От Лаврива веяло уютом, комфортом и счастьем.
- Мужа своего тоже сырниками кормишь? – усмехнулся Костя, чувствуя себя героем фильма. Отрицательным героем, который всегда делает не то, что от него ожидают. Косте всегда нравились антагонисты. Они интересные. У них есть характер.
В кабинете повисла неловкая тишина. Никто, кроме Лаврива не смотрел на Костю. Мариночка подхватила документы и выскочила из кабинета, Мария Игнатьевна отвернулась к компьютеру и застучала по клавишам, Лёшка так и не появился из-за своей перегородки. Костя смотрел на замолчавшего Лаврива и испытывал чувство триумфа. Заслуженного триумфа.
- Бывает, - коротко ответил Тутти-Фрутти и отвёл взгляд. Потом он быстро осмотрел кабинет. Никто ему не сочувствовал, по крайней мере, виду не подавал. От чего Косте стало ещё лучше. На самом деле это только слова, что «гомосексуалисты – это такие же люди как мы все». Нет, не такие же. Лишние, странные, отщепенцы. Главное, вовремя напомнить об этом.
Лаврив бросил последний взгляд на Костю. В нём было сожаление и согласие: или ты, или я.
Иллюзия уюта исчезла, а пустота стала больше.
7.
Ночью было душно. Простыни липли к телу, от спящей Людки исходил жар, как от раскалённой печки. За открытым окном прошуршала машина, потом заорала чья-то потревоженная сигналка. Костя смахнул выступивший на лбу пот и встал с дивана. Спать было решительно невозможно. Он выпил стакан ледяной воды из холодильника, вышел на балкон в одних трусах и закурил. На воздухе стало легче. Слабый ветерок струился по телу, остужая распаренную кожу. Костя смотрел на горящий огнями проспект, на светло-лиловое предрассветное небо, и отчего-то чувствовал себя лишним на этом празднике жизни. Что бы изменилось, если бы его не стало? Вот так вдруг, раз… и не стало бы Константина Сергеевича. Людка быстро бы нашла ему замену, в этом Костя был уверен с самого начала, когда впервые пригласил её на танец в клубе. Красивые женщины никогда не остаются одни надолго. Мама бы расстроилась, потому что она мама, потому что она любит Костю, так любит, что Костя никогда этого не чувствовал. Словно… он её брат или супруг, с которым она прожила двадцать лет, но не сын, не ребёнок, не кровь от крови. Мама умела налаживать лишь партнёрские отношения, с твёрдой вертикалью власти. Она – во главе, а все остальные ей подчиняются. Мама бы расценила исчезновение Кости как очередной разгильдяйский поступок, и только. Лёшка… он мудрый и бесстрастный. Он бы всё понял, искренне сожалел бы об утрате, но останавливать бы не стал. Наверное, за это Костя его и уважал, и не думал о том, чтобы сблизиться настолько, чтобы нуждаться в его помощи постоянно. Вот и кончились близкие люди. Их никогда и не было много. И Костя был уверен, что никогда не будет.
И останется от него портрет на граните и место для пластиковых цветов. А даже если и не прыгать с балкона, всё равно ничего кроме этого не останется. Внуки ещё будут помнить о вредном дедушке Косте, правнуки будут знать только имя и примерно представлять лицо по фотографиям. И меньше, чем через сто лет о Косте забудут абсолютно все. Так нафига всё это? Лёшка прав, лучше полчаса истинного счастья, чем унылое существование. Итог всё равно будет одинаковым. Проблема только в том, что любить было некого. Может быть, Людку? Попытаться сойти с ума, засыпать её цветами, завоёвывать, в конце концов, сделать предложение. Но она и так принадлежала ему со всеми потрохами, мыслями и чувствами. Косте иногда казалось, что он слышит, о чём она думает, видит обрывки фраз, подобно проплывающим рыбкам в аквариуме. И цветы она не любила, и жениться на ней Костя не хотел.
Определённо нужен кто-то новый, как сказал Григорич, «свежая кровь». Да, стоит попробовать, поискать. Решиться и отправиться на поиски, пока возраст позволяет делать глупости, пока есть желание.
Костя вернулся в комнату и лёг на кушетке, согнув ноги в коленях. Закрыл глаза и успокоенно вздохнул. В пятницу он пойдёт с Лёшкой и Мариночкой в клуб после работы, куда его звали уже третью неделю подряд, и там разгуляется на всю катушку. Замутит с какой-нибудь обалденной девочкой, раскрутит её на секс, а потом они пойдут босиком по набережной под дождём и будут смеяться как дети. «Хватит киснуть!» - заключил Разумный Костя, и спорить с ним никто не стал.
Костя знал, что это сон. Он точно помнил, что лёг на кушетку, и ноги с трудом поместились. Стало легче дышать без чужого присутствия под боком. А теперь он стоит босиком на берегу моря, и солёный тёплый ветер ласкает лицо и голую грудь. От яркого солнца слезятся глаза, но Костя не хочет их закрывать. Он смотрит на раскрытые перед ним ладони. Узкие ладони с длинными тонкими пальцами. Он знает эти ладони. Он их любит бесконечно, каждую чёрточку, каждую линию. Он множество раз прокладывал губами маршруты по этим каналам. На розовых лепестках ладоней лежат сверкающие камни. Неогранённые и яркие. Два больших зелёных изумруда, кроваво-красные рубины, голубые топазы, золотистый янтарь и прозрачный горный хрусталь.
- Это мои сокровища, нравятся? – слышит Костя знакомый тихий голос. Этот голос вплетается в шелест прибоя, кажется, что он не может принадлежать человеку, настолько он красив и совершенен. Он ласкает слух, как ветер ласкает кожу, гладит, нежит.
Костя смотрит на камни и аккуратно берёт один топаз, касается кончиками пальцев горячей ладони. И сердце сладко сжимается, торопится, спешит. Костя не поднимает головы, потому что знает, кто перед ним. Единственно важный человек. Их только двое на берегу, и им хорошо, бесконечно хорошо вдвоём стоять и рассматривать драгоценные камни.
- Нравятся. Подаришь?
- Подарю. У меня ещё много есть.
- А откуда такие сокровища?
- Они всегда были моими.
Камни водопадом соскальзывают с одной изящной ладони на другую. И тонкие пальцы уверенно раскрывают Костину ладонь, а потом камушки, поблёскивая, ссыпаются в неё.
- Береги их. Никому не отдавай. Они приносят счастье. Когда мне будет плохо, ты подаришь мне свои сокровища. Только пообещай, что никому не расскажешь про наш секрет.
- Обещаю.
Костя слышит лёгкий смех - колокольчик, тронутый ветром, и его губы касаются доверчиво раскрытых ладоней, скрепляя обещание. Никому не расскажет, никогда-никогда.
На работе было сонно и тихо. Жара, внезапно накрывшая город, сводила с ума, путала мысли и вытапливала из них всю дурь. Никто не пытался изображать что-то, все были потные, замученные, и невероятно искренние друг перед другом. Мариночка махала импровизированным веером, терзала кондиционер и беспрестанно ныла, что хочет пить и не хочет жить. Мария Игнатьевна стойко держалась за свои обязанности и угрюмо отчитывала резко пахнувших механиков, которые принесли неправильно оформленные документы. Механики пыкали и мыкали, краснели с отчаянностью школьников, но правильного ответа не знали. Лёшка шуршал чертежами и тяжело вздыхал. На него жара всегда действовала угнетающе. Он даже курить не ходил, и без того дышать было трудно. Лаврив с самого утра пропадал в каком-то комитете, отчего Костя чувствовал себя по-буддийски спокойно и уравновешенно. Его жара не убивала, пить ему не хотелось, и никакие механики не вмешивались в его документооборот. Костя что-то мурлыкал себе под нос, и со скоростью улитки, решившей взобраться на Фудзи, составлял реестр договоров, который должен был вестись в течение всего года. Монотонная работа добавляла спокойствия и упорядочивала ход мыслей. А все они были приятные и крутились вокруг увиденного во сне. Пустота внутри, вот уже который месяц пожиравшая его, замолчала и спряталась где-то, а быть может, и исчезла вовсе. На место ей пришла надежда. Костя вдруг понял, что умеет любить, он чувствовал это ночью, когда целовал розовые ладони с тонкими пальцами. И эти разноцветные камни, россыпью упавшие ему в руки – «наш секрет».
Костя оторвался от папки с документами и посмотрел на свою раскрытую ладонь. Это точно была она во сне, и те, другие, они были такие же настоящие. И когда-нибудь Костя их найдёт и поцелует каждый пальчик, и не по одному разу. Он был уверен в том, что это будет.
Лаврив ворвался в кабинет в самый неожиданный момент, как всегда психопатически улыбающийся и «амурово» кудрявый. Опять в каких-то цветастых бабских шмотках, лениво отметил Костя. Благодать, наполнявшая его с самого утра, смягчила презрение и переплавила его в ленивое недовольство, всего только.
- Вот это лето! – неизменно чему-то радуясь, воскликнул Тутти-Фрутти и плюхнул на стол для перекуса пакет с логотипом «Карусели». – Пиво, холодное. Остужает моментально! Налетаем, товарищи. Я по коридору бегом бежал, боялся, что отнимут.
И он опять засмеялся, засновал по кабинету в поисках одноразовых стаканчиков и какого-нибудь закусона, оставшегося со вчерашнего обеда, сталкиваясь с такой же ополоумевшей от перспективы залить в себя ледяное пиво Маринкой. Потом к ним присоединился и Лёшка. Правда, он не бегал, а ходил вразвалочку, как медведь, вывалившийся поздней зимой из берлоги. Костя наблюдал за вознёй вокруг стола с пивом и улыбался. Маринка захлопала в ладоши, когда Лёшка откупорил первую из двух литровых бутылок «Белого медведя», Лаврив тоже что-то радостно пискнул и, не мигая, посмотрел в сторону Кости, приглашая к столу. Это и впрямь было неплохой идеей – выпить в жару холодного пива. Против жары и жажды не устоят никакие принципы, даже самые железные и вообще…
8.
- Сейчас заскочим на Университетскую и поедем в клуб, - Лёшка рассекал на своей новенькой «Ауди» как заправский водила, хотя права получил всего два месяца назад. Сам права получил, раза с третьего, но всё равно сам. Костя пялился в окно и откровенно зевал. Рабочая неделя осталась позади, выходные ничего особенно весёлого не готовили. Людка с подругой упорхнула на Крит, тусоваться с какими-то малолетками. От жары уже подташнивало, и хорошие сны больше не снились. Надежда на улучшение душевного состояния истончалась, и Косте казалось, что у него никогда не хватит сил сделать решительный шаг в сторону свободы, читай - неизвестности. Сегодня в клубе надо что-то сделать, взять быка за рога, да! Взять за рога! Воодушевления не было ни капли.
- На кой тебе Университетская? – подавив очередной зевок, спросил Костя и поймал шокированный взгляд Маринки, расположившейся на заднем сидении. Она явно что-то пыталась просигнализировать Лёшке, но тот спокойно улыбался и кивал головой, мол, всё знаю, всё будет ок.
- Федьку подхватим после универа, у него последняя пара в аспирантуре.
Костя аж на месте подпрыгнул, моментально проснувшись. Предатели! Подлые предатели! Прекрасно знали, что если скажут заранее о присутствии на тусовке пидараса, Костя не пойдёт. И никакие уговоры не помогут.
- ****ь! Ну на хрена?
- Костя… Константин Сергеич, ну у него же день рождения сегодня… нельзя его одного оставлять… - Мариночка тараторила, ухватившись за спинку сидения, на котором закипал Костя, и даже по плечу его попробовала погладить.
- А мне сказать не могли?! – Костя принципиально не смотрел на слабую податливую женщину, а сверлил взглядом наглый профиль друга-предателя, который уж мог бы предупредить заранее или намекнуть хоть, что будет, ****ь, сюрприз! Все планы о том, что в клубе можно будет расслабиться, замутить с кем-нибудь, рухнули в одночасье. Лаврив не позволит расслабиться, он же постоянно будет рядом со своими кудряшками, смешочками… и ещё эти шмотки! Да Костя со стыда сгорит в такой компании, ни одна нормальная девчонка не согласится с ним потанцевать, если увидит в компании с этим… с этим… чучелом.
- Сергеич, держи себя в руках. Ты же мужик или кто? – Лёшка лишь подмигнул ему и не стал ничего объяснять, оправдываться и вообще хоть как-то признавать свою вину. Ни черта! – Федя обещал провести в клуб бесплатно, у него там какие-то друзья в администрации. Так что считай, мы его эксплуатируем.
- Да мне похуй! Пусть хоть все пидарасы Питера соберутся, – Костя хлопнул раскрытыми ладонями по коленям и отвернулся к окну. Его поймали в ловушку. Свалить сейчас - значит расписаться в своей трусости, а уж Лаврив ему этого никогда не простит и обязательно напомнит.
- Ну все нам не нужны, а один не помешает, - Лёшка свернул к остановке, где уже поджидал Лаврив.
Задняя дверь хлопнула, и он залез к Мариночке, которая тут же начала обнимать его и поздравлять с днём рождения. Тот что-то сюсюкал и скромничал. И хихикал, и опять пах конфетами. Салон наполнился душным сладким запахом, от которого начинала кружиться голова. Костя принципиально не смотрел назад. Лаврива для него не существовало. На сегодняшней вечеринке его не будет, и пусть у него хоть тридцать три дня рождения.
- Я со всеми договорился, будет ещё текила и какая-то закуска, остальное за свой счёт. Там хорошая винная карта, и недорого.
Лаврив приподнялся на заднем сидении, чтобы приблизится к Лёшке или чтобы лишний раз позлить Костю. Костя почувствовал, как мурашки оголтелой толпой пронеслись вдоль позвоночника сверху вниз, а потом в голове замкнуло. Опасность! Опасность! Ему показалось, что время застыло. Рука Лаврива слегка коснулась его плеча и тут же исчезла.
Костя по инерции повернул голову и встретился взглядом с прозрачными глазами Лаврива, и тот слегка улыбнулся, обнажая влажные белые зубы с чуть выступающими клыками. И раздражающих кудряшек не было, волосы сплетены в тугие косички, плотно прилегающие к голове, и от этого тощая шея показалось ещё длиннее и тоньше, и острая линия скулы, и яркие губы идеально правильной формы, и овал ушной раковины, почему-то беззащитной и абсолютно не мужской… И Костино лицо окатило волной жара, под кожей проснулось острое возбуждение. «А может быть, он не парень? – Костя нервно сглотнул. – Какого хрена происходит?»
- Извини, - прошептал Лаврив и вернулся назад к Мариночке.
Костя осторожно глянул в зеркало заднего вида, чтобы убедиться в половой принадлежности трансвестита и понял, что тот действительно парень, без сомнения. Но возбуждение не спадало, и в голове неприятно позвякивало, и хотелось открыть дверь и выброситься под колёса проезжающих мимо машин, чтобы хоть как-то снять напряжение и отчаяние. Все суставы ныли, и кожа горела как обожжённая под полуденным солнцем. Костя чётко знал, что хочет Лаврива. Прямо здесь, сейчас… грубо и жёстко. От Тутти-Фрутти пахло сексом, сегодня он был весь окутан этим сладостным мороком. И морок тянул свои ядовитые щупальца к Косте, оплетал его тело, проникал в подсознание и заставлял чувствовать, чувствовать желание, похоть, всё самое грязное и животное. Перед глазами вставали картинки безумных оргий и садистских пыток. И Лаврив участвовал во всех них одновременно. Он был богом этого кровавого мира порока, наслаждения и боли. Он стоял на вершине холма из окровавленных жертв, обнажённый, абсолютно спокойный и уставший.
- Хочешь, я выпью и твою кровь? – вдруг улыбнулся он, сверкнув чуть выступающими клыками, как вампир. – Пошли за мной, Костенька, тебе понравится… не бойся. Им всем очень понравилось.
Он протягивает Косте окровавленную руку и касается плеча… И Костя в ужасе бросается назад, поскальзывается на чьей-то крови и падает, падает туда, где лежат мёртвые любовники Лаврива…
- Сергеич, просыпайся, приехали уже!
Костя распахнул глаза и увидел солнечный проезд, старые дома центральной части города и яркую вывеску клуба. Никакой крови и трупов. Он остался сидеть в машине один, Лёшка достал сигареты и закурил. Лаврив с Маринкой топтались около VIP входа в «Космонавт» и ждали их. Рядом стояли ещё какие-то люди, общались, смеялись, дымили сигаретами. Всё было нормально… Приснится же дурь такая!
Всё оказалось намного проще, чем боялся Костя. Убрались быстро и нескромно, и Лаврив перестал напрягать, вообще всё перестало напрягать. Мир раскрасился в радужные цвета и по венам пустили неразбавленный спирт. Костя отплясывал на танцполе с какой-то брюнеткой, которая через несколько песен сменилась блондинкой, и чувствовал себя абсолютно счастливым. Давненько он не злоупотреблял алкоголем, даже и забыл, что это так здорово! Мариночку склеил какой-то широкоплечий морячок и она, не стесняясь, сосалась с ним прямо на танцполе. Лёшка сидел за столиком и салютовал Косте полной рюмкой с «русским флагом». Он танцевать не умел и даже не пытался научиться. Лаврив крутился где-то около Лёшки со своей мобилой и, сосредоточенно кусая губы, набирал сообщение за сообщением. Наверное, его мужик поздравляет с днём рождения, или он своего мужика с чем-нибудь поздравляет. Любопытный мужик. И где он в день рождения своей второй половинки? Прям такая любовь, куда деваться.