?
Он кивнул, щелкнул за ней щеколдой, постоял у двери, слушая цокот ее каблуков по ступенькам. Потом улыбнулся:
- Сейчас согреюсь! – и пошел к Олегу.
Олег дрых безмятежно, как ребенок. Мишка решительно нырнул под одеяло:
- Лёль, я замерз!
Олег, еще во сне, повернулся, хозяйским движением притянул его к себе:
- Как ты это делаешь? – потом обоснулся, открыл глаза: - Ты – чего? А - родители зайдут?
- Они на работе. Дверь закрыта изнутри. А я – умираю, как соскучился!
Они целовались, перекатываясь: сначала сверху – Олег, потом – Мишка. Наконец, они снова были по-настоящему вместе.
- Я так боялся, что не простишь.
- Считай, что свой мальчишник отгулял, понял? Теперь больше – ни-ни.
- И ты – свой! – сказал Миша, имея в виду Таньку с ее сваливающейся простыней и поцелуями.
- Я свой отгуляю, когда мы в Кострому, к моим, поедем, - хохотнул Олег.
Мишка испуганно вскинулся:
- Нет, Лёль. Не надо! Пожалуйста! Я тебя никому не отдам, не могу! – и обвил любимого крепким объятием, так, что под его руками хрустнули позвонки.
- Зараза ревнивая! – пропыхтел Олег. – Пусти, задушишь! …Ладно, я, считай, тоже отгулял. Если ты еще чего не удумаешь….
- Брось ты! Я и так чуть не умер! – Мишка, едва касаясь, вел пальцами по внутренней стороне его бедра вниз, к доверчиво распахнутому паху.
Олег, закинув руки за голову и смежив ресницы, негромко сказал:
- Миш, если начать руками…. Если долго сначала… правильно, как нужно…. И только потом – трахнуть, то можно кончить без рук.
Мишка согласился чуть рассеянно:
- Можно, наверно….
Олег выждал пару минут, потом сказал еще тише:
- Ну?...
Мишка привстал на локте и заглянул любовнику в лицо:
- Что?
Олег сквозь прищуренные ресницы смотрел на него и улыбался.
Мишка улыбнулся недоверчиво:
- …Я?... Тебя?!
Олег молчал. У Мишки сердце заколотилось в ребра.
- А ты, Лель, с кем-нибудь так раньше… был?
- Нет. Откуда?
- …Целка, значит?! – выдохнул Мишка. Потом резко сел и потянул друга за руку: - Пойдем на диван!
Олег удивился:
- Зачем? Здесь же шире! Удобнее!
- Плевать на «шире»! Что ты понимаешь!? Я на этом диване еще со школы ночами мечтал, как я буду целку ломать. Долго, медленно…. Всю ночь….
- Что ее ломать-то прямо «всю ночь»?
- У тебя целки были? – беспокойно спросил Мишка.
- Одна. Одноклассница. …Не ревнуй, не ревнуй! – Олег быстро положил ладонь на Мишкины губы. – Мы потрахались месяц и разбежались. У нас днем всё было. И - быстро.
- Ну, не знаю-не знаю, что там «быстро»…. Я свою с июня ломаю! - ухмыльнулся Мишка. - И всё – никак.
На диване он уложил Олега на бок, к себе спиной.
- Скажешь, когда приятно станет, ок?
Олег промолчал, слегка поежившись плечами. Мишка начал осторожно, словно на самом деле в первый раз в жизни.
- Так, Лёль?
Ответа не было. Только через несколько минут Олег протяжно выдохнул и сам повернулся на спину. Мишка покосился ему в лицо и улыбнулся: