Его левая рука, впервые взглянув на которую, она обратила внимание на кисть с длинными артистичными пальцами, а позже, когда эта рука замечательно управлялась с вилкой, что она – ловкая и умелая, кроме всего этого, была очень сильной, настолько насколько это вообще возможно. Что Энн осознала, когда он безо всякого видимого усилия повернул лошадь и позже, когда они остановились возле его коттеджа, чтобы слуга погрузил корзинку для пикников в двуколку, после чего они выехали за ворота, пересекли мост и круто повернули с главной дороги на более узкую, которая вела через деревню и дальше.
– Вы можете писать левой рукой? – спросила Энн.
– У меня получается изобразить нечто похожее смесь паутины и птичьих следов. Но, к моему большому удивлению, похоже, что другие люди способны расшифровывать мои каракули. Теперь я также в состоянии произнести слово, состоящее более чем из трех букв, за минуту только при условии, что мой язык помещается под мою щеку под правильным углом.
Энн рассмеялась, поскольку он и сам тихонько посмеивался. Теперь было странно вспоминать, что в первый раз она восприняла его как печального сломленного мужчину, а он признался, что одинок. Но, конечно же, Сиднем Батлер не был человеком, погруженным в жалость к самому себе или потерпевшим поражение. Он был в состоянии смеяться над всеми видами глупости и даже над самим собой, – явный признак большой внутренней силы.
– Но тогда разве вы не можете держать в левой руке и кисть? – спросила Энн.
Она тут же пожалела о сказанном, хотя вопрос не был случайным. Энн, действительно хотелось знать, пытался ли он это сделать. Если Сиднем Батлер принял этот вызов, так же, как принимал другие, то возможно, он просто потерпел в этом случае неудачу. Энн осознала, что пересекла невидимую линию, которую они установили между собой в самом начале их знакомства. И хотя не было никакого внешнего признака, что его настроение изменилось, но во внезапно установившемся молчании была натянутость, которой не было раньше.
– Нет, – произнес Сид Батлер через некоторое время. – Мои кисти всегда в моей правой руке, мисс Джуэлл.
Он сказал об этом в настоящем времени. Энн не поняла, что он имел в виду. Но она не осмелилась спросить об этом. Она и так уже зашла слишком далеко.
Они преодолели еще один крутой поворот за деревней, и дорога стала такой узкой, что придорожные посадки по обеим сторонам дороги задевали колеса двуколки.
– Что, если нам встретится другая повозка? – спросила Энн.
– Один из нас вынужден будет дать задний ход, – ответил Сиднем. – Это более эффективно, чем сидеть и сердито смотреть друг на друга. В этой местности каждый становится мастером в искусстве двигаться задним ходом.
Справа от них за зеленой изгородью изгибались под легким ветерком зеленые хлеба. Овцы паслись на более каменистой почве слева. А вдали неизменно виднелись вездесущие утесы и море. Дул теплый соленый ветерок.
– Вы, должно быть, очень гордитесь вашим сыном, – сказал Сид. – Он – прекрасный ребенок.
Энн взглянула на него с удивлением и признательностью.
– Несколько дней назад Ральф, Аллин, и Фрея рассказывали мне, с каким желанием он отдается и учебе, и развлечениям, – пояснил Батлер. – И что он готов играть со всеми младшими детьми. А здесь их собралась целая толпа, вы не согласны?
– Дэвид всегда был доброжелательным мальчиком, – сказала Энн. – В школе его любят все учителя и девочки. Раньше, когда он был меньше, я думала, что школа для него – замечательное место. Но он не может оставаться там вечно. Особенно ясно я осознала это за прошедший месяц. И все-таки, мне страшно подумать, что надо позволить Джошуа найти для него школу для мальчиков. Ох, мистер Батлер, оказалось, что быть родителем – намного труднее, чем я могла себе представить.
– В самом деле? – он взглянул на Энн, прежде чем повернуть двуколку с узкой дороги на другую, изрезанную колеями и проходящую между двух полей.
– Я ловлю себя на желании направлять его и руководить им, – сказала Энн, – потому что знаю, что для него лучше, и каким человеком я хотела бы его видеть. Например, я пыталась убедить Дэвида думать о живописи только как об интересном времяпрепровождении. Ему ведь придется зарабатывать себе на жизнь, когда он вырастет. Но я была поражена, обнаружив, что он – уникальная личность, полностью независимая и очень отличающаяся от меня, с собственной волей. Почему это стало таким шоком? Умом я всегда понимала, что это верно в отношении всех людей. Но некоторые уроки необходимо выучить также и сердцем, прежде чем мы действительно усвоим их. Так легко быть родителем, пока не заведешь своих собственных детей.
Сиднем приглушенно рассмеялся.
– Вы заставили меня поверить, мисс Джуэлл, что мне, возможно, повезло, что у меня никогда не будет своих детей.
– Ох, – Энн резко повернулась к нему, – пожалуйста, не поймите меня превратно. Дэвид – это самое дорогое, что есть в моей жизни.
И тотчас же Энн пронзило чувство вины, потому что она наслаждалась этим прекрасным днем без сына. Фактически, она почти не вспоминала о нем. Понравилась ли ему поездка в замок? Не рисковал ли он чрезмерно на лестницах и зубчатых стенах? Достаточно ли Джошуа приглядывал за Дэвидом? Хорошо ли он себя вел?
Мистер Батлер посмотрел на нее и улыбнулся.
Почему у него никогда не будет своих детей? Потому что он намеревался никогда не вступать в брак? Потому что он не мог? Включала ли в себя пытка…
Внезапно ее внимание было отвлечено. Сиднем Батлер остановил двуколку, и Энн увидела, что впереди них дорога упирается в нечто, похожее на большую неглубокую чашу. Эта долина была окружена со всех сторон деревьями, за исключением участка, где проселочная дорога переходила в посыпанную гравием подъездную дорожку с деревянными воротами из пяти брусьев, с простыми ступеньками перелаза рядом с ними и пешеходной тропинкой. Перед ними расстилались обширные, покрытые травой луга, протянувшиеся по обе стороны от дороги. На них паслись кудрявые овечки. Некоторые нашли убежище от солнца в тени нескольких старых дубов и вязов.
Должно быть, где-то перед подъемом с противоположной стороны долины имеется низкая изгородь, подумала Энн. Выше она могла видеть коротко подстриженные лужайки, цветочные клумбы и что-то, напоминавшее розовые кусты. И, конечно же, там, на дальнем склоне находился дом, более всего привлекший к себе ее внимание. Он был построен из серого камня, и с точки зрения архитектуры был не особенно красив: квадратной формы, трехэтажный и очень основательный, с прямоугольными окнами на двух нижних этажах и квадратными на верхнем. Стены более чем наполовину были увиты плющом. Со всех сторон дом окружали деревья.
Это строение нельзя было назвать ни просто домом, ни настоящим особняком. Он был маловат в сравнении с Глэнвир, отстоявшим от него всего на несколько миль. Помещичий дом – вот правильное название. Низина, в которой приютились дом и парк, создавала впечатление полной уединенности и компактности, если и не совсем чего-то незначительного.
По другую сторону дороги, с которой они свернули, на расстоянии одной или двух миль, находилось море.
Энн вдруг осознала, что мистер Батлер не сделал ни одного движения, чтобы спуститься вниз и открыть ворота. Он смотрел на нее.
– Что вы об этом думаете? – спросил мужчина.
– Я думаю, – ответила Энн, в то время как ее глаза упивались видом дома, деревьев, цветника, усеянного овцами луга и всего парка в целом, – что вы будете счастливы здесь, мистер Батлер. Разве может быть иначе?
Как мог кто-то не быть здесь счастливым? Внезапно ее охватила такая зависть, такая сильная тоска, что казалось, ее сердце откликнулось на это физической болью.
– Когда я приехал в Глэнвир, здесь жили на основании десятилетнего договора аренды отставной военно-морской капитан и его жена. В прошлом году они отсюда уехали, и я почти не предпринимал попыток найти новых арендаторов. Полагаю, это единственный случай, когда я пренебрег своими прямыми обязанностями управляющего Бьюкасла.
– Герцог продаст его вам?
– Бьюкасл не сказал «нет», но он также не сказал и «да». Он обещал дать мне ответ перед своим отъездом отсюда.
Внезапно Энн осознала, что управляющий, должно быть, очень богатый человек, если способен сделать предложение о покупке такой собственности. В социальном положении между ними зияла пропасть. Хорошо, что она не строила никаких планов в отношении него.
Но Энн была очень рада, что они стали друзьями.
– Не подержите ли вы вожжи, пока я открою ворота? – спросил Сиднем.
– Позвольте, это сделаю я. – Энн выпрыгнула из двуколки, не дожидаясь его ответа, открыла ворота и качнула их на петлях назад. Потом она встала на нижний брус и прокатилась часть пути, глядя на мистера Батлера в двуколке, над которым хотела подшутить. Внезапно Энн осознала всю эту окружавшую ее сельскую красоту: зеленую траву, синее небо, пение птиц, стрекот и жужжание насекомых, легкий ветерок. Она вдыхала запахи растений, животных и моря, ощущала, как припекает солнце. Энн поняла, что это – одно из тех ярких счастливых мгновений, которые навечно сохраняются в памяти.
Без улыбки, Сиднем пристально вглядывался в ее лицо. Было невозможно догадаться, о чем он думает. Возможно, Энн обидела его, самолично открыв ворота. Вероятно, Сиднем Батлер подумал, что она считает его неспособным сделать это самостоятельно.
– Я не могла не поддаться искушению, – сказала Энн. – Вы подождете немного, пока я взберусь по ступенькам перелаза?
– Несмотря на то, что ворота уже открыты? – он криво улыбнулся ей.
– Перелазы сделаны для того, чтобы взбираться по ним, – заявила Энн. – Никогда не могла сопротивляться этому желанию.
Взмахнув рукой в направлении перелаза, он одарил ее чуть насмешливым полупоклоном со своего места в двуколке.
Но к тому времени, как Энн вскарабкалась на две каменные ступеньки и, перекинув обе ноги через деревянную перекладину, уселась на ней, чтобы повернуться и одарить его улыбкой, Сиднем уже выбрался из двуколки и, закрепив вожжи на верхней перекладине ворот, шагнул по направлению к Энн, предлагая ей руку, чтобы помочь спуститься.
– Если бы у меня сейчас было две руки, я смог бы сыграть роль настоящего джентльмена и перенести вас вниз.
– Но тогда, – заметила Энн, вкладывая свою правую руку в его левую, а другой придерживая юбку, – я упустила бы шанс спуститься, подобно королеве, мистер Батлер.
Тем не менее, из нее получилась очень недостойная королева. Когда нижняя ступенька опасно зашаталась под ее весом, Энн спрыгнула на землю и едва смогла удержаться от того, чтобы не столкнуться с Сиднемом головами. Рассмеявшись, Энн посмотрела ему в лицо, находившееся всего лишь в нескольких дюймах от ее собственного.
Дежавю[9] сразило ее, подобно удару кулаком в низ живота. Это было так похоже на эпизод на утесе.
Его левый глаз казался очень темным и напряженным, а неулыбающийся рот был очень красив. Энн чувствовала его дыхание у своего лица. Всем своим телом она ощущала жар его тела. На одно головокружительное безумное мгновение она качнулась чуть ближе к нему, полуприкрыв глаза.
А затем резко отшатнулась и опять рассмеялась, вырывая свою руку из его руки, так же, как она сделала это в прошлый раз.
– Благодарю вас, сэр, – беспечно сказала Энн. – Я, несомненно, была бы весьма опечалена, если бы вы не поддержали меня. Полагаю, что моя гордость и чувство собственного достоинства пострадали бы больше, чем любая другая часть меня, но гордость и чувство собственного достоинства тоже следует оберегать.
– Я должен был это предвидеть, – произнес Сиднем Батлер.
Несколько мгновений спустя они опять уселись рядом в двуколку и продолжили свой путь в долину, где находились помещичий дом и парк Ти Гвин.
Энн думала о том, что она опять почти дотронулась до него. Не просто до его руки, но до
***
В Ти Гвин не было постоянно проживающих слуг. Тем не менее, Сиднем следил за тем, чтобы за садами регулярно ухаживали, а также проветривали и убирали дом. Как управляющий герцога Бьюкасла он делал бы так, даже если бы у него не было личной заинтересованности в этой собственности. Но тогда, возможно, он не приезжал бы сюда так часто, чтобы лично убедиться в проделанной работе.
Он направил двуколку к конюшне, распряг лошадь, задал ей воды и овса. В это время мисс Джуэлл всего лишь за этим наблюдала, поскольку от ее помощи он вежливо отказался. Сиднем оставил корзину для пикника в двуколке, чтобы позже они могли принять решение, где именно устроить пикник.
Сиднем испытывал странное нежелание вести Энн в дом. Или возможно, все было как раз наоборот. Ему мучительно сильно хотелось показать ей дом, но хотелось сделать это в правильное время. В момент прибытия он все еще чувствовал себя немного расстроенным из-за происшествия на перелазе, когда он почти поцеловал ее. Вышла бы ужасная бестактность! Когда Энн отпрянула от него, это стало веским напоминанием о том, какой глупостью с его стороны было бы позволить себе влюбиться в эту женщину.
Иногда, поскольку они становились друзьями, и, вообще, он чувствовал себя очень уютно в ее компании, Сиднем забывал о том, что в отношениях между ним и любой женщиной не может быть ничего иного кроме дружбы.
В настоящий момент он совершенно не хотел оказаться с мисс Энн Джуэлл наедине внутри любого помещения, хотя сегодня в своем муслиновом платье с завышенной талией и узором в виде веточек, дополненном соломенной шляпкой с гибкими полями, она выглядела еще более привлекательно, чем обычно. И платье и шляпка были отделаны голубыми лентами. А ведь он видел этот ее наряд не в первый раз. Энн казалась загоревшей и похорошевшей после нескольких недель, проведенных в Глэнвир, хотя ей, возможно, и не понравилось бы, если бы Сиднем отметил этот факт – леди обычно не нравится загорелый цвет кожи. Сиднем не думал, что сможет когда-нибудь забыть, как она стояла на нижней перекладине распахнувшихся ворот и со смехом смотрела на него, словно беззаботная девчонка.
Это разрывало ему сердце.
Он повел ее на прогулку по парку, по тропинке, вьющейся среди деревьев, через открытый луг, держась в стороне от овец и их экскрементов. Они полюбовались ромашками, лютиками и клевером, которые невозможно было увидеть на более тщательно подстриженных лужайках за пределами низкого заборчика. Далее они прошли через лужайки, сначала к задней части дома, где, даже при том, что дом стоял пустым, были расположены грядки с овощами, а затем – к фасаду: к ярким цветникам, в которых, к удовольствию Сиднема, не было сорняков и к беседке, увитой розами.
Здесь он с радостью присел, поскольку после почти часовой непрерывной прогулки его правое колено сильно разболелось. Воздух был насыщен ароматом десятков роз, которые росли на клумбах и тянулись вверх, цепляясь за шпалеры[10]. Слышалось низкое жужжание пчел.
Однако Энн садиться не захотела. Если бы он знал это заранее, то и сам остался на ногах, но теперь решил не вставать. Сиднем сидел и смотрел на Энн, склонившуюся над розовыми клумбами, чтобы поближе рассмотреть некоторые самые красивые цветки и, слегка коснувшись их, почувствовать их аромат.