– Кику? – голос у Ланкмиллера недовольный был, но с оттенком смутной заботы. Я вскинула голову, вырванная из своего. – Ты меня боишься?
– Ну… нет.
– Тебе настолько противно?
– Вот идиот же, – пробормотала я, подтягивая колени к животу, – стесняюсь я. Если помнишь, к тебе попала вообще девственницей, обнаженного мужеского тела в непосредственной близи никогда не видывала. Сечешь, к чему клоню? Сколько бы разврата на моем веку не встречалось, ну не могу я так сразу…
– Ах, вот оно… – он вдруг расплылся в улыбке довольного извращенца. – Не огорчайся, к этому быстро привыкают. Сядь ко мне лицом.
К нему лицом?! Да я практически на его член села… У-у-у… Тут и места-то особо нет…
Я нарочно поерзала, устраиваясь поудобнее, а потом укоризненно уставилась в лицо Кэри. Полюбуйся на мои помидоровые щеки, «хозяин».
Ланкмиллер невозмутимо откуда-то из пены мою руку выловил и положил себе на грудь. Чуть не вскрикнула. Вот чуть-чуть. Нервы. В психушку бы мне давно.
Ну… Похоже, он ждет от меня чего-то, и настойчиво, между прочим.
Я по очереди жевала то верхнюю, то нижнюю губу, аккуратно, кончиком указательного пальца, принявшись вместо пены, затейливо-кривые круги на его коже выводить, и готовая в любой момент руку одернуть, как от кипятка. Но он наблюдал спокойно, ничего не говорил и не делал. Так что постепенно я осмелела и уже всей ладонью изучала его грудь, иногда спускаясь к животу, но строго не ниже.
В конце концов Кэри прыснул.
– В чем дело? – я чуть было не добавила «засранец».
– Прости… У тебя просто вид был такой сосредоточенный…
– Ну все, лопнуло терпение, – я попыталась вылезти к чертям, но Ланкмиллер ухватил меня за руку и вернул обратно.
– Стоять, – он с полочки у ванной мягкую пушистую мочалку достал и, усадив меня на прежнее место, намыливать принялся, медленно и старательно, начиная от плечей.
И вид у него был такой отстраненный, будто, он о чем-то своем, вообще со мной не связанном, думает.
Руки, живот, а когда до груди добрался, хмыкнул придирчиво:
– М-да, сисек у тебя, знаешь ли…
– Заткнись, – неожиданно рявкнула я. – Сам выбирал!
Нет, ну еще жаловаться будет! Сучка.
– Ну их же почти нет совсем… – примирительным тоном заметил Ланкмиллер, продолжая свое дело.
– Нет, есть! – заупрямилась я. – Внимательней посмотри!
Ох, ну зачем вот, Розмари? Тебе хочется, чтоб он на тебя пялился, как баран на новые ворота? Кэри хуже всяких баранов, даже ближе придвинулся. Близорукий, что ли?
Ланкмиллер вдруг обхватил губами сосок, лизнул, потом, по-прежнему не выпуская изо рта, принялся легонько посасывать. Кровь в голову ударила.
От неожиданности, я даже указательный палец закусила, подавляя рваный, настырно рвущийся из груди вздох, и знатные усилия прикладывая, чтобы снова на своего «хозяина» не свалиться. Ну, плечи я ему поцарапала здорово.
– Чего дышишь так? – Кэри отстранился.
– Отвали, – только и буркнула я.
Он к этому философски отнесся. Простил, то есть. Ладно, потом воздастся мне за все, чую же.
– В душ пошли, в пене все, – скомандовал Ланкмиллер, помогая мне выбраться на этот раз. Чтоб предотвратить неприятные эксцессы.
А я уставилась ему куда-то на грудь, пока горячие упругие струи хлестали по волосам и плечам, смывая многочисленные мелкие пузырьки. Кэри напряженно вздохнул:
– Кику. Ты не кукла. Ты наложница. Это значит, когда возникает неловкая пауза, надо ее чем-то занять, а не бестолково на меня пялиться.
Да вашу ж мать, а.
В сознании мутилось. Меня просто с головой и всеми остальными потрохами медленно и неотвратимо захватывал приступ бетонного похуизма.
О том, что сделаю сейчас – пожалею. Но с другой стороны, если трахнусь с ним как следует, больше доверять начнет.
Я позволила взгляду спуститься ниже, изучая Ланкмиллера уже совершенно бесстыже и во всех деталях.
Губы скользнули вверх по его ключице, осторожно стирая капельки воды с кожи, но Кэри явно чего-то более жаркого ожидал. Нетерпеливо вздохнув, он заставил меня уткнуться лицом в мокрую и чуть прохладную стенку. Подозревая – да тут только ежик северный не догадается – что меня впереди ожидает, я оперлась нервно стиснутыми кулаками о скользкую поверхность плитки и зачем-то попыталась восстановить дыхание. Без толку же. Его ладони скользнули по талии, остановившись на бедрах. Засос мне на шее поставил, мать вашу…
Я интуитивно расслабилась, позволив Ланкмиллеру вести ситуацию. Вот теперь он во мне до отказа, а я вообще, черт возьми, ничего не вижу, нетерпеливо подаваясь навстречу. Ладно, вынуждена признать, это приятнее, чем самоудовлетворение раз в десять. Он такой большой, горячий, внутри…
Я измучено заскулила. Ну что замер, самому разве не… Кэри понял без лишних уточнений. Да и какие к черту уточнения, когда я и слова-то выдавить…
Первые несколько толчков были какие-то беспорядочные, потом Кэри задал постоянный ритм. Я только тихонько постанывала, выгибаясь все больше и честно стараясь подстроиться. Абсолютная, исступленно-горячая эйфория затопляла с головой, так что от мыслей только пустые бессмысленные полу-обрывки и остались.
Дышать совершенно нечем.
Сейчас я просто сдохну.
Трахаться в душе охуенно, конечно. Но я больше не хочу, чтобы это повторялось, больше не хочу, чтобы мне это нравилось. И зависимости не хочу.
Кровать у Кэри была большая и мягкая. На полу валялись махровые полотенца, надобность в которых уже отпала. Ланкмиллер мне простенькие белое платье выделил на ночь, ничего другого подходящего в его шкафу не нашлось. Сам сейчас лежал рядом, бездумно уставившись в потолок. То ли отходил еще, то ли размышлял о чем-то. Я-то уже не чаяла поскорее исчезнуть и остаться хоть немного наедине с собой. Относительная близость мучителя такой возможности решительно не давала.
Я, отвернувшись, перекатилась на самый край кровати и негромко поинтересовалась оттуда:
– Так если грудь моя тебя не устраивает, зачем взял тогда? Вон сколько у тебя этих… своих…
– Отцовских, – мгновенно поправил Кэри, – он их всех сам выбирал, сам же подгонял под свои привычки и предпочтения. Ты единственная в полном смысле моя.
– Угу. И ты все два года ждал, пока Чейс Тейлор проиграется тебе в покер-шмокер, чтобы обзавестись своей?
– Руки не доходили. Все эти два года ушли на то, чтобы выяснить, что отец устроил в доме настоящий гадюшник. Посмотри на них – стервы. Тошно. Ты, конечно, тоже такой станешь со временем.
– Почему это? – обидно как-то даже.
– Потому. Стоит только здесь пожить; весь воздух отравлен насквозь. Я уехал бы. Но дела, – Ланкмиллер говорил будто и не мне, а потолку своему.
– Сексозависимость.
– М-м?
– Сексозависимость, а не дела, – проворчала я, сжимаясь в комочек.
– Ну знаешь, такое иногда случается. Если растешь в гареме, – с приторно-напускной лояльностью пояснил он. – Но возвращаясь, к задетой теме: я не прогадал. Знаешь, ты стонешь так… эротично, но не пошло. Возбуждает куда сильнее, чем крики здешних развратниц. – Договорился. Сам развратник. – Даже несмотря на размер груди, мне нравится твое тело. А еще нравится твоя реакция на все вокруг происходящее.
– А вот мне не нравится, – неожиданно вырвалось.
– Что именно? – совсем без интереса осведомился Кэри.
– Ты не нравишься. Свое положение не нравится. Рабство. Быть наложницей.
– Ты человек подневольный, – Ланкмиллер с такой интонацией это сказал, будто оно все объясняет. Я вспыхнула.
– Это тоже не нравится! Чем я хуже остальных, тех, кто не подневольный?
– Ну, это нам только предстоит выяснить. Насколько я понял, обо мне ты знаешь довольно.
– Ты обо мне тоже, – я уже твердо хотела сбежать, но насильник это дело просек и безаппеляционно меня к себе притянул. Сейчас задушит.
– Нет уж, Кику, расскажи.
– Не могу, – хмуро пробубнила я, еще и вырываясь. Вяло, правда.
– Что так?
– Не могу и все. Хоть наизнанку выверни.
Ланкмиллер задрал мой подбородок.
Вот. Чертов. Приставучий. Мудак. Ну что смотришь, еще прожги во мне дыру взглядом. Этого ты добиваешься?
– Значит ли это, Кику, подготовку меня к какой-нибудь долгой, слезливой истории твоей насквозь несчастной жизни? – наконец, не скрывая издевки, поинтересовался Кэри.
– И вовсе недолгой, – надулась я, – и не слезливой. А дурацкой. Вообще не знаю какой. Не помню.
– Склероз? – прыснул Кэри.
– Здесь ничего смешного нет. Не склероз, а амнезия. Потеря памяти, – зачем-то бестолково пояснила я, кутаясь в теплое покрывало.
Ланкмиллер замялся, будто прикидывая, не вру ли я, а потом и вовсе уставился в потолок, демонстрируя, что дискуссию продолжать больше смысла нет. Хотела бы я врать. Ведь чувство-то ужасное, когда в голову хоть колья вбивай до исступления, а белые пятна останутся белыми пятнами.
– М-м… не могу себе представить каково это, забыть целый жизненный промежуток. И при том – начисто.
– На самом деле, все люди ощущают что-то подобное, это детская амнезия называется: ты не помнишь, как родился, и первое время своей жизни – тоже… – я ненавидела разговоры на эту тему, может, именно поэтому на душе накопилось так много всего, что хотелось выплеснуть к черту.
Зачем я вообще это рассказываю, да еще и «хозяину»? Вот не захочу и не буду с ним на отвлеченные темы разговаривать. А так, только пару слов при крайней надобности. Сейчас того, что прорвалось, уже не остановить.
– Теперь примерно понял, – Кэри озадаченно хмыкнул, но, кажется, больше не сомневаясь хотя бы в правдивости. – И как много ты не помнишь?
– О-о, очень много. Лет десять, может, больше. У меня есть только клочки из детства и два года работы в бордель-кафе. Между ними словно пропасть. Думала, пройдет. Черта с два. А «пробуждение» мое было, разочарую тебя, весьма-таки прозаичным. Я с разбитой головой и в грязных тряпках, которые и одеждой-то ни назовешь, нашла себя ночью под дождем на какой-то помойке, рядом с мусорными баками. Там меня, собственно, обнаружил Чейс Тейлор, ну, с тех пор я у него и работала. Рассказывать-то нечего.
Заранее бессмысленные и изрядно утомившие нас обоих уже измотанных после душа, попытки вырваться из объятий Кэри я прекратила и теперь лежала тихо, безучастным взглядом изучая полог над кроватью.
За окном вовсю дождь хлестал, и впервые не надо было беспокоиться о том, что вода затечет под раму и под кроватью будет потоп. Тепло и здорово. Ну чего я правда недовольна?
Но уговаривать себя бесполезно было. Мне смертельно не нравился Кэри, и я не могла подавить желание отдалиться от него как можно сильнее.
Не знаю, спал ли Ланкмиллер; мерно сопел на ухо. Гадость какая.
– Кику, – наконец вздохнул он и продолжил серьезно, – надеюсь, ты понимаешь, что все эти душевные разговоры и поблажки: я прощаю тебе многие нарушения правил и вообще часто слишком щадяще отношусь… Все это кончится. Ты уже скоро совсем освоишься, вот тогда я не потерплю косяков. И жалеть тебя в плане физических нагрузок тоже не буду.
– Ты будешь капитально выполнять программу моего заебывания? – я хохотнула горько и устало. Совсем без намека на веселье.
– Очень точно подобранное определение, – бесстыжее ехидство просто сочилось из Ланкмиллерского голоса.
Кэри лениво подглаживал мои волосы тремя пальцами, даже не шевеля ладонью, как это обычно коту делают, когда он под вечер хозяину на колени забирается.
Глубоко внутри колотилась тихая ненависть.
Потом меня накрыл сон.
А на утро извращенец меня буквально чуть ли не пинками выгнал из своего кабинета, в чем была. Срочный звонок, срочная куча дел, проблемы. Я-то какое отношение имею к его проблемам? Я даже мизинца не прокладывала к их созданию, а получаю по самое не балуйся. Он так теперь всегда будет делать, знаю.
И вообще, казалось, Ланкмиллер слишком раздраженный после вчерашнего задушевного разговора. Раскрываться кому попало, в особенности наложницам, он явно был совершенно не намерен. А я… я тоже не собиралась, но что меня раскрывать, я и так словно на ладони, и ничего у меня за душой нет.
Но в коридоре я вздохнула легче. Еще неизвестно, когда он в следующий из меня позовет. А пока можно жить спокойно; раз здесь есть библиотека, значит, надо ее найти. На этот раз без сопровождения престарелых служанок и педантичных охранников. Куда лучше.
Еще некоторое время я обиженно стояла под дверью, размышляя о своем дальнейшем досуге, и невольно подслушивала деловые беседы Ланкмиллера. Он практически через слово упоминал «Шиффбау», одну из крупнейших в мире судостроительных корпораций. Я только краем уха где-то слышала, что это и есть наизлейший конкурент «Golden Inc.», компании так удачно доставшейся в наследство Кэри. О, этот суровый бизнес, в котором я ничегошеньки не понимаю… Но чутье мне подсказывало, что Ланкмиллер со временем и «Шиффбау» поимеет как следует.
Я с трудом неохотно отлепилась от двери и поплелась вдоль по коридору для начала в свою комнату, чтоб хоть одеться по-человечески. А на углу прямо лоб в лоб столкнулась с Элеонорой и даже отскочила в сторону.
Девушка тоже чуть отступила, окидывая меня странным, задумчиво-удивленным взглядом. Босые ноги, встрепанные волосы, помятый вид и сиреневый синяк на шее… Ну что обо мне можно было еще подумать?
Ничего, кроме того, что Элеонора уже подумала. Задохнулась, как будто ее внезапно душить начали, и быстрым шагом направилась вдоль по коридору, куда шла. Я молча проводила наложницу взглядом и опустила голову. Жаль ее немного, у нее своя правда. Ведь Кэри говорил, она была любимицей Ланкмиллера старшего, должно быть тяжело смириться со своим нынешнем положением. Если она уже смирилась.
Николь едва проснулась, когда я вошла. Она сидела на кровати все еще в ночной рубашке и не спеша, старательно расчесывала волосы большим перламутровым гребнем. Мое появление наложница встретила понимающим взглядом.
– О, Кику, тебе тут очередные инструкции занесли, столько всего…
Передернуло. Я никогда не смогу избавиться от аллергии на это обезьянье имя. Это самая худшая пакость, которую вообще мог выдумать Кэри.
– Вот как, – я повалилась ничком на кровать, протирая глаза. – Ничего неохота… Что это за компания такая, «Шиффбау»?
– Крупная судостроительная компания, – неуверенно пробормотала Николь, – это ведь самая прибыльная отрасль промышленности, знаешь, да? На самолетах летать быстро, но они хороши для дальнего расстояния, а у меня раньше были знакомые, которые в магазине закупались на одном острове, работали на другом, а жили вообще на третьем. И все это было рядом, через небольшие проливы. Нам повезло больше, мы на большом острове, где все можно найти, а для остальных корабли – это как автобусы. Очень важная вещь. Поэтому и конкуренция большая, но единственная такая же крупная фирма, по сравнению с корпорацией хозяина, это «Шиффбау». У них война за продажи прямо.
Фу, она этого Кэри хозяином зовет. Ну не противно ли? А если и я так со временем привыкну?
– В общем, понятно… – пришлось идти в ванную за новым списком указаний по превращению меня в подобие хорошей наложницы и изображая вид, будто большого интереса в вопросах бизнеса Кэри у меня нет.
А он был, я, признаться, даже понять не могла, откуда.
Вдруг в дверь постучали, я даже обратно вернулась из интереса. Вдруг завтрак пришел? А есть хотелось просто жутко. В дверях появилась молоденькая служанка, она странно, боком, будто у нее что-то болело, зашла в комнату, сбито извиняясь за беспокойство, оставила на маленьком деревянному столике с одной ножкой посередине тарелку с фруктами и поспешно выскочила за дверь. Ну-у… Таким не наешься…
– Вот странная… – я хмыкнула тихо, себе под нос.
Никак не отделаюсь от дурацкой манеры комментировать все происходящее, даже не смотря на пару ощутимых подзатыльников от посетителей бордель-кафе, стремящихся как можно скорее отучить меня от общественно-вредной привычки. В общем, обидчивые они были, только и всего.