– Ноэль… - прошептал я, когда его горячие губы накрыли мой сосок.
Он остановился и посмотрел мне в глаза.
- Все будет хорошо. Ты правильно сделал, что сказал сейчас. И они эту новость узнали не на концерте. Все будет хорошо. – Повторил он, я верил. – Тебе так нравится это имя?
- Красивое имя, очень тебе подходит.
Он вздохнул и устроился на мне.
– Спасибо.
- За что?
- За то, что поддерживаешь меня, того, кто не в состоянии сделать тебе карьеру.
- Тони, я же не из-за карьеры поехал с тобой, а из-за тебя самого. И если ты больше не будешь петь, это не изменит мое отношение к тебе. Хотя я очень люблю твой голос…
- А я люблю твою флейту, мышонок.
- Я уйду за тобой. – Твердо проговорил он.
А я вздохнул и обнял его. Как же тяжело. Как больно. Но если он будет со мной, будет легче. Легче осознавать действительность, ведь я не сказал самого главного ребятам.
Я так боюсь, просто боюсь.
Глава 16. Перед концертом.
- Мак, привет.
- Мираж, какими судьбами?
Он всегда мне нравился. Этот упертый, сильный, харизматичный мужик. Было даже время, когда я пытался склонить его к сексу. Но Мак оказался стопроцентным натуралом. Хотя с таким коллективом как у него – это очень странно.
- Мираж! Привет! – влетел на кухню студии Змей. Обнял. А я притянул эту рептилию к себе. И невольно подумал, что мой Ноэль изящнее.
- Привет, Змеюка. – Прошептал я устало. Терри отстранился и внимательно посмотрел на меня.
- Плохо выглядишь.
Я хмыкнул.
- Так что привело тебя? – снова спросил серьезный Мак.
- Хочу забрать свое. – Улыбаясь, ответил я. Он тут же переменился и стал совершенно другим человеком, тем, кого знают в тусовке. Деловым.
- Мак, расслабься. – Засмеялся Терри. – Энтони, ты имеешь в виду меня и Лофа?
- Именно.
Все же четырехчасовой сон мне мало помог, больше расслабило то, что Ноэль был рядом и нежно обнимал меня и сопел в плечо. Я даже, если честно, толком и не поспал, опять провалился в какую-то мутную тину.
- Это не проблема, когда тебе нужен этот дуэт?
- Завтра. Вживую, две песни.
Они переглянулись, а Терри нахмурился.
- Подожди. У тебя завтра концерт?
- Да.
Я отвернулся от них и посмотрел в окно, по мостовой к студии бежал мой мальчик. Он был так восхитителен сейчас, что я невольно улыбнулся.
- Энтони, что-то случилось? – уже встревоженно.
- Да. Но это моя проблема, моя и моей группы.
- Тони? – вбежал в кухню Ноэль, я обернулся. – Там у Кота истерика!
Ох, черт!
- Мак, я прошу предоставить мне ребят и аппаратуру к вечеру, у меня репетиция. Сыграем две песни, а уже завтра, к шести часам, концерт. А сейчас мне пора. – Я взял Шела за руку.
- Энтони, ты точно в порядке? – Змей он такой, внимательный и понимающий.
- Да.
Но сейчас у меня есть сокровище с черными глазами, сокровище, которое я не хочу терять.
Мы вышли из студии «Baiser», и Шел зашептал быстро-быстро:
- Он закрылся в комнате, не отвечает, там музыка громко, и ребята волнуются.
- Сейчас разберемся. Ты хоть выспался? – открывая дверь в нашу студию, спросил я. Шел был немного растрепан, кенгурушка небрежно накинута на голое тело, видимо, его разбудили.
- Да, не волнуйся. Только я знаю, что ты опять плохо спал. И не спорь, тональник тебя не спасет. – Хмуро ответил он. Я улыбнулся.
Мы поднялись наверх, и я увидел картину маслом.
Четыре парня сидели около двери в комнату Кота и курили. Музыка орала так, что я отчетливо слышал свой голос даже в начале коридора. Тааак, у Котёнка депрессия, прекрасно.
Я отпустил руку Шела и прошел по коридору, прямо к комнате Кота.
Ребята в надежде подняли головы и затушили сигареты.
Я стукнул в дверь. Никто не ответил. Еще раз, но уже посильней.
- Кот! – хотел заорать, но получилось какое-то неприличное шептание. Бет подскочил с пола.
Забарабанил сам.
- Кот, открывай! Тони пришел! Кот!
Музыка стихла, и дверь приоткрылась на несколько дюймов.
- Тони? – хрипло.
- Котёнок, давай, открой, я выслушаю.
Дверь открылась шире. И в мои объятия прыгнул лохматый котёнок.
- Тони, как я без тебя, как? – Он действительно был в жутком состоянии, я подхватил его и понес к себе. Бросил через плечо ребятам:
- Времени мало, его нужно привести в чувства. Чай с ромашкой и виски. Ноэль, со мной.
Всех сдуло из коридора.
Я внес Кота в свою комнату и сел вместе с ним на кровать. Сейчас он меньше всего напоминал знающего себе цену парня. В моих руках был мальчишка.
- Тони, прости.
- Ничего. Давай успокаивайся.
- Я не могу. Больно. За тебя.
Я вздохнул. Шел принес из ванной влажное полотенце и передал мне. В его глазах было столько печали. Я сжал челюсть.
Они все, каждый по-своему, волнуются за меня. Кто-то, как Марс, постоянно курит, Бет, наверняка, снова полночи переставлял стопки своих книг. Я знаю, что Майлз постукивал на установке. И только Кот действительно не может сдержаться и льет слезы под мои песни.
- Кот, послушай, сейчас не время, и ты это прекрасно понимаешь, ты мне нужен, очень. Я без тебя не смогу. – Проговорил я, успокаивающе поглаживая Кота по волосам. Он лишь всхлипнул и прижался сильней. Он не замечал ничего вокруг. И вдруг вжался в меня и тихо прошептал:
- Я не мог раньше, осознавал, но не знал, как сказать, чтобы ты не принял это за шутку, да и потом, ты ведь Мираж…
Я непонимающе уставился на черную макушку, Шел рядом затих, так же как вошедшие ребята. У Марса в руках была бутылка, Майлз нес бокалы. А Бетховен поднос с чаем.
– С самого первого взгляда… С первой улыбки… - я уже знал, что он скажет, и обнял его сильней. – Люблю тебя. – Без надрыва, так, как будто это безнадежно, но в тоже время правильно.
- Котёнок. – Я запустил руку в его гриву волос.
- Знаю я все. Просто должен был сказать. Вдруг ты бросишь нас, и я вообще не смогу тебя увидеть. Знаю, что не в твоем вкусе, и знаю, что ты никогда не любил прилипал, ты такой, я просто… Должен был сказать. Всю ночь готовил речь, а получилось опять абы как.
Он вдруг поднял голову и улыбнулся, вяло. Под глазами синяки, уставший. Как и все в этой комнате.
- Ты же знаешь, я всех вас люблю.
Он ухмыльнулся. И снова вжался в меня.
- И это тоже. Я не хочу без тебя, музыка без тебя - это как гитара с тремя струнами.
Бет поставил поднос на кровать и подал мне чашку. У них не было шока, видимо, признание Кота удивило их меньше, чем потеря моего голоса.
Я поднес чашку к губам зеленоглазого котёнка, он сделал глоток. Поморщился.
- Не любишь чай с ромашкой? – немного насмешливо спросил я.
- Ненавижу. – Уже с улыбкой ответил он.
Я знаю, ему нужно было мне это сказать. Я и раньше догадывался о его любви, но думал, что это как к музыканту, а тут…
Но это ничего не меняет в наших отношениях и в моей симпатии к нему. Он всегда был моим котёнком и останется им.
- Так, давайте выпьем и за работу. – Марс разлил виски на два пальца, как положено, и мы выпили.
- Что у нас сейчас? – спросил задумчивый Рей.
- Сейчас приводим себя в порядок и едем к Тома. Делаем несколько снимков, я надеюсь, несколько. А потом в зал на репетицию, Терри и Марио подъедут позже. Так, что еще? – я закусил губу, задумался. И даже не заметил, как они все тихо оставили нас с Ноэлем одних.
- Устал? – сел он рядом со мной.
- Только утро, а голова уже никакая, маленький.
- Ты знал, какие чувства к тебе испытывает Кот? – прислонившись к моему плечу, спросил он.
- Догадывался.
- И что теперь?
Я повернулся к нему и нежно поцеловал в пахнущие лимоном волосы.
- Ему просто нужно было это сказать, он не ждет от меня ответных чувств, но ему необходимо было признаться.
Я обнял его за талию и подтянул к себе на колени.
– А я люблю другого человека. Человека, который вошел в мою жизнь со слезами на глазах. Моего мягкого, шелковистого мышонка.
Шел тихо рассмеялся и накрыл мои губы своими нежными губами. Я тут же перехватил инициативу, а он совершенно не сопротивлялся и отдавался мне.
Нашу идиллию нарушил телефон. В общем-то, как всегда.
- Да? – оторвался я от исследования сладкого рта.
- Тони, доброе утро, как ты? – Итон был, как всегда, бодрый.
- Жутко. Но мы почти готовы отправиться к Тома на растерзание. – Ответил я.
– Иди в ванную. – Легкий поцелуй в скулу моему мальчику. Ноэль встал с моих колен и отправился в душ. А я подошел к зеркалу.
- Я подъеду где-то к девяти. Будь готов. И, Тони…
- Что? – я выглядел как-то уж совсем замучено.
- Я прошу тебя на репетиции использовать фонограмму.
Я застыл.
- Итон, ты же прекрасно знаешь, я не пою под фонограмму.
На том конце эфира вздохнули.
- Энтони, я думаю, что это единственный способ отыграть большой концерт, я уже тебе об этом не раз говорил. – Немного повышая голос. Я знаю, он нервничает.
- И не ты один. Бетховен мне уже даже запись совал. И Майлз ходит-ноет о том, что можно отыграть чисто и под фон. А что говорить о Шеле…
- Вот и прислушайся к тем людям, которые тебя любят и которым небезразлична твоя судьба. – И все, повесил трубку.
Я вздохнул.
Конечно, мы можем отыграть под фон, но это будет неуважение к фанатам нашего творчества. И самое главное - это ведь последний концерт, а я выйду к ним с фанерой. Это неприемлемо.
- Может, действительно взять фонограмму, Тони? – тихо спросил Ноэль, выйдя из ванной.
- Я не могу, малыш. Это недостойно «L'iris noir». – Я повернулся к Шелу, на нем было только полотенце, и хрустальные капельки воды медленно скользили по коже. Я не удержался и направил на него телефон – щелкнул.
- Тони? – воскликнул Ноэль. А я улыбнулся, смотря на фото на дисплее.
- Я, конечно, не Тома, но тоже знаю толк в прекрасном.
Он смущенно отвернулся к шкафу.
– И могу его увидеть. А то, что я вижу - действительно прекрасно.
- О! Великий Мираж и его мальчики! – восторгу Тома не было предела. Я старался не скривиться. Да, этот тип знает свое дело, но как же он раздражает. Тома обошел Шела, а я еле сдержался, чтобы не притянуть моего мальчика к себе.
– О! Мираж, ты не забыл, что ты мне обещал за мою работу?
- Я помню.
- Прекрасно, а теперь начнем…
Фотосессия длилась долгие четыре часа, я бы предпочел изнуряющую тренировку по танцам или репетицию в два раза дольше, чем это.
Он ставил нас в позы, раздевал, одевал, оголял и заставлял делать вещи, странные для нас, но на его взгляд - потрясающие. После четырех часов ада я прекрасно понимал Лофарго, он хоть умел срываться на Тома. Тем самым снимая стресс.
- Миражик, встань поближе к конфетке…
Я рыкнул и резко обнял Шела и впился в его губы, он ахнул, но сам, по инерции, обнял меня за шею. Вспышка еще и еще. Но мне уже было все равно.
Вся конспирация канула в Лету, но я наслаждался губами любимого человека.
- О! Это экстаз! – завопил Тома.
На мне была прозрачная рубашка и серебряные брюки, на моем мальчике все угольного цвета и пояс из цепочек. Я приподнял его ногу себе на бедро. Ноэль застонал.
Тома на заднем фоне что-то лепетал о том «что он художник, а не порно-режиссер», но снимать не перестал. Извращенец.
После этой фотосессии я был выжат как лимонная долька в мохито. Но впереди еще репетиция.
Мы приехали как раз вовремя. Лоф ругался с Вороном.