Я подавила рвущийся из груди вздох, провожая взглядом огромную вывеску «Шоколада». Работать сюда я больше никогда не вернусь.
А в будущем вряд ли, конечно, легко будет. Особенно, когда самый ценный обман – надежду – у тебя с корнем вырвали из души, так, как-то болезненно бесцеремонно.
Гребаная жизнь, как же я тебя ненавижу.
В стекло забарабанил мелкий противный дождь.
Больше на бордель-кафе я не оглядывалась.
***
Ехали мы довольно долго. Видимо, резиденция Ланкмиллеров находилась вдали от пивнушек, публичных домов и прочих злачных местечек и грязных кварталов города.
Я бросила жалеть себя. Ну его к черту, как-нибудь справлюсь. Может, из гарема еще и легче сбежать будет, чем из бордель-кафе. А пока что я еще ничего не знаю и гадать не буду.
Машина плавно остановилась, и водитель приоткрыл заднюю дверцу, помогая мне выбраться.
– Как доехала? Не укачало? – я даже вздрогнула: усатый дяденька заговорил со мной в первый раз за все время поездки да и то, когда она кончилась.
– Нормально, спасибо…
– Что как в воду опущенная? Давай, выше нос! – он почти что по-дружески меня по плечу похлопал.
– Все хорошо, – я изобразила такую улыбку, какую обычно изображала для гостей заведения, но водитель сразу все это раскусил и печально покачал головой.
Он повел меня через большой красивый сад, с такими кустиками и деревьями, которых я в жизни-то никогда не видела. Но задерживаться было нельзя. Ладно, потом, может быть… как-нибудь…
Снаружи имение было просто огромным, этажа четыре и большие такие окна. Та дверь, через которую мы входили, наверняка являлась черным ходом, слишком маленькая и неприметная для такого дома.
Там оказалась хуева туча слуг и суеты, которая тут же подхватила и меня, упорно ничего из воцарившегося шума не понимающую. Уславливались только отдельные обрывки фраз про «господина Кэри», документы, новенькую. Кто-то поинтересовался, почему я в форме официантки. Но другой одежды у меня не было. Впрочем, вопрос был, скорее, риторическим, поэтому с объяснениями я не стала трудиться.
Кончилось все тем, что меня водворили в светлый, чем-то химически-резко пахнущий большой кабинет с кучей перегородок.
А дальше начался Ад. Полное медицинское обследование. Полное. Я ощущала себя несчастной землянкой, которую на свой корабль утащили пришельцы и ставят чуть ли не раком, только чтобы побольше узнать о моем здоровье.
Рот открой, «А» скажи, нагнись, до кончика носа дотронься, ложись, дыши ровно, расслабься. Какие-то проводки, пищащие аппараты, молоточек, которым стучали по коленкам. Мне даже палец прокололи и в стеклянную палочку набрали крови. Говорили, что «на анализ». И что им там анализировать…
В конце концов мне, совершенно изможденной, дали «нормальную одежду». Юбку, еще короче, чем официантская, и какую-то кофту с бантом. Из нижнего белья только лифчик был, и внутренне я содрогнулась, понимая, что раз трусов нет, значит, все плохо…
Врач, все это время командующий обследованием и что-то записывающий в своем блокноте, вызвался меня отвести до кабинета господина. Тут уж я, стараясь забыть поскорее все медицинские ужасы, приступила к рассмотрению интерьера. Коридор был узкий с неяркими уютными светильниками по стенам и красивыми обоями, украшенными затейливыми, но неброскими цветами. Что-то вроде народного орнамента. И никаких излишеств, типа картин или фотографий в рамочках. Дверей оказалось много, видимо, и вправду, гарем. Пахло странно, незнакомо, но приятно. Чем-то тяжелым и сладким. А еще по коридору мужчины прохаживались в форме, черных брюках с красной полосой и красном парадном пиджаке с черной. Охранники здешние, что ли…
Закончив осмотр, я принялась цинично прикидывать, стоит ли хотя бы в первый раз, когда Кэри ко мне полезет, сопротивляться для приличия. Вообще-то, это бесполезно и бессмысленно. Все равно он свое возьмет, только будет хуже. И отношения лучше не портить. Раз уж все теперь так обернулось, правила игры придется принимать, чтобы не сломаться еще в начале.
Наконец мы остановились у самой светлой двери, выделявшейся из остальных. Доктор приглушенно кашлянул и постучался.
– Войдите, – послышался уже знакомый, пробивающий до дрожи голос. И Ланкмиллеру всего двадцать? Что-то мне так не очень кажется…
«Обследователь», приоткрыв дверь, меня вперед пропустил и вошел следом. Хозяин кабинета поднял голову от монитора. Это честно сказать, вряд ли было кабинетом, скорее, студией. «Лицом к двери, спиной к окну» в правой части комнаты стоял рабочий стол, еще правее: аккуратные шкафы, а левее, за ширмой, виднелся уголок кровати, судя по всему, немаленькой и с балдахином. А в дальней от меня стенке еще какая-то дверь была, наверняка туалет или что-то вроде кладовки.
– Господин Кэри, мы с ней закончили, – отрапортовал доктор, – в общем-то нареканий нет, болезней не обнаружено, но есть небольшая неувязочка. Анализы показали, что девушка бесплодна.
Я вздрогнула. Это значит, нет возможности иметь детей, да? Наверное, чертовски плохо… Хотя, я о детях никогда не задумывалась. Обзавестись ребенком не входило в ближайшие планы. А обзавестись от Кэри не входило тем более. Уж лучше пусть так…
Ланкмиллер прореагировал на удивление спокойно, совершенно не выказав изумления или еще каких-то эмоций.
– Можете быть свободны, – сухо бросил он доктору.
Тот вышел, а я осталась, тоже на всякий случай попятившись назад.
– Подойди, – велел Кэри, поднимаясь из-за стола.
Я приблизилась осторожно, как дикий зверек, стараясь ни о чем не задумываться. К тому, что рано или поздно придется под кого-то лечь, морально меня готовили давно, поэтому страшно не было. Меня куда больше расстраивал факт неволи, чем что-либо остальное.
Кэри окинул меня заинтересованным взглядом. В глазах что-то горело и безумствовало. Вот уж не радость-то.
– Я подробно посвящу тебя во все тонкости твоего теперешнего положения, но сначала предлагаю разобраться с твоей девственностью.
– У-у, она так тебя беспокоит… – пробормотала я, глядя куда-то сквозь. Хотя глядеть сквозь, когда перед тобой стоит такое, было немного сложно.
– Не беспокоит, просто так я одновременно проверю, не солгала ли ты, моментально обозначу тебя, как свою собственность, и оставлю позади не такую уж долгую, но неприятную для тебя процедуру.
У, какой ты суровый, посмотри-ка, все продумал…
Я пожала плечами.
– Хорошо, пусть так…
– Вырываться не будешь? – он удивленно вскинул брови.
– Чтобы ты меня заломал, как Флетчера, и в грубейшей форме изнасиловал? Ха-ха, нет, спасибо.
Едва я это сказала, Кэри прижал меня лицом к столу, юбка задралась, и я стремительно покраснела, внутренне его обматерив. Вопреки ожиданиям, трахать меня Ланкмиллер не так уж торопился. Но от одной мысли, что он внимательно рассматривает, становилось до ужаса стыдно.
– Слушай, – кончики пальцев легонько скользнули по внутренней стороне бедра, я напряглась еще больше, – а ты когда-нибудь прибегала к самоудовлетворению?
Если можно смутить еще больше, то я уж и не знаю, как. Выдавилось только глухое:
– Ну…
– Это значит, «да»? – спокойно, с нотками веселого злорадства, поинтересовался Кэри. Пальцы продолжали исследовать кожу, неотвратимо поднимаясь все выше. Дерево стола холодило щеку.
– Ну…
– Ты ведь в бордель-кафе работала, были же у вас там вибраторы всякие, м? – Кэри склонился к моему уху.
– Даже если и были, – резко огрызнулась я, – ими десять раз другие попользовались.
– А ты после других не хочешь? – Ланкмиллер продолжал ласки уже совершенно интимных мест, и мне усилия приходилось прилагать, чтобы, перебарывая смущение, отвечать на его вопросы.
– Не хочу.
– Значит, тебе новые игрушки придется покупать… – пробормотал он и снова в прежний тон вернулся. – Выходит, ты по-простому, без всяких изощрений?
Кэри неожиданно потер клитор, и я, охнув, закусила губу. Уже ненавижу, ненавижу, ненавижу. Как пошло и ужасно, что хоть вой. Вдруг дошло, что это он пытается меня хоть немного возбудить, чтоб потом легче было. И кажется даже, ему удалось. Ланкмиллер это тоже понял, судя по звуку расстегивающейся ширинки.
– Ноги пошире раздвинь, – скомандовал он жарким шепотом.
Я выполнила приказание, отчетливо понимая, что за этим последует, и постаралась расслабиться. Если напрягаться, наверное, будет только больнее.
Вот я и попыталась расслабиться. Черт возьми, как проти-ивно…
«Но этого в конце концов не избежать, так что просто постарайся на что-нибудь отвлечься…» – я старательно уговаривала сама себя и даже немножко уговорилась, наблюдая за тем, как потеет от моего дыхания гладкая поверхность стола, когда невероятно ясно почувствовала, что его член, горячий и твердый и… Ох ты, еб твою мать, какой большой! …входит в меня сначала медленно, а потом резким рывком.
Я взвыла, выгнувшись и закусив губу, но Ланкмиллер поймал меня за волосы и снова прижал лицом к столу. Даже в глазах потемнело. Ну спасибо тебе, родной…
– А поосторожнее никак нельзя было? – выдавила я сквозь неожиданно выступившие слезы, царапая деревянную поверхность, больше всего хотелось с его мужского достоинства соскользнуть, но куда-а там. – Кэри, ты мудак…
– Ну-ну, – отозвался он тоном, как нельзя более ясно демонстрирующим, что его это не задело и отомстил очередным толчком.
На этот раз я вместо кровоточащей губы закусила указательный палец и зажмурилась, позаботившись о том, чтобы из горла не вырвалось больше не звука. Так было легче. Ненавижу свои слабости на показ… А Ланкмиллеру так вообще нельзя, пусть это будет смертельным табу.
Такое ощущение, что этот Кэри меня пытает.
Привыкнуть он мне почти совсем не дал, но резкая боль постепенно ушла, оставшись только отголосками. Просто было неприятно. Но в целом терпимо. А эта скотина как нарочно очень долго не кончал, хотя обещал быструю процедуру.
Издевается. Ну точно издевается.
Наконец он содрогнулся и вышел. Послышался звук застегивавшийся молнии, и только после этого я, болезненно морщась и придерживаясь левой рукой за поясницу, распрямилась. Вдоль позвоночника прокатывалась неприятная дрожь. Ощущение, когда по внутренней стороне бедра стекает что-то теплое, по праву теперь могу списать в разряд самых отвратительных. Считай, меня все равно только что изнасиловали.
– Хорошая девочка, – по шее вверх к подбородку скользнули пальцы, извращенец склонился к моему уху, зверски нарушая личное пространство, – такая горячая, узкая… На гигиену даю десять минут, дверь там, – внезапно будничным тоном заявил Кэри, отстраняясь.
Это ванная? Что ж, значит, догадки верны были.
Взглядом из под полу-опущенных ресниц я проследила, как в мусорку под столом отправилась скомканная салфетка. Ах вот, значит, как он со своей гигиеной расправился.
Ну, раз уж дали шанс, значит, надо использовать. Я поплелась в указанном направлении.
Вслед донеслось ехидное:
– Прихрамывать необязательно!
– Пошел нахуй, – мрачно себе под нос парировала я.
Ванная оказалась огромная, светлая и чистая. Настолько, что я таких никогда в жизни не видела. Здешние слуги что, языком всю грязь оттирают? Или как-то так… В общем, дерьмовые у меня сегодня шутки.
Пол здесь был сделан из материала, внешне напоминающего кафель, но мягкий и водонепроницаемый, резиновый, наверное. Светло-зеленый. Потолок уже ближе к бежевому, в него еще были лампочки вмонтированы, небольшие и круглые, дающие не то что бы интимное, но уютное какое-то освещение. Сама ванна и первая половина стен, та, что ближе к полу, была облицована мелкой плиткой темных оттенков зеленого, а вторая – более крупной и светлых оттенков. Вот это чувство вкуса. Он сам этим занимался? Нет. Все-таки нет, наверное, не сам.
А ванна была и не ванна. Ну то есть не то железное ржавое корыто, типа как у нас было, в общежитии. В нем и мыться-то никто никогда не рисковал. Наверное, у него здесь джакузи. Я такие только на картинках гламурных журналов видела, которые по всему кафе разбросаны были, чтоб посетители не скучали. Хотя они и так не скучали.
Душевая кабинка тоже обнаружилась, и за дверью через стенку – туалет.
Свою остановку я определила, как раковину, на полочке, над которой были расставлены аккуратно какие-то средства гигиены. Наверное, для бритья и все такое… Этих марок я и в жизни-то не встречала.
Может, душ принять? Десять минут. Не успею. Этого хватит только на то, чтоб кровь и сперму смыть и морально настроиться на разговор с домашним тираном. Но ванная у него классная, да.
Дверь не скрипела, но Ланкмиллер все равно обернулся, когда я обратно в комнату вернулась.
– Предлагаю сесть на кровать и внимательно выслушать. Не перебивая. Терпеть не могу, когда меня перебивают.
Именно это его заявление помешало мне поинтересоваться, почему именно на кровать.
Я молча и недоверчиво приблизилась, все же опустившись на покрывало и исподлобья уставившись на него.
– Бумаги на тебя теперь лежат на моем столе. Знаешь, что это означает? – он вздернул брови, а я мрачно кивнула, наградив его ненавистным взглядом. – Здесь уже не бордель-кафе, и правила, соответственно, другие. Рекомендую не спорить и исполнять их во избежание проблем. Первое, что касается лично тебя: обращение на «ты» ко мне строго запрещено. По имени звать тоже нельзя, оно не для наложниц. Хочешь обратиться, называй «хозяин».
Я прикусила язык, старательно сдерживая рвущийся наружу смешок.
– В чем дело? – подозрительно-нехорошим тоном поинтересовался Кэри.
– Ни в чем… кхм… – слово «хозяин» застряло в горле настолько, что я даже поперхнулась и закашлялась.
Ланкмиллер сделал вид, что ничего не заметил и с невозмутимым видом продолжил:
– Второе. У тебя появляются новые обязанности помимо само собой разумеющихся. Уход за собой. Средство для волос… Они у тебя в плачевном состоянии. Для рук. Тут, боюсь, одним кремом не отделаешься, придется тебе делать маникюр. Прическу тоже новую. Но это все завтра. В общем, тебе дадут список средств гигиены и указания по использованию.
Верно Зои говорила что-то там про кожу. Чую, это будет нелегкий труд.
– А можно… вопрос… пожалуйста… – да-а, с этим «хозяином» определенно будут проблемы.
– Да?
– А разве ты сам… ну… Вы должны этим заниматься? В смысле, давать мне указания по уходу за собой и прочие мелочи…
– Не я должен, но я хочу, – отрезал Кэри. Ясно. Здорово. Новая игрушка. – Продолжим, как там тебя звали? А впрочем, неважно. Будешь Кику.
У меня, признаться, даже глаза на лоб полезли. Обычно наложницам красивые имена же дают, редкие. А меня из Розмари разжаловали в… Имя обезьянье. Тошнотворное.
– Блять, ладно остальное понять я еще могу, но это… Это выше уже всякого приличия, что за кличка такая уродская…
Меня заткнули хлесткой пощечиной. А он не привык церемониться…
Не то что бы побои для меня в новинку были, но этот раз особенно обидным почему-то показался. Хорошо, теперь у меня имеется практическое пособие, почему нельзя спорить с Ланкмиллером. А щека-то горит.
– И соблюдай дисциплину, – озабоченный козел завершил тираду, которую я уже не слушала, и бросил куда-то в сторону властное: – Уведите!
Мать моя, я ж теперь, как заключенная.
В комнату вошел уже знакомой мужик в форме. Точнее, незнакомый мужик в знакомой форме.
Я послушно встала и побрела к выходу не дожидаясь дальнейших указаний. Лишь потому что больше не хотела находится здесь ни секунды.
***
Впрочем обратно меня после небольшого происшествия вернули довольно быстро. Не прошло и пяти минут. Кабинет, который, видимо, окнами выходил на запад, заливал теплый уютно-янтарный свет, в лучах которого отчетливо можно было рассмотреть кружащиеся пылинки. Кэри, сцепив руки за спиной, не спеша прохаживался по комнате, ожидая от меня, наверное, повинной речи. Вместо этого я удрученно выдавила:
– Что? Ну вот что я ей сделала?
– Поясни ситуацию, будь добра, – не слишком довольно велел Ланкмиллер.
– Ну, в общем, иду я по коридору, никого не трогаю, за мной этот дядька прется, дорогу указывает. И тут дверь перед моим носом открывается, и оттуда выскакивает она. И бросается на меня с визгами, мол, что ты гадина здесь забыла, третьесортная потаскушка ну и тому подобное. Потом бросается волосы мне вырвать и глаза. Ну я и припечатала ее разок… чтоб не буйствовала… А что мне стоять и ждать, пока без глаз оставят?!