— Мы провели там десять замечательных дней.
— Так долго?
— Мне они одним мигом казались. Я даже сожалела немного, когда нас обнаружили.
— Значит, вы там успели помириться?
— И не раз. Гришенька умел убеждать и удивлять.
— А потом?
— А потом я уехала в Москву, а он остался.
— Блин, бабуль. Если бы я не знала, подумала бы, что у вас на этом и закончилось.
— Я была в этом просто уверена. На то было много причин.
— Он человек.
— И это тоже. Мне тогда казалось, что я для него была всего лишь мимолетным приключением в лесу. Ничего не значащим эпизодом.
— А он для тебя?
— Эль, я к тому времени уже много лет прожила. На моем веку было столько романов. Но с ним… я словно в несмышленую девчонку превратилась. Как я уже говорила, он умел удивлять.
Да уж, но и бабушка, той еще шутницей оказалась. Когда дедушка спросил ее, что нужно сделать, чтобы она осталась с ним, так она сказала:
— Найдешь цветок папоротника в ночь на Ивана Купалу, тогда и поговорим.
Дедушка тогда в осадок выпал. И я представляю его состояние. А еще вспоминается Ночь перед рождеством, Гоголя. Там, красавица Оксана тоже своему ухажеру черевички от самой царицы заказала. Что сказать, бабушка, хоть и светлая, но все же ведьма.
— Его не было год. Я так себя корила за то условие. Думала, забыл обо мне. Страдала. А через год явился. С полупустым чемоданом и цветком папоротника в руках.
— Бабуль, это как? Где же он его откопал? Ведь всем известно, что папоротник не цветет.
— Цветет, искорка. Просто люди этого не видят. Но мой Г ришенька оказался весьма находчивым. Нашел какого-то ученого биолога, изучавшего эту проблему. Тот скрестил папоротник и орхидею. Вывел тем самым какой-то очень редкий сорт. А Гришенька упросил ученого дать ему этот цветок на один день.
— И твое сердце растаяло?
— Оно уже давно растаяло. Когда я с пузом ходила и корила себя дуру. Думала, сын безотцовщиной расти будет.
— А поехать? Рассказать? Разыскать его ты не пыталась?
— Милая, у нас в роду есть очень отвратительная черта. Мы гордые. Будем страдать, подушку кусать, или не спать ночами, но ни за что не признаемся, что кто-то нам нужен.
Похоже, с ночами, бабуля на меня намекнула. Да, я и правда не сплю. Зато больше читаю и о магии узнаю.
— И что сказал дедушка, когда папу увидел?
— Наорал, обозвал дурой и сбежал.
— Как? Не может быть? — воскликнула я.
— Да недалеко он убежал. У подъезда остановился. Так до ночи на скамейке и просидел. Потом поднялся, покидал наши с Андрюшкой вещи в свой чемодан, и мы на Урал поехали. Через год его по службе в Москву перевели, и мы вернулись.
— Бабуль, а как твоя семья отреагировала?
— Тяжело, Эля. Они от меня отказались.
— Как?! Совсем?
— Я когда узнала, что ребеночка жду, да еще от человека, родственники засуетились. Возможность рождения мага — пятьдесят на пятьдесят, но могла родиться и искра, если Григорий носитель. Но родился обыкновенный человеческий карапуз. Знаешь, я нисколько не пожалела, что мой сын не маг. Конечно, переживала, что не смогу полюбить его. Слишком глубоко в нас сидели эти предрассудки. И, когда родился Андрюша, родственники отвернулись. Я нарушила закон. Но… влияние моей семьи, мое влияние в нашем мире спасло.
— Ты могла бы попасть в тюрьму?
— За Григория нет. За Андрюшу, запросто. Это закон милая. Закон, который я тогда нарушила. Меня очень надолго отстранили от всех важных дел. Но я никогда не жалела, что сделала именно такой выбор. У многих, подобных мне, выбирающих иной путь, нет семьи, нет таких замечательных внучек. Не к кому возвращаться, понимаешь? Григорий стал моей единственной любовью, Андрюша — мой любимый сын, а вы с Женей… ты — смысл моей жизни.
— Но я ведь тебе не родная.
— Дурочка моя, — улыбнулась бабуля и обняла, крепко-крепко, как только она умеет. — Разве родство только кровью определяется? Кровь — вода, а то, что внутри… душа, сердце, любовь. Вот что важно.
Бабуля прожила с дедушкой много счастливых лет. Но, он был человеком. Она понимала. Не смирилась, конечно, но понимала, что рано или поздно его не станет. Дедушка ушел тихо, во сне. Просто однажды пришел с работы, поел, зашел к бабушке, поцеловал, пожелал спокойной ночи и сказал, что посидит за докторской своего последнего аспиранта. На пороге обернулся и вдруг произнес:
— Ты знаешь, Алечка, смотрю я на свою жизнь, на тебя и понимаю, что тот день на Урале был самым большим подарком, который могла мне судьба преподнести. Я — счастливый человек, потому что люблю тебя.
Он не часто говорил такие слова, но бабушка всегда чувствовала его любовь, заботу, трепет, восхищение и благодарность самой жизни, судьбе, богу, да не важно кому, что подарил ему такую насыщенную не только событиями, но и любовью жизнь.
— Я тоже тебя люблю, Гришенька, — по привычке ответила бабушка. Она не поняла тогда, что это был их последний разговор. Прощание.
Дедушка закончил править диссертацию ученика, лег спать в кабинете, а утром, бабушка поняла, что его не стало.
— Бабуль, а дедушка знал о тебе?
— Не знаю. Догадывался, наверное. За сорок лет вместе трудно не догадаться. Но напрямую я никогда не говорила. Это тоже запрет.
— И, как я понимаю, папа тоже не знает.
— С ним проще. Если он что-то замечал, тут же появлялись чистильщики и все исправляли. А с Гришенькой я такой жизни не хотела. Но, думаю, он понимал. Много лет прожил в тайге, в близости с природой. Да и наш случай. Ведь, он даже на охоту идти не собирался, а словно потянуло что-то.
К сожалению, мне не удалось узнать дедушку. Когда он ушел, мне было пять лет. Но я знаю его по письмам, которые он часто посылал бабушке из своих экспедиций. И каждое письмо было пронизано его любовью, каждая фраза, каждая буква. Особенно подпись в каждом письме: «До скорой встречи, моя милая, любимая, Алечка» и цветочек рядом. Я не знала тогда, что это не цветок, а символ рода Угличей — четырехлистник. Не знаю, действительно ли дедушка знал или рисовал его по наитию, а бабушка просто не обратила внимания. Как же жаль, что такая большая любовь закончилась.
А вот бабушка думает иначе. Она почему-то верит, что когда-нибудь снова встретит своего Гришеньку, если не в этой жизни, то на той стороне. Что это за сторона, я не знаю, но хочется верить, что так оно и будет. Очень хочется.
Так, с чего я там начинала? С Женьки. Сестрица порадовала свежестью лица, ясным взглядом и маячившим на заднем фоне дядюшкой Петром. Я даже помахала ему, а он в ответ.
— Ты кому это там машешь? — удивилась Женька и обернулась. Но комната была совершенно пуста. Для нее.
— Тебе, конечно. Как дела?
— Нормально, — немного насторожилась сестрица. — Ты какая-то веселая, нет?
— А чего грустить?
— Ну, не знаю. В последнее время ты была загруженная какая-то.
— Я просто по вас соскучилась очень. И по тебе тоже, не хмурься. Морщины появятся.
— Вот когда у тебя появятся, я начну о своих беспокоиться, — «обрадовала» сестрица.
— Добрая ты.
— Вся в тебя. Как отдыхается?
— Здесь тепло.
— Домой возвращаться не думаешь? Родители всю плешь проели. Как там наша Элечка, как там наше солнышко? Только не вздумай им сейчас звонить. У тебя мешки под глазами километровые. Подумают, что тебя там пытают.
— Так ты говорила, что я хорошо выгляжу.
— Для трупа, просто блестяще. Для живой девушки, что-то среднее между зомби и вампиром.
— Тьфу, не поминай клыкастых всуе.
— Ты бы хоть тоналкой что ли пользоваться начала. Эль, я серьезно. Страшно смотреть.
— Так не смотри, — обиделась я.
— А лучше выспись хоть раз хорошенько, — встрял порядком отъевшийся, потяжелевший и раздувшийся Крыс.
— Кто это с тобой? — вновь насторожилась Женька.
— Никто, — поспешно ответила и передвинула ноут чуть ближе к себе.
— Ну, расскажи, как там у тебя с твоим парнем? Степан, кажется?
— Он самый. Я, может, скоро его с предками познакомлю. А ты там себе какого-нибудь чеха не приглядела?
— Нет, не приглядела.
— Жаль. Я буду рада переехать в твою комнату.
— Не дождешься.
Я знаю, что Женька шутит… наверное.
— Ладно, Эль, мне пора. Степка уже притащился. Мы на роликах кататься идем.
— Класс. Передавай ему привет. И родителей поцелуй.
— Ага, — хмыкнула сестрица и отключилась.
Не уверена, что она слышала мою последнюю просьбу. Зато план на неделю я выполнила. Обещала звонить через день, значит, до воскресенья свободна. Но есть у меня еще одно важное дело. Звонок, который я не обещала, но обязана сделать.
Глава 5
Чужак
Я включила кнопку дозвона. Еще меньше, чем с родителями надеясь, что ответят. Но, сегодня, день сюрпризов. Экран мигнул, и я увидела разукрашенную физиономию Екатерины Илюхиной, моей старой новой подруги. Когда-то мы враждовали, но только потому, что не хотели признаться, что нам обеим не хватает старой дружбы. Сейчас все это в прошлом. Катька столько для меня сделала, даже жизнью рисковала и положением своей семьи. Кстати, она оборотень. Из лунных кошек.
— Привет. Я и не надеялась тебя застать. Думала — спишь. А ты куда это в таком виде собралась? Для тусовок вроде рано. А на курсах твой парадный вид вряд ли оценят.
Катя, в отличие от некоторых, всерьез намеревается поступать в МЭСИ. А здесь, как в обычных вузах никакой блат не спасет. Нет, там есть платные группы, но популярностью они не пользуются. Потому что, если ты там, значит почти в ж*пе. Ниже только регистраторы.
— Ты меня недооцениваешь подруга, я только с нее.
— В двенадцать дня? Ну, ты даешь.
— Для вампиров, время детское.
— Неужели тебя заворожили упыри?
— Я еще в своем уме, — фыркнула Катя, тряхнула головой и продолжила уже более серьезно. — Успокойся. Это для папы нужно. Дела совета и все такое. А как ты? Как отдыхается? Судя по виду, не очень.
— Да нормальный у меня вид.
И чего все прицепились? Ну, бледная, ну круги под глазами, так и жизнь у меня не сахарная. Какая жизнь, такой и вид.
— Ага, а глаза красные от того, что ты лук резала. Уж мне-то не ври.
— Кать, ты мечтаешь, чтобы я тебя послала?
— Это ты мне позвонила, забыла?
— Блин, и почему мы дружим, я же тебя не выношу.
— Потому что без меня ты совсем в размазню превратишься, — хмыкнула Илюхина. И ведь не лжет, как бы мне этого не хотелось.
— Кать, приезжай, а?
— Что, так плохо? А как же твоя вечно неунывающая подруга?
— Мне ты нужна. И хороший пинок под зад.
— Самокритично.
— Стараюсь.
— Ладно. Когда там эта бешеная сваливает?
— Через неделю. После моего дня рождения.
— Договорились, приеду прямо на него.
Признаюсь, я обрадовалась. Не знаю почему, но с Катькой мне всегда легче становится. Стоит только пять минут поговорить по телефону или скайпу, и заряжаешься уверенностью, что все будет хорошо, что я переживу свою депрессию, которая иногда таким буйным цветом расцветает. Особенно, когда на прессу русскую натыкаюсь. Он светится там постоянно. В разных журналах. От деловых, до желтухи. В деловых обсуждают его невероятную хватку в бизнесе. Понятия не имею, что у них там происходит, но холдинг Егоровых сделал какой-то новый поворот. А в желтухе пишут, с кем из моделей он встречается на этой неделе, или в каком баре Москвы его видели той или этой ночью. Я, как вижу эти заголовки, начинает трясти. Я говорила, что Владислав любит все русское? Так вот и прессу тоже.
— Эль, кончай хандрить, выкладывай.
— Да, точно, — встрепенулась я. — У меня к тебе просьба. Точнее вопрос. Два вопроса.
— Да говори уже, чего ты мямлишь?
Ну, Катька, злюка. Нет бы, нормально сказать: «чего тебе надобно, Элечка?» Так не дождешься.
— Ты ведь многих знаешь из того мира?
— Допустим.
— Поищи для меня информацию на некого Славу Диреева.
— Славу? А полное имя? Вячеслав, Ярослав, Святослав?
— Понятия не имею. Он говорил вроде, но я забыла.
— Ладно. По фамилии найду. Тебе что знать-то нужно? Женат — не женат?
— Эту информацию можешь опустить.
— Что так?
— Личная жизнь этого типа меня мало интересует, а вот все остальное.
— Что за тип?
— Пока не знаю.
— Так, а вторая просьба?
— Более сложная. Я знаю, ты не ведьма. Но, может, знаешь какое-нибудь заклинание поиска?
— А что искать-то нужно? — задумалась Катя.
— Не что, а кого, — пояснила я.
— Нет, Эль. Ты права, я не ведьма. Если вещь найти еще реально как-то, то человека…
— Жаль.
— А ты у бабушки спроси.
— Ага, так она мне и скажет. У нее один ответ на все вопросы: «У хранителя своего спроси».
— Постой, ты случаем не эту тварь собралась. — внезапно воскликнула подруга, напугав меня до чертиков.
— Нет, успокойся. Пристрели меня, если это случится.
— Договорились. Ладно. Я у мамы постараюсь выведать. Она все мечтает, что я пойду по ее стопам, несмотря на хвост и уши.
— Я скучаю по твоему хвосту.
— Сама виновата. Нечего в свою жизнь всяких уродов пускать.
Вот блин, так и хочется Катьку Стервозой назвать. Ну, в кого она такая?
— Все, я спать. Тебе когда инфа нужна?
— По поиску чем раньше, тем лучше, а с Диреевым можешь не торопиться.
— Договорились. Завтра отзвонюсь. Адьос.
Блин, Катька как всегда меня энергией своей заразила. Не хочется в комнате сидеть. Крыс спит. А мне… а мне. Я обвела глазами комнату и наткнулась на мольберт. И сколько же я к нему не прикасалась? Да с самого приезда. Хм, а почему нет?
— Крыс, я рисовать.
— Угу, — ответил грызун и перевернулся на другой бок. Пусть спит, соня. Я его в другой раз на прогулку выведу.
Я думала, что не стану далеко отходить от поместья, но увлеклась. Вокруг такая природа восхитительная. А, увидев одиноко стоящее в поле дерево, дуб, поняла: вот оно. То самое место. Отошла на триста шагов и поставила мольберт. Открыла несколько банок с краской, вытерла тряпочкой кисти, налила в небольшую банку воды из фляги и принялась творить. И снова увлеклась. Снова возникло то чувство, словно входишь в транс, рука сама водит кистью по полотну, выдавая что-то необыкновенно прекрасное или пугающе ужасное. Когда я закончила работу и вгляделась в полотно, вздрогнула. На картине не было дерева, чудесной поляны и даже голубого, ясного неба. На картине была странная серая комната, от которой веяло отчаянием и страхом. Стол, стул и человек на нем. В такой же отвратительно серой одежде. Чуть длинноватые волосы упали на глаза. Вся его поза говорит о невероятной усталости. Он не сломлен и не чувствует страха, но… словно не живой. Я не вижу его глаз, но чувствую, что ему больно. Нет, не физическая боль, душа. Его душа кровоточит, она умирает. Я протянула руку к картине, к этому человеку и мне показалось на мгновение, что он вот-вот обернется, и я узнаю его.
— Егор.
Внезапно сердце кольнуло. Волосы на руках зашевелились, а кто-то не часто со мной говорящий внутри завопил: «Опасность». В этом идеальном, безлюдном поле кто-то был. И этот кто-то наблюдал за мной. Мысли сменялись одна другой с пугающей быстротой. Кто это? Друг? Враг? Добро? Зло? Человек или кто-то из иных? Что ему нужно? Убить? Одно я знала точно, он чужак. А еще поняла, что мне не следовало поворачиваться.
Волк. Большой. Чужой. Опасный. Он оскалился. Почуял мой страх. Черт, он бурый. А все обитатели поместья серебристые. Что делать? Бежать? Успею? Волк быстрее. Бабуля. Надо… я коснулась шеи и еще больше похолодела. Сигналка, амулет на шее. Нету. Потеряла? Дура, в ванной забыла, когда переодевалась.
В момент прыжка мои инстинкты завопили, и я бросилась наутек. Так быстро, как только могла. Но не к дому, к дереву. И это была моя самая скоростная стометровка. Едва успела. Почувствовала, как в миллиметре от кроссовки щелкнули челюсти. Он рычал, бесновался, наводя еще больший ужас, а я все думала, если перекинется? От волка можно скрыться на высоте, а как бороться с человеком?