Он запрыгивает в пустой багажник и зовет меня, я к нему, плотно, почти нельзя дышать. Хлоп! Мягко закрылся багажник. Машина хорошая, бесшумная, модная… и мы в темноте. Два странных тела прижаты, переплетены и вмяты друг в друга. Одуряющее пахнет бензином и его кровью. И сердца бьются в унисон, поддакивая друг другу. Холода не чувствуем, чувствуем горячую кожу, жаркое дыхание – надолго ли хватит этих печей? Снаружи раздаются крики:
- Ни хрена не видно. Смотри внутрь!
- Тут тонировка.
- А в этой ауди?
- Никого!
- Беги до дороги, факт, они подрали машину ловить…
И третий голос:
- Мужики, что это было?
- Не поверишь, влюбленная парочка!
- Так вроде парни оба! Один твой боец. Или второй не парень?
- Да, девчонка!
- А зачем побежали-то? Ты им трахаться помешал?
- Типа того…
- Далеко не убегут. В таком-то виде!
И ещё один голос:
- Ну, Михаил Геннадьевич, ваш герой наделал шума. Не догнали?
- Всё возмещу!
- Да там нечего возмещать! Наоборот, народ в восторге. Только вот найдете ли его к завтрашнему?
- Найдем!
- Здесь все посмотрели, может, где-то в машинах?
- Заглянули во все, их нет… Крюков на шоссе погнал…
- Ну, пойдемте, он поищет. Там бой остановили, ваш Гуга переживает…
Голоса уходят. Становится тихо.
- Ринат, - шепчу я, - вылазим?
- Нельзя… Да и не сможем…
- Замёрзнем ведь!
- Я согрею… - он дышит мне в волосы, в лоб.
- Интересно, чья это машина?
- Почему ты сказал, что они меня обманывали?
- Твоя мама не знает, где ты. И денег она не получала. Она каждый день морги обзванивает…
Фара подавлено замолчал, сглатывает, шевелит кадыком.
- Надо возвращаться, Ринат!
- Да, надо…
- И не только к маме! Ребята тебя ищут, Ник даже в Уфу ездил…
- А ты?
- Они ищут, а я нашёл.
- Адам, я… я… люблю тебя. Не отвечай мне, просто знай.
- Я знаю. Напишешь мне ещё письма?
Вместо ответа - поцелуй в лоб. Я пихаюсь, пытаюсь задрать голову, подвинуться выше. Это трудно, багажник забит голым телом! Фара тоже толкается, машина качается, но результат есть – губы к губам. Нежно и осторожно он целует. «Слишком мало, - думаю я, - слишком кратко! Нужно будет потом попробовать в нормальных условиях, а то все наши поцелуи словно бред шизофренических снов!» Мы лежим, не шевелясь, до онемения в плечах, до покалывания в бедрах, ступни околели, носы-ледышки, но губы иногда вытягиваются друг к другу в детскую дудочку, касаются друг друга, узнают друг друга. Мы лежим долго, слишком долго! Холод проник везде, мы в ледяном капкане, вокруг зима. Фара медленно с большим трудом вытягивает полотенце и засовывает мне на спину, расправляет. Обнимает! Греет! Ведь должен прийти когда-нибудь хозяин машины! Мы дождёмся, доживем! Наступает вялость, мышцы–тряпочки, сердце уже не бухает… Лишь бы не заснуть! Почему я не взял телефон? Фара иногда судорожно сжимает меня, заставляя выйти из анабиоза!
Шум. Топот ног. Почти у самого уха клацание железа. Оружие? Что это? И потом шепот:
- Пятый, с запасного! Третий, кухня, в седьмой квадрат! Вперёд…
Опять топот. Тишина. Вдруг вдали хлопки. На салют не похоже. Слишком беспорядочные. Тишина. Опять нарастает шум, топот. Голоса. И Фара начинает дергаться, раскачивать машину.
- Нас должны заметить, кричи!
- А-а-а-а! – кричу я, замороженные связки выдают высокую ноту.
- О-о-о-о! – подвывает мне басом Фара.
Бамс! Плашмя ударяет холод, бьёт свет, врывается звук:
- Они здесь! Зовите парня!
Чьи-то руки нас пытаются расцепить, тормошить:
- Э-э-эй, ребятки! Не спать! Всё закончилось, выбирайтесь! Они ж почти голые!
- Давай куртку! И коньяк где-то был!
- Их нужно в дом! Как бы переохлаждения не было!
- Скорая на подходе! Там есть раненые!
Меня вытаскивают за ноги, накидывают теплую куртку. Сижу, свесив ноги из багажника. Собровцы тащат за ноги Фару, тот вдруг дергается и кричит от боли.
- Ёо! Смотри, как ногу у бойца разбарабанило! Тихо-тихо! Вылазь! Нашли, где спрятаться!
Сквозь темные фигуры в черных круглых касках пробирается еще одна фигура. Громкое дыхание, знакомый крик:
- Они живы? Мы успели?
- Ник! Как я рад тебя видеть… - пищу я. Фара молчит.
Комментарий к Письмо от меня
========== Письмо восьмое ==========
Никуда я не поехал с мамой в зимние каникулы. Мои билеты пропали. Как и билеты Ника. Он уговорил мою рыдающую маму оставить меня на каникулы у Покровских под его присмотром. А своим просто сказал, что никуда не поедет. Покровские определили Фару в дорогущую клинику, там уже 30 декабря сделали операцию на колено.
В ночь с тридцать первого на первое мы пошли в палату к Фаре. Все. Меня вели за шкирку. Ник почему-то думал, что я сбегу. Парни взяли с собой коньяк. Я - маминых пирожков и чесночных гренок. Фара возлежал на высокой кровати, оснащенной какими-то механизмами. Его нога была устроена на небольшом возвышении, обездвижена. На шее толстый воротник Шанца. На лбу из брови – свежий шов, залитый каким-то медицинским клеем. От виска к щеке дугой фиолетовый кровоподтек.
Когда мы ввалились в комнату, Фара засмущался, растерянно заулыбался. Парни жмут ему руку, треплют волосы, бодро здороваются, задают всякие глупые вопросы про здоровье, про какие-то «дела»! Багрон отчитывается о баскетбольном турнире. Бэтхер в лицах рассказывает пошлейшие анекдоты. Макс сообщает, что у него счастье: Юля Пуговкина из сороковой школы, за которой он ходил в последнее время по пятам, снисходительно согласилась стать официально его девушкой. Ник описал новую машину его отца, Джеймс Бонд нервно курит! Молчали только я и Фара. Ринат избегал смотреть на меня. А я на него.
Закрыв комнату на защелку, парни налили в мензурки коньяка, и Эрик произнес пламенную речь:
- Ну, други! Проводим год! Не такой он и хуевый был. Но будущий должен быть все же лучше! И еще, Фара! Ты нам сейчас все расскажешь! Чок?
Все стукнулись пластиком и проглотили обжигающую жидкость. Мамины пирожки мгновенно разошлись по рукам, в мешочке осталось всего три. Мы молча уставились на Фару.
- А что рассказывать-то? – хрипло выдавил из себя Фара. – То, что идиот, так я и так понял уже…
- Как ты оказался в боях?
- Меня Дударев, хозяин «Бонзы» и любитель миксфайта, давно звал. Но ведь мне восемнадцати не было! А там нужно официальное согласие писать от себя лично, в том, что если убьют, претензий никто иметь не будет… Он обещал поддельные документы, с другим именем. Типа все поверят, что я совершеннолетний. Я не соглашался. А в тот день я… я решил… что… если меня убьют, то действительно никто не будет иметь претензий. Ну… я был не совсем вменяем… Прибежал в «Бонзу», Дударев встретил меня как родного. Я согласился на новое имя, но с тем, чтобы все деньги он передавал матери, также маме письмо написал, чтобы она не волновалась сильно. Меня увезли на какую-то дачу. Я там тренировался. А потом, где-то через неделю, и бои начались…
- Тебя кололи? – спросил Макс.
- Да, перед первым боем… хм… какой-то озверин. Во время спарринга такой кураж появляется… зато после… без сил падаешь, спишь, спишь, спишь… Я после первого боя спал сутки! Еще обезболивающее кололи… Я жил как в тумане, во времени и в пространстве потерялся. Но к новому имени привыкнуть не мог все равно…
- Фара! Ты же мог сдохнуть! Там же профи бьются! В основном кикбоксеры! А ты все равно сопляк! – вскричал Макс.
- Я не думал об этом… Туман… - слабо улыбнулся Фара. – Простите меня, мне Лютик сказал, что вы переживали, искали меня… а я… слабак…
- Ну… начинается! – взвыл Бетхер. – Ты слабак, да ещё один слабачок больше часа в чреве машины голые лежали на морозе! Как вы не замерзли-то, не понимаю!
- Тебе не понять, Эрик, - вставил Ник. – Любовь!
И все покраснели!
- Ник, прекрати! – проговорил Ринат. – Ребята, спасибо вам за все! Мне повезло с друзьями…
- С Лютиком тоже! - гнёт свое Ник. – Как он орал адрес! Молодец!
- Между прочим, - тихо сказал я, - именно из-за твоего звонка меня чуть не убили…
- Не убили же! Ладно, дядя Толя был рядом, он быстро СОБРовцев вызвал, время позднее – пробок нет, домчали за час. Потом еще минут десять операция длилась…
- А как догадались, где нас искать? Быстро ведь нашли!
- А нам какой-то дядька сказал, что вы в его ауди сидите, он понял это по осадке машины, когда за Дударевым и Крюковым побежал.
Парни налили еще коньяка. И теперь выпили за восемнадцатилетние Рината.
- Мы с тобой! Мы рады, что ты нашёлся! У тебя все наладится! – желал Макс другу и выразительно взглянул на меня.
Ровно через пять минут после двенадцати все засобирались кто-куда. У всех есть новогодние вечеринки. Кроме меня. Но я тоже засобирался. Ник развернул меня от двери.
- Нет, Лютик! Ты остаешься! И не дай бог…
Мы с Фарой остались одни. Я сел на краешек его кровати.
- Адам! Прости Ника, и меня тоже… - прошептал Ринат. – Конечно, иди домой! Ты ничего не должен мне! Правда!
- Должен… хотя бы понять. Я останусь.
И я остался. Правда, мы промолчали два часа. Я не знал, что говорить. Любые истории, сюжеты и объяснения казались сейчас фальшивыми. Естественным было только молчание, обоюдное прислушивание друг к другу. Я разглядывал его левую руку, покоящуюся на простыне. Ухмыльнулся и положил на нее свою тонкую и маленькую. У меня мальчишеская, у него мужская. Но мы почти ровесники. Мне восемнадцать будет в сентябре! Мы разные. Он тоже разглядывал мою руку, смотрел грустно… Потом выбрался из-под моей ладони и пальцем стал водить по моему лицу, я позволял ему рисовать брови, нос, губы, линию подбородка. И это весь секс. И никаких приставаний, поцелуев, страстных порывов.
Я уснул рядом с ним, на его руке, прижавшись к его боку, практически свисая с кровати. И когда утром пожаловала медсестра, на нас наорали, и меня выперли из палаты. Я только успел сказать:
- Пока!
***
Бамс! Комком бумаги по башке прилетела записка! Физичка, Наталья Юрьевна, тут же отреагировала:
- Лютый! Что за переписка на уроке! Скоро ЕГЭ, а у вас всё игры на уме! Сафаров! Не нужно отпираться! Я видела, кто кинул! К доске!
Ринат, хромая, идет между партами.
А я разворачиваю листочек. Написано. От руки. Мне.
«Адам!
Я так горжусь тобой! Ты просто демон, когда танцуешь. Я ничего не понимаю в этих па, но я понимаю тебя, твои движения, они честные и смелые. Ты становишься не Лютиком, а Лютым! Ведь это неправда, что ты пообещал Бетхеру станцевать ему тет-а-тет? Я его шутки, видимо, перестал понимать! Я наивный идиот. В общем, фингал у него под глазом - это от меня.
Ты пойдешь сегодня в кино со мной? В этот раз без повязки. Если я вместо фильма буду смотреть на тебя, можешь мне треснуть по лбу. Я обещаю, что буду стараться, посмотрю, наконец, на игру Д.Деппа! Короче, билеты я уже купил. И мама звала тебя в гости…
Дашь списать матешу?
Повернись ко мне! Умираю - хочу посмотреть на твои глаза! Я тебя л.»
Хм. Опять письмо? Ринат в школе практически не разговаривает со мной, не подходит. Смущается, если подхожу я. Ему легче написать. Сегодня целое письмо, не записка! Номер восемь, число бесконечности, он не остановится… Пока я не остановлю. А мне нравятся его письма, его сломанный нос, робкие губы, железные руки и застенчивые серые глаза… Не остановлю.
от автора:
Жаль, что на этом сайте нельзя писать кластерные произведения: примерно с шестого письма можно было бы уйти по ссылочкам на три возможных варианта. 1) Писатель Фара 2) Писатель Ник 3) Писатель Бетхер.
Второй вариант закончился бы плохо для Лютика, а третий - для писателя.
И еще, с трудом удержал себя от того, чтобы одного из друзей не сделать гадом, который определил Фару к Дудареву. Этот вариант закончился бы плохо для меня)))
Комментарий к Письмо восьмое