– Элеонора – очень импульсивная девушка, – подал голос в ее защиту все тот же дядька, стоящий за моей спиной.
– А вы что в это время делали? – довольно резко поинтересовался Кэри. В ответ слуга выдавил что-то не совсем членораздельное и заткнулся.
– Здесь не любят новеньких, – Ланкиллер обратился ко мне, имея в виду, очевидно, не только наложниц, но и вообще всех за исключением, наверное, только его самого. И то, с какой стороны взглянуть. – Поувольнять бы вас…
Дядька весь вытянулся по струнке:
– Никак нельзя, господин, я вашему батюшке верой и правдой служил двадцать лет.
– Ох, ладно, – «господин» устало махнул рукой, – поселите ее в комнату к Николь. А Элеонору сюда.
Выходя из кабинета, краем глаза я заметила, как на благородном лице извращенца расплывается широкая похотливая улыбка.
========== Часть 4 ==========
Комната Николь, теперь и моя, была небольшая, с двумя маленькими, но мягкими кроватями и тусклыми ночниками над ними; они создавали приглушенный свет и абсолютную невозможность читать. А читать здесь было и нечего, это расстраивало немного. Странное дело, а разве поддержать разговор на уровне – не долг хорошей наложницы?
Ах да, здесь тоже ванная отдельная была, правда скромнее, чем у Кэри, но все такая же чистая и аккуратная.
Соседка моя по комнате, Николь, была не такая «импульсивная» и в целом вежливая девушка, ухоженная, тихая и даже самую малость застенчивая. Она говорила негромко, но живо, ни разу, правда, за вечер не повысив тона. На вид наложница была откровенно хорошенькая, по крайней мере в сравнении со мной. Волосы, густые и темно-каштановые в свете ночника отливали бронзой. Я все время никак не могла заставить себя на них не пялиться. Глаза немного раскосые, а кожа светлая, безо всяких изъянов, что привело меня в особенный восторг.
Николь сразу спросила, как меня зовут, а когда я ситуацию ей обрисовала, то посоветовала представляться так, как Кэри велел. Иначе, если он прознает, то не миновать мне «палок». Мера здешнего наказания. Их количество обыкновенно прямо пропорционально тяжести вины.
Соседка по комнате в целом оказалась очень милой и в плане характера, даже волосы мне помогла расчесать, когда они окончательно спутались после мытья дорогим специальным шампунем. Он был чесночно-вонючим, поэтому в бумажке указаний, которую мне вручили, предписывалось еще раз волосы прополоскать каким-то гелем с запахом арбуза. Вот после этого уже самой мне было с ними точно не совладать.
– Слушай, – уже после того, как завершилась серия моих мучений с феном, я перебралась на кровать к Николь, решив, что пришло время для «задушевного разговора». Доверять ей все равно пока совсем нельзя, но не вижу ничего плохого в том, чтоб попытаться выяснить подводные камни здешнего притона. – Слушай, а что это случилась с отцом Кэри? Он же вроде мужчиной был хоть куда… И все такое…
– Не знаю, – Николь, кажется, темой заинтересовалась, – вообще, все происшествие покрыто туманом, и я до сих пор только надаю. Говорили, хозяин от страшной болезни умер. Он и вправду последние дни перед смертью был какой-то сам не свой, весь серый и синяки под глазами… Но я думаю, его убили конкуренты. Все так быстро случилось… Разве мало врагов в бизнесе? А у хозяина их уж точно было навалом, он еще говорил… Никто же не ожидал, что господин Кэри так быстро возьмет дело в свои руки. За это время компанию могли уже поглотить. И охрану господин после смерти отца усилил. В общем, темное это дело.
Я слушала внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Все же знать хоть что-то лучше, чем не знать ничего. Короче говоря, вывод напрашивался такой, что круг общества, в который меня занесло на этот раз, тоже особой моралью не блещет. Но умело прикрывается. Это, правда, куда хуже.
– А бизнес, выходит, прибыльный, раз можно целый гарем содержать… – ляпнула я невпопад, отвлекшись на свои мысли.
– Ну… это не совсем гарем, – деликатно поправила Николь, – в полном понимании этого слова, по крайней мере. Просто «малинник», как хозяин говорил. Настоящий восточный гарем – это женская половина дома, там обычно содержатся не только наложницы, но сестры, дочери и мать султана. И доступ туда открыт лишь для хозяина и его сыновей. Здесь это правило исполняется, но несколько иначе. Заходить-то сюда могут и слуги, но пользоваться… услугами… наложниц всегда мог только хозяин и господин Кэри.
– Он единственный ребенок в семье? – я даже удивилась. При таком-то количестве девушек и явном пристрастии к сексу у Ланкмиллера-старшего…
– Нет, но единственный наследник. Двое мальчиков умерли еще во младенчестве, а третий, старший, погиб недавно, в автомобильной катастрофе. Но хозяин его не любил за нежелание поддерживать дела компании. У господина Кэри есть еще две сестры. Одна живет за границей, а вторая, Алиссия, имеет с ним неплохие отношения. Она работает где-то, живет тоже отдельно, – Николь развела руками.
Ничего себе, сколько она знает об этой семейке, прямо настоящая кладезь.
– Я здесь появилась, когда Кэри было только тринадцать, мы с ним ровесники, – она пояснила, будто угадав мои мысли.
– Ого… Рано.
– Так сложилось, – наложница пожала плечами, и мне на секунду показалось, что в красивых темных глазах на секунду сверкнула грусть.
– А еще… скажи, пожалуйста, кому-нибудь, кроме меня, еще имена такие дурацкие давали? – тему я сменила как нельзя более резко.
– Это в основном зависит от личных предпочтений. Если господину Кэри так угодно… – Николь лишь пожала плечами.
Потом нам принесли ужин. Надо ли говорить, что это стало хорошей причиной для радости, учитывая, что завтрак я пропустила, а обед был вообще не запланирован, как таковой.
В общем, сегодня я шиковала и наслаждалась в тайне от самой себя. Потому что совесть открыто этого делать не позволяла, мол, не продажная же ты дрянь в конце концов.
Спать пришлось ложиться с мыслями о будущем мрачном и весьма неутешительном.
***
– Проснитесь… пожалуйста, проснитесь, – меня тихонько трясла за плечо женщина в скромном сером платье и слишком уж накрахмаленном фартуке, видимо, служанка.
В комнате было уже почти совсем светло, лучи солнца из большого, но единственного окна в комнате, напротив двери, прочертили по полу несколько неровных дорожек. Николь еще спала.
– Который час? – шепотом поинтересовалась я, старательно протирая глаза.
– Восемь утра только… но вы вставайте, так господин велел…
– Только?! – я едва не закашлялась. Вот это да. Обычно ведь в пять уже на ногах, столы протереть, пол, окна, посуду, столько работы, чтобы приготовить кафе, пока посетителей мало… А тут… Ничего себе, я дрыхла…
Но служанка продолжала упорно домогаться до моего плеча, приговаривая, что Кэри приказал немедленно быть у него. Что, трахать меня собрался прямо с утра пораньше?
Но делать нечего, пришлось в чем мать родила топать за теткой по коридору. Конечно, не совсем, в чем мать родила. Нашла я под подушкой не без помощи Николь полупрозрачный пеньюар. Но он и то, что нужно было-то не целиком прикрывал. И эти развратные пристрастия Ланкмиллера начинали меня все больше и больше раздражать.
Сам он встретил меня уже в костюме и с разложенными на кровати шмотками, наверное, для меня.
Кэри отослал служанку и обратился ко мне:
– Одевайся, поедем.
– Куда?
– В город, не все ж тебе старые тряпки донашивать, которые, к тому же, не в моем вкусе. Плюс, еще парикмахерская и тому подобные мелочи. Обуви, я так понимаю, у тебя совсем нет?
– Из предложенного вчера мне ничего не подошло… Только если старые официантские туфли… – я как-то даже замялась.
Он одевать меня собирается. А я ему, что, кукла? Небось и прическу сделает такую же дебильную, как имя дал. «Не в моем вку-усе…»
– Умыться хоть можно? – без особого энтузиазма осведомилась я.
Ланкмиллер только в сторону ванной рукой махнул, я поплелась туда, расценив это, как разрешение. В дверях застыла, вновь любуясь интерьером. Завораживает. Наверное, тут купаться – одно удовольствие.
– Тебе так нравится, Кику? – послышалось над ухом. Передернуло. – Не волнуйся, я дам время все рассмотреть… Но позже, а сейчас не задерживайся.
Вот тогда мне адово захотелось его убить. Или хотя бы стукнуть. Но я поплелась умываться. Самоконтроль за время работы в бордель-кафе выработался какой-никакой. А Кэри – петух надутый.
Спускаясь за ним по лестнице мимо охранников в форме, я уставилась невидящим взглядом в пол, отчего-то чувствуя себя неловко. Может, от внимательных, наизнанку выворачивающих взглядов.
Официантские туфли обнаружились в прихожей. Черные, лакированные, уже порядком сбитые, но все еще в неплохом состоянии.
Эй, а сад он мне даст время рассмотреть? Видимо, нет… Мы пришли на стоянку , и Ланкмиллер, вопреки моим ожиданиям направился не к уже знакомому черному джипу, а к спортивной машине, такой обтекаемой и серебристой.
– Сам водишь? Да ну?
– Тебя это так удивляет… – домашний тиран чуть изумленно изогнул бровь, открывая передо мной дверь. А сидений было всего два. Водительское и пассажирское.
– А не слишком круто? – я неуверенно опустилась в салон. – Внимание будут обращать…
– Пусть, – Кэри занял свое место и бросил небрежно, – Пристегнись.
Но я же не могу ничего сделать нормально. Тем более того, что никогда не делала. В итоге, запуталась я в ремне, который и так то еле обнаружился, по самые уши. Ланкмиллеру пришлось меня выпутываться и собственноручно пристегивать. Смотрел он на меня все это время, как на последнюю дуру.
Я надулась и отвернулась к окну. Обожаю эту машину. Сидения были будто в специальных нишах. Мое – шоколадное, под цвет общему интерьеру; у Кэри – черное. Но все-таки слишком броско…
Ланкмиллер привез меня в какую-то совсем незнакомую раньше часть города. А он красивый, оказывается… Брусчатые мостовые и старинные дома, плотно прилегающие друг к другу. Здесь было уютно и очень оживленно уже с самого утра. На первых этажах большинства зданий находились магазины то одежды, то сладостей, то сувениров, то вообще чего-то непонятного, но выглядевшего привлекательно. Кафе и всяких забегаловок тоже много было.
Кэри оставил машину на специальной парковке, за въезд на которую надо было платить, и объявил, что дальше мы пешком. Я была очень даже не против пройтись. Только все равно рядом с ним почему-то чувствовала себя неловко.
И тут на ум пришла гениальнейшая идея. Может, смыться от него? Толпа же. Затеряюсь и не найдешь.
– О-о, только попробуй, Кику, милая, – выговаривая каждое слово с такой угрожающе-сладкой интонацией, что даже дрожали колени, ухмыльнулся Кэри. – Одна попытка и дома сам лично выбью из тебя всю дурь, а в следующий раз выведу на люди с ошейником. Скрыться даже не пытайся, тебя найдут в любой точке земли, вытащат даже из Ада и бросят к моим ногам. И тогда ты пожалеешь не только о своем поступке, но и появлении на свет.
Самое ужасное было то, что говорил он это чертовски спокойно и убедительно, не позволяя даже на секунду усомниться в сказанном. Мне оставалось только корить себя за привычку бормотать мысли под нос.
– Ну идем, что встала посреди дороги, – он снова внезапно вернулся из леденящего душу обратно в будничный тон.
Кэри из многообразия магазинов женской одежды выбрал именно тот, который был именно с «лоли»-оттенком. Потом для меня снова Ад начался, да еще похуже того, что был на медосмотре. Ланкмиллера сразу окружило дикое количество всяких консультантов, усадили в большое кожаное кресло, принесли какие-то журналы. Он их листал с почти равнодушным видом, карандашом отмечая нужную одежду и какие-то бестолково-кукольные аксессуары. После чего меня чуть ли не затолкали в примерочную с большим зеркалом и заставили по очереди надеть все то, что он выбрал. Такого внимания к себе я не получала никогда и была очень-очень не в восторге. Консультанты, все почему-то девушки, крутились вокруг, помогая то с молнией, то с рукавами, то пуговицу застегнуть.
В итоге наряды были подобраны и унесены упаковываться на кассу. Меня наконец-то оставили одну в примерочной, позволив облачаться в свою одежду.
– И долго ты еще будешь там торчать? – недовольно поинтересовался Кэри.
– У меня петелька… от лифчика в волосах запуталась, – прошипела я, силясь ее вытащить.
Ланкмиллер по ту сторону раздевалки вздохнул и тут же, отодвинув бордовую тяжелую шторку, оказался по эту. И петелька под его пальцами как-то сразу послушно выскочила из прически.
– А это что такое? – голос прозвучал куда более недовольно, пальцы скользнули по спине, указывая.
– Ой, – я поморщилась, – ну синяки, что-что… хозяин бордель-кафе недавно отлупил… И за дело, между прочим. Взяла и разгрохала дорогущий сервиз для вип-гостей…
– «Нареканий нет…» – фыркнул Кэри, передразнивая слова врача.
И вышел из примерочной. А я осталась гадать, что он сказать хотел.
– Что, так и не позволишь мне хотя бы сказать о своих предпочтениях в одежде? – из магазина мы уже вышли, но все равно поинтересоваться хотелось.
Кстати, пока мы там проторчали, день уже успел вконец «разгуляться», от утренней почти романтичной дымки не осталось и следа, было невыносимо жарко, душно даже. Гулять по городу, несмотря на его красоту, сразу как-то расхотелось.
– Ни в одежде, ни в любом другом вопросе у тебя собственного мнения нет, – равнодушно отрезал он. – Идем.
– Эй, если бумаги на меня нашли пристанище на твоем столе, это еще не значит, что я вдруг резко стала безвольной куклой!
Но он либо не услышал, либо бестактно сделал вид, что не услышал. Еще бы, я слишком мелкая, чтобы такие снобы, как Ланкмиллер, обращали на меня внимание. Ну, замечательно.
Следующей обстановкой была парикмахерская, вся какая-то приторно розовая от огромной вывески до окантовки гламурных зеркал. Впрочем, Кэри там встретили весьма радушно. Цирюльник, явно несколько голубого оттенка, чуть ли не бросился ему на шею, и сразу же принялся с пристрастием допрашивать, с чего да по какому случаю. Ланкмиллер даже отвечать не пытался, вяло отмахиваясь от чересчур назойливых выражений преданности и зная, что волосяных дел мастер, слишком возбужденный неожиданным визитом, его и не слушает.
– Вам как всегда, или что-нибудь изысканное? – наконец поинтересовался парикмахер.
О Дьявол, неужели Кэри стрижется у этого голубого огонька? Хотя, может он мастер хороший? Ох, кого я оправдываю…
– Из прелести моей сделай что-нибудь путное, – «хозяин» ободряюще подтолкнул меня вперед.
– Работать много придется, – присвистнул парикмахер, усаживая меня в кресло и накрывая каким-то большим то ли одеялом, то ли… В общем-то я думала, это неприятно будет. Ошибалась. Жюльен – а имя-то подходящее – называя меня патлатой неряхой, очень долго колдовал с облезлыми прядями всякими парикмахерскими штуками своими, что даже спать захотелось.
Потом я минут пять бестолково таращилась в огромное зеркало под победно-одобрительную ухмылку мастера, упорно не узнавая себя. Почему-то мне это не нравилось.
Нет, все стало куда лучше, чем было, и Жюльен этот и вправду гений, раз смог такое сотворить, но…
Изнутри меня настойчиво что-то грызло. Я теряю себя, выходит. Теряю, начиная с прически. Закончу, наверно, сознанием. И буду живой мертвец.
Потом еще какие-то процедурные экзекуции последовали. С моими руками на это раз. Я-то думала, маникюр – это когда ногти красят. Кэри распорядился как раз ногти-то и не трогать. Всякие там ванночки с целебными травами, пахучие кремы и бальзамы… Ох черт, все это настолько скучно было, что хотелось повеситься.
Вместо этого я смотрела в красивый расписной потолок салона и молчала, стараясь не показывать усталость. Ну вот еще. Я ж не кисейная барышня.
– Чего бледная такая? – осведомился Кэри, после того, как все мои мучения подошли к концу, и мы оказались на улице.
– Ничего, – хмуро буркнула я, – затаскал меня по камерам пыток и рад… Как меня все это заебало…
Кэри презрительно хмыкнул, всем видом своим демонстрируя, как ему противно слышать бранные слова от девушки.