- Послушай… А почему вот так? Ну, этот дом. Почему такой?
- Какой?
- Маленький. Скромный. В какой-то деревне.
- А ты ожидал огромный трехэтажный коттедж комнат на сорок?
- Хотя бы на двадцать.
- А что именно тебя не устраивает? В нем вроде бы есть все, что нужно.
- Да все устраивает. Но просто… Ты очень богатый человек, и дом у тебя должен быть соответствующим. Это же естественно.
- Ну, допустим, не такой богатый, как тебе кажется. Мировой кризис сильно потрепал мои инвестиции. И в издательство пришлось очень сильно вложиться. До сих пор приходится, хотя, думаю, скоро начнет давать доход. Максимум, через год. А насчет того, что естественно… Ты так считаешь? Я не женат, у меня нет детей, зачем мне двадцать комнат?
- Разве просто не хочется? Это ведь здорово, иметь большой красивый дом, парк, самую крутую тачку.
- Хочется?
Он ненадолго задумывается. Я ему не мешаю, тихо сижу, слушаю шорох дождя. Наконец он нарушает молчание:
- Для тебя такой уровень жизни привычный с детства, не знаю, поймешь ли… Но постараюсь объяснить. Попробуй представить, что ты бедный.
- Чего тут представлять? Я такой и есть.
- Нет, не такой. По-настоящему бедный, почти нищий. И вот ты начинаешь заниматься бизнесом, и у тебя появляются первые деньги. Не очень большие, но для тебя – целое состояние. Ты даже вообразить себе не можешь, какой кайф и какое ощущение свободы это дает. Ты заходишь в магазин, и тебе не надо прикидывать, от чего отказаться: от куска колбасы или от банки растворимого кофе. Ты в состоянии позволить себе все то, на что раньше даже боялся смотреть, а на ценники можешь вообще внимания не обращать. Покупаешь шмотки, ходишь по кабакам, снимаешь девок. Знал бы ты, как от этого прет!
- Ты так быстро на все это заработал?
- Да. Ты не представляешь, как просто тогда в этой стране можно было делать деньги. Правда, и потерять их было так же легко. Но я старался не зарываться, поэтому к двадцати годам у меня был уже вполне приличный капитал, я ведь рано начал. Конечно, приличный для тех лет. Вообще, возможностей была масса. Но, к сожалению, мне пришлось срочно мотать из страны.
- Угу, слышал что-то. Кажется, ты чего-то там не поделил с бандитами?
Тор усмехается.
- Ну, не поделил… Ты мне льстишь. Не такой уж я был крупной фигурой, чтобы что-то там с ними делить. Просто по незнанию, случайно, встрял в одно дело, сорвал им крупную сделку. Как я потом понял, сделка к тому же очень много значила для престижа группировки, после этого облома у них начались большие неприятности. Можно сказать, стало началом их конца. Не сразу, конечно, но все же. В общем, сыграл роль песчинки, случайно попавшей в отлаженный механизм. Хотя, вполне возможно, меня просто кто-то использовал «втемную».
Недолго молчит, потом продолжает:
- Но бандитам, конечно, было похер, каким боком я туда влез, так что пришлось срочно смываться. Группировка была не очень известной, в газетах о ней не писали, но сильной. В том городе, где я тогда жил, они заправляли всем. За бугром начал потихоньку опять разворачиваться. В развитых странах, конечно, делать мне было нечего, рынок там давно поделен. А вот Азия, Африка… Восточная Европа… Это – да.
- А как же твои родные? Ты не боялся, что бандиты начнут трясти их? Вроде бы, была такая практика.
- А у меня к тому времени уже не было никаких родных. Отца я вообще никогда не видел, мать умерла года за полтора до этого. Рак. Сама она была детдомовской, так что дедушкам и бабушкам тоже было взяться неоткуда.
Горячая волна жалости к этому сильному, ироничному мужику неожиданно окатывает меня с головы до ног. Черт. Это себя я считал одиноким? Он, кажется, что-то замечает, потому что как-то непривычно мягко усмехается.
- Брось, я привык. И вообще, не отвлекай, я тебе тут, между прочим, кое-что объясняю. Будешь слушать?
Согласно киваю:
- Давай. Ты остановился на том, что к двадцати годам ты распух от денег и начал покупать шмотье и дорогостоящие продукты, ходить по кабакам и снимать девок.
- Ну да, примерно так.
- А потом?
- Потом? Потом, когда основные потребности души и тела удовлетворены, оглядываешься и понимаешь, что богатые люди во всем мире ходят не в турецком тряпье, а «девятка» - не самая крутая машина на свете. Так же, как и то, что трехкомнатная «брежневка» в центре областного города – не идеал жилплощади.
- И что?
- И начинаются понты. У кого дороже галстук, часы, трусы, зажигалка. У кого мощнее джип, выше дом, длиннее яхта. И все в таком роде.
- О, а у тебя и яхта есть?
Он опять чему-то усмехается.
- Была. Представляешь, я эти яхты терпеть не могу, у меня вообще морская болезнь. Но – была! А как же, для престижа положено.
- Ну, думаю, от этого тоже здорово прет.
- Еще как! Но, знаешь, со временем начинает доходить, что три костюма одновременно на себя не наденешь, и в двадцати комнатах сразу жить не будешь.
- И что тогда?
Мне действительно ужасно интересно, мы впервые разговариваем с ним так долго. Так серьезно. Так просто и откровенно. Кажется, за этот вечер я, и правда, узнаю о нем очень много. Намного больше, чем за прошедший год.
- Понимаешь истинную цену вещей. Знаешь, я был какое-то время знаком с одним очень богатым европейским бизнесменом. Мобильник у него был черт знает какой давности, весь потертый. Его как-то спросили, почему он его не поменяет. Он очень удивился и ответил: «Зачем? Этот еще работает».
- Прикольно.
- Ага. Потом в какой-то момент появляется ощущение бессмысленности. Для чего это все? Напряжение, сумасшедшая погоня за деньгами. Ты ведь давным-давно обеспечил всем, чем только можно и себя, и своих возможных потомков. Хрен его знает, до какого колена.
- Но ведь никто почему-то не бросает делать эти чертовы деньги?
- Ну, для кого-то это – власть. Для кого-то – уже спорт, адреналин. Обыграть конкурента, занять рынок, перехватить заказ… Сделать из дерьмовой фирмешки гиганта бизнеса.
- Как ты? Ты поэтому всегда берешься за такие?
- Наверное, поэтому. А вообще, знаешь, некоторые и бросают. Бросают бизнес, покупают себе домишко на каком-нибудь сраном Гоа и живут простой незатейливой жизнью. Потому что поняли, как, в сущности, мало надо человеку. Слышал о таком?
Я важно киваю.
- Слышал, конечно. Дауншифтеры. Только, по-моему, это какая-то блажь. В наше время все уже не знают, как выпендриться. А, скорее всего, у них просто в бизнесе какие-то нелады, вот они и делают хорошую мину при плохой игре. Мол, надоело – и все.
- Ну, может, ты отчасти и прав, кто-то, наверное, действительно маскирует таким образом неудачи в делах. Но не все, поверь. И вообще, дауншифтинг – явление далеко не новое, лет ему, думаю, столько же, сколько самому капитализму. Ты Джека Лондона любишь?
- Ну, так… читал кое-что.
- А я в юности очень любил. У него есть один роман, называется «Время-не-ждет». Не читал?
- Этот – нет.
- Зря. Там рассказывается о временах золотой лихорадки на Аляске. И вот был там один парень. Обаятельный, симпатичный, веселый, одним словом, душа компании. И все его очень любили. Но при этом был энергичным, работящим и не любил терять время. И у него была присказка: «Время не ждет». Так его и прозвали.
- И что, этот Время-не-ждет нашел свое золото?
- Нашел. Ему очень повезло, наткнулся на богатейшую жилу. Он уехал с Аляски, в Центральные штаты, занялся большим бизнесом, стал очень крупным воротилой на Уолл-стрит. Конечно, все это потребовало от него решительности, жесткости, иногда даже жестокости. Кроме того, большие деньги – это большая головная боль, а большой бизнес – очень большое нервное напряжение. Чтобы как-то с этим справиться, он начал пить, не так чтобы до запоя, но часто. Еще играть в карты.
Опять киваю. Карты… Знакомо.
- Он проводил свое время или за письменным, или за карточным столом, в душных прокуренных комнатах. Мышцы, а после тяжелой жизни на Севере они у него были просто великолепные, стали дрябнуть, лицо от спиртного приобрело нездоровый красный цвет, даже животик наметился.
Тор на секунду замолкает, наверное, чтобы перевести дух, потом рассказывает дальше:
- У него была секретарша. Даже, скорее, помощница. Прекрасная девушка, симпатичная, умная, образованная. Тонко чувствующая. Он в нее влюбился.
Нетерпеливо перебиваю:
- Ну, тут все ясно: влюбился, женился… Дальше что было?
- Нет, не женился. Она ему отказала.
Недоверчиво хмыкаю.
- Отказала? С чего бы это? Он же был такой крутой мэн, богатство, власть – все, как ты расписывал. Таким обычно не отказывают, даже если они с красной рожей и пузом. Даже если не любят.
- Она как раз любила. Поэтому и отказала. Сказала, что ей очень больно видеть, как он изменился, как из веселого, доброго, открытого парня превратился в жестокого и властного человека. И что, когда они поженятся, он тут же о ней забудет ради своего бизнеса.
- Все? Поучительно, конечно, но причем тут дауншифтинг?
- Не все.
- Что же дальше?
Дождь все идет, очень сыро, и мне, вообще-то, уже холодно, зря я надел свитер прямо на голое тело. Зябко ежусь, но перейти в дом не предлагаю, не хочу его прерывать. Мне кажется, что если он сейчас остановится, то возобновить такой доверительный разговор уже не получится.
- Дальше случилась Великая Американская Депрессия. И он за несколько дней все потерял. Почти все, кроме каких-то жалких остатков. В принципе, он вполне мог вырулить, но просто не захотел. Понял, что такая жизнь ему осточертела . Тогда он пришел к своей любимой, сказал, что у него теперь почти ничего нет, но он по-прежнему ее любит. И в этот раз она согласилась за него выйти. Они поженились, купили скромную ферму в Скалистых горах и зажили простой жизнью. Может быть, у них родились дети, не помню.
- То есть, вот этот домик – это вроде как твоя ферма в Скалистых горах, где ты иногда наслаждаешься этой самой «простой жизнью»?
- Что-то вроде того. Слушай дальше, это еще не все. Однажды он возился на своей ферме и неожиданно опять нашел золотую жилу. И опять очень богатую. Представляешь?
- Везунчик.
- Да. Он почувствовал прилив адреналина, его охватил азарт, желание опять окунуться в мир больших денег. Но тут он вспомнил жену, может быть, детей, которые, не помню, были или нет, их дом, их жизнь, полную любви, доверия и совместных трудов. И принялся быстро закапывать. Вернулся домой, к своей любимой, и зажил с ней по-прежнему. И даже ничего ей не рассказал. Сильно, правда? Вот ты бы так смог?
Я? Ну вот еще! Если бы я нашел золотую жилу, я бы купил хорошую квартиру, машину, приличную мебель. Заплатил бы сразу долги. Уволился с работы. Уволился? Не знаю… Ну, может быть…
Гуров снова тихо смеется:
- Эй, вижу, ты уже размечтался.
- Ну, размечтался. А ты-то сам? Ты бы так смог?
- Не знаю. Но вообще, круто. Вызывает уважение.
- А что было дальше?
- А что дальше?
- Ну, Джек Лондон не написал, через сколько дней этот Время-не-ждет ее откопал?
Тор с минуту смотрит на меня с каким-то удивлением, потом громко хохочет.
- Ну, ты даешь!! Никогда не думал о таком! Нет, не написал. Но ты прав, в принципе, могло быть и так.
Прерываю его:
- Ладно, с дауншифтингом все ясно. Лучше скажи, почему ты решил вернуться в Россию?
- Захотелось. Наверное, к старости на родину потянуло.
К старости, ага. Шутник.
- А если серьезно, казалось, что здесь будет интересно. Молодой энергичный капитализм, плохо освоенные рынки, свирепая конкурентная борьба. Жизнь в кайф, на грани, на острие.
- И как, интересно?
- Знаешь, ничуть. Даже скучнее и проще, чем там. Коррупция такая чудовищная, что все проблемы можно решить очень просто, с помощью достаточно толстой пачки денег. Борьба за рынок тоже довольно бессмысленна. Зачем стараться сделать журнал интереснее, красивей, актуальней чем у других, когда у большинства населения просто нет лишних денег, чтобы его купить?
- Ты поэтому подался в Германию?
- Отчасти поэтому. И упор на тонкие журнальчики в последнее время делаю тоже по этой причине.
- То есть, ты так здесь и не нашел ничего того, что искал?
- Того, что искал, нет. Но, возможно, нашел кое-что другое. На что совсем не рассчитывал.
- Что?
Тор какое-то время молчит, смотрит на меня сверху вниз. Когда он успел подойти так близко? Почему-то жду ответа с таким волнением, что даже затаиваю дыхание. Как сильно шумит дождь. Или это шум крови в висках? Он так ничего и не говорит. Просто склоняется ко мне, и я, наконец, узнаю, каково это – чувствовать на своих губах его губы. Этот поцелуй такой неожиданный, а, может быть, наоборот, такой долгожданный, что мне стискивает горло, словно железным кольцом, кажется, сейчас задохнусь, даже слезы на глазах выступают. Это длится целую вечность, хотя, возможно, всего лишь мгновенье, совсем потерял ощущение времени.