- О мама родная...
- Что такое, тебе плохо?
- Да нет же, нет! - девушка легонько кивнула вперед. - Глянь-ка, я такого красавчика еще в жизни не видала...
У Анны все мужчины красавцы. Когда она под крэком.
- Да глянь же! Вон, длинноволосый у стены с Миленой треплется!
- Да вы помешались на длинноволосых, леди, - проворчала я, но все же глянула в направлении, указанном Анной-Моникой.
Хозяйка дома, Милена делла Ричча, была молодой женщиной под сорок, с копной золотисто-каштановых волос. Сегодня она была чудо как хороша в неком подобии сари апельсиново-баклажанных тонов. В руке она держала бокал мартини и очень кокетливо разговаривала с мужчиной с длинными черными волосами, одетым в темное. Он стал ко мне почти спиной, я не видела его лица. Но почему-то заныло под сердцем, когда я глянула на него. Он убрал волосы за уши, пригладил их обеими руками, что-то сказал Милене, на что она залилась смехом, и повернулся боком к ней и лицом ко мне. На его губах блуждала легкая циничная улыбка. Анна-Моника была более чем права. Нам было не привыкать видеть очень красивых мужчин - работа такая, но этот... Назвать его просто красивым язык бы не повернулся. Я даже не знаю, как можно описать его внешность, я все-таки не поэт, а малообразованная моделька. Сказать просто: "У него были правильные черты лица - высокие выпуклые скулы, очень красивый подбородок, чувственные губы, большие зауженные глаза под густыми бровями" - ну это не опишет и трети его привлекательности. Как-то так бывает, что природа, играя цепочками ДНК, выстраивает вот такой фенотип, удивительную гармонию внешних черт, такую, что от лица человека глаз не оторвешь. В нем сквозило что-то явно не европейское. Черные волосы и очень темные глаза... Я так и не смогла понять, какой он национальности.
К Анне-Монике вернулся ее кавалер с выпивкой, и лишь тогда я сумела захлопнуть рот и оторвать глаза, намертво прилипшие к незнакомцу. Поспешив отойти от парочки, я села на диванчик возле входа. Там было очень хорошо видно Его.
Я наблюдала за этим мужчиной, пока не кончилось мартини. Оно кончилось быстро, так как я нервно прихлебывала его все время. Господи, он мне нравился. Он мне очень сильно нравился. Не мартини, нет, а этот длинноволосый мужчина. Обычно в таких случаях я просто говорила себе "Нет" и закрывала тему. Ну, мало ли, кто кому нравится... Я-то знаю, хорошего не выйдет из этого. Но теперь... Не могла я сказать себе "нет". Я хотела подойти к нему, безумно хотела услышать его имя и познакомиться с ним. И чтобы его темные-темные глаза глядели на меня так... Так...
Я быстро взяла себя в руки. Нет. Отрезвей же, Саша. Посмотри-ка - ведь он такой же манекенщик, как твой Алеша, стоит с таким высокомерным лицом, цены себе никак, бедный, не сложит, вон как Милена заливается от его шуток. Не иначе, он ищет себе спонсоршу на трусы от Гуччи. Мерзость.
Разозлившись на себя и на все остальное, я схватила еще мартини и спустилась в сад.
Звучала музыка небольшого оркестра, в саду все было сделано в японском стиле. Ох, уж дался он всем... Ленты, камни, фонари, беседки... Человек пятнадцать прогуливались по дорожкам и выпивали в беседках. Я прошлась немного вперед, мимо оркестра, потом остановилась послушать. Мне необходимо было освежить голову и душу. Нужно просто отвлечься от мыслей об этом парне и о том, "да" или "нет". Завтра Анна-Моника обещала нам сказочный шопинг. Как истинная итальянка и шопоголичка, Анна знала самые лакомые места стоков и распродаж. Вот сейчас на мне, кстати, такие босоножки от Baldinini, закачаешься, но куплены так дешево в киевском стоке... Представляю, что можно купить тут...
Рядом со мной остановился кто-то. Я услышала голос. Неповторимый голос, который прекрасно звучал даже сквозь громкие звуки музыки.
- Как тебя зовут?
Я тупо уставилась на рубашку человека, спросившего меня о моем имени на моем родном языке. Рубашка была явно дороже моих босоножек.
- Сандра, - сообщила я на итальянском.
- Я думал, ты славянских кровей, - на русском продолжил он. - Ты не похожа на итальянку.
Я взглянула на него. Он был высок и строен. Черные глаза смотрели прямо в душу.
- У тебя очень необычные глаза, - сказала я. Просто вырвалось.
Он улыбнулся. Было в нем что-то... сильное. И пугающее. Но такое притягательное...
- Я хотел то же самое тебе сказать. Они у тебя как два глотка крепкого вина в чаше из сапфира.
Я замерла. Нет, не от того, что он говорил. От того, КАК он это говорил. Ни капли фальши или пафоса. Он просто сказал, естественней и быть не могло, словно дыхание или взмахи крыльев бабочки.
- Чудесные слова, - призналась я тихо. Оркестр звучал где-то далеко. - Как тебя зовут?
И это, пожалуй, все, что я помню из того вечера. Он назвал имя, да, но... Я не запомнила его. Я помнила черные глаза, похожие на чернильные пятна на карточках Роршаха. Нет, на ночную морскую воду. Из всего вечера помню лишь обрывки, да и то, без звука. Он протягивает мне руку и дает бокал с мартини... я его попросила принести. У него сережка из темного металла в ухе. У него перчатки на руках. На нем кожаный жакет, шелковая рубашка и штаны из темного денима. И туфли от МакКуина. И старинный перстень на руке. Ох нет, это потом, когда он снял перчатки... Я просто помню, как он стоит передо мной, сидящей на стуле, эта пьянящая улыбка играет на его лице, а он снимает с себя жакет, рубашку... перчатки... Он говорит что-то, лицо его серьезно, но я не слышу звука...
Я проснулась, когда светало. Мне снился дурной сон. Или не сон. Он был похож на реальность. Мне снилось, что из чьего-то запястья течет кровь в чашу из синего сапфира. Как красное вино. И я беру чашу и пью...
Меня стошнило, я еле добежала до туалета. Я была в своем номере, на соседней кровати спала Неля. Нажав на кнопку слива на бачке, я приблизилась к умывальнику. Я неважно выглядела. Синие круги под глазами, когда такое было, у меня же здоровое сердце... Губы горели пунцовым, щеки тоже.
На золотистом шелковом топе - о, я спала одетой! - темнело коричневое пятно, прямо на лифе. Я проверила одежду - юбка, чулки, нижнее белье - все на месте, слава Богу. Что было? Как я домой вернулась?
Я вышла из ванной. Неля оторвала голову от подушки.
- Что, перебрала малость? Бедняга, выпей аспирина...
- Неля, я ничего не помню...
- Так ты час назад только вернулась. А вчера я даже не заметила, как ты ушла с приема у Милены. Анна-Моника говорит, что ты ушла с каким-то красавчиком.
Я тяжело опустилась на свою кровать. Внимание привлек перстень на моем большом пальце. Антикварная вещичка. Перстень моего... вчерашнего знакомого. Я схватила телефон. Конечно, там были имена людей, которых я напрочь не помнила, и таких было много, но они были там и раньше... Ни одного нового имени в списке контактов не появилось. Я тщетно пыталась вспомнить хоть что-то... В памяти всплывали лишь черные глаза и красивая улыбка. Я что-то рассказывала ему, тогда улыбка изменялась, а порой пропадала. Кажется, я говорила ему о себе. Я твердо помню явственное ощущение того, что я очень ему нравлюсь. Что я нужна ему. Я даже думала, кажется, что это тот, кого я ждала всю жизнь.
Как бы то ни было, шопинг мне пришлось пропустить, я слишком тяжело переносила похмелье. Почти весь день я продремала в номере, а вечером в шесть выехала из гостиницы в аэропорт. Мне немного полегчало.
Когда я вернулась домой около полуночи, то поставила чемоданы, решив разобрать их завтра, и пошла в душ. Там меня ждал легкий шок. На голом теле я обнаружила следы... физического, скажем, насилия. Синяки на бедре, на животе, под грудью даже что-то вроде царапины. Потом меня осенило. Это не побои, а засосы. Чуть выше ключицы - точно такое же свидетельство чьей-то горячей любви. Я прижала руки к синякам. Вот так съездила в Италию. Надеюсь, они скоро сойдут.
В ту ночь я видела Его во сне.
Утром встала, съела вареное яйцо и немного салата. Аппетита не было. Похмельный синдром не проходил. Я решила, что это явно не похмелье, а простуда. Выпила "Фервекс", залегла в постель с чашкой горячего вина. Продремала весь день. К ночи полегчало. Я разобрала вещи, сделала маску для лица и шеи. Синяки как бы померкли. Я радостно напевала, силы возвращались ко мне.
На следующий день простуда вернулась. Тело ломило, лицо пылало, слабость была неимоверная. Я собралась с духом и пошла в больницу.
Дневной свет пасмурного дня резал глаза. Я надела шарф и темные очки. Доктор долго просвечивал мне зрачки, мерял температуру, заставил сдать анализы. Долго читал результаты анализов. Направил меня "в 17-ый кабинет". Там жил хирург. Он раздел меня, ватную и пассивную, долго общупывал подмышки и грудь, задавал странные вопросы вроде "были ли у вас в семье случаи онкозаболеваний", "что это за гематомы" и так далее. Я поняла, что что-то не так. В итоге он прописал мне препараты железа и еще какую-то хрень и сказал сегодня же сдать кровь на этот анализ (протянул мне направление) и нормально есть, а то знает он нас, одно перышко лука в день... Сознался под моим слабым напором, что у меня все признаки анемии или... Ну, анализы покажут, завтра же с утра чтоб в больницу. Я в его глазах читала - но откуда? - жалость.
Позвонила моя агентша, просила прийти. Я послала ее, сказав, что очень больна, но собираюсь через пару дней выздороветь. В моем затуманенном болезнью мозге даже не поселились мысли о том, что все может быть очень плохо. Анемия или... Или что? Неужели рак? Иначе зачем он спрашивал о наследственности? Весь день я продремала, вечером заставила себя съесть немного овсянки и помидор. Меня начало поташнивать. Я достала из морозилки полкило говядины, разморозила в микроволновке, отрезала кусочек и принялась жевать. Я не соображала, что делаю.
Я позвонила Ольге, моей подруге по университету, она же - наша староста, сказала, что больна, узнала, когда сдаем вторую часть диплома. Потом я долго и тупо пыталась снять с пальца перстень незнакомца, но тщетно. Он намертво врос в мой палец.
А когда часы пропикали полночь, я нашла себя сидящей на балконе и плачущей взахлеб. Мною овладела безумная тоска. Я не знала, почему мне так плохо, но мысли неизбежно возвращались к Нему. Я не могла без него. Я хотела к нему, я хотела его. Жар сменился дрожью, мои руки были как лед. Меня морозило. Тело ломило, ноги были словно вата, я то и дело выпивала чашку воды, но жажда не угасала. Это напоминало ломку. Я выкурила сигарету, выпила стакан вина, но ломка не ушла. На теле появились пятна. Красные пятна. Я ходила на балкон, глядела на луну и плакала.
...Утром я открыла глаза. Я лежала на кровати, укутавшись в одеяло и зажав между ног подушку. Смертельная слабость не дала мне нормально подняться с кровати. Я села на пол. В комнате было очень темно. На окнах у меня были жалюзи. Я поднялась, подошла к балконной двери, потянулась рукой к обломанному шпунтику, чтобы немного раскрыть полоски жалюзи и впустить в комнату дневной свет. Я покрутила шпунтик, полоски поднялись и ударили меня прямо в глаза ослепительным лучом. Я отшатнулась и упала на пол, чтобы отползти в сторону. Тогда у меня уже не было каких-то вразумительных мыслей или опасений. Я сама себе напоминала зверя, который живет лишь инстинктами. Мне было плохо - я уходила от того, что делало мне плохо.
Я долго просидела в уголке комнаты, прячась от солнечного света. Раздался звонок телефона. Звонила Маринка, подруга по походам на танцы.
- Санька, ты чего там сидишь дома? Айда плясать в "Карамель", я уже мхом покрылась, сдавая эти модули...
Я машинально согласилась. Мне хотелось хоть чуть-чуть развеяться. Я напилась "Фервекса", выпила "Бёрн", стопку водки, кое-как оделась, причесалась, намазала бледное до ужаса лицо темноватым тональным кремом. Нанесла бронзовые румяна. Все это я делала на автомате. Помню также, что пыталась снять перстень еще раз. И еще. Не выходило. И еще я заметила, как гулко и часто бьется сердце.
Мы встретились с Мариной и ее друзьями возле метро. Все были в легких пиджаках, ветровках или свитерах. Я была в теплой куртке, шарфе и перчатках. Я пояснила, что больна, но хочу танцевать. Мое признание встретили небывалым восторгом, мол, так и надо. Я взяла под руку молодого человека, как-то назвавшегося (неважно), чтобы было полегче идти. Он что-то болтал всю дорогу, я машинально угукала и кивала.
Мы остановились перед входом в клуб, чтобы покурить. Из открытой двери звучала музыка, перед входом стояли несколько компаний. Молодой человек, с которым я шла, предложил мне сигарету. Я сказала "Нет, спасибо" и упала.
Да, я слышала крики окружающих, но словно бы издалека. Кто-то звал меня по имени, кто-то орал "Вызовите "скорую", кто-то пытался нащупать пульс... Я наблюдала за всем словно бы сверху. За телом, распростертым на залитом бликами асфальте, за суетящимися над ним людьми. Я ощущала, как медленно угасает пульс и останавливается сердце. Кто-то пытался стучать кулаком в мою грудь слева, кто-то пытался вдохнуть жизнь в меня, я слышала лишь какие-то слова. "Она умерла?!" Да. Сердце остановилось. Все погасло.
Я умерла.
История Дампира (2/2)
Прости
За любовь, что нелепо
Осиной пронзила мне грудь.
Отпусти,
Я походкой нетвердой, несмелой
Покину тобою не выбранный путь...
Прости
За предательство, боль и страданья,
Что невольно доставил тебе.
Не проси
И о прошлом не плачь, не терзайся,
Не вернуть, все пропало во тьме....
Прости
За упреки твои и обиду,
Что терзают меня пуще дня.
Отвести
Всей беды и опасность, и гибель
Не вышло, старания зря...
Прости
За любовь, за надежду, за муки,
Ты мне веришь? Я лучше хотел...
Не ищи
Смолкшей арфы тревожные звуки,
Ничего сохранить не сумел...
Я вспомнила все это, пока пыталась тщетно привлечь внимание к себе. Да, теперь ясно все. Это мне еще повезло, что я успела очнуться прежде, чем меня вскрыли. Я впала в летаргическую кому, это ясно. Я чувствовала себя хорошо, только очень хотелось есть и пить, да бушевала во мне какая-то злость. Как они могли! Медики хреновы! На большом пальце правой ноги у меня была бирка, я ее чувствовала. Я взревела, словно сирена, от страха и ярости, и изо всех сил ударила в переднюю панель моего ящика. Металл прогнулся. Я изумилась и даже на миг перестала орать и стучать. Мне не было больно. Я ударила еще раз, собрав всю волю в кулак. Корпус прогнулся еще сильней. Я стукнула изо всех сил в уголок. Это оказалось труднее, поэтому я принялась наносить методичные удары в то место, где, предположительно, мог быть язычок замка. Ну, чтоб расшатать его, выбить и выйти. Постучав немного, я уперлась руками в потолок и подвигалась вперед-назад. Моя коробка задребезжала. Волна за волной накатывал дикий страх. Я прекратила дребезжать и заплакала.