— Пожалуйста, давай не сейчас…
— Как хочешь, — легко согласился лекарь, притягивая его к себе на колени. — Кстати, хочешь хорошую новость?
— Хочу.
— Эр пришел на зов.
— Он очнулся?
— Да.
На утро Ставрас первым дело отправился инспектировать Драконарий и вместо толком не обустроенного сада обнаружил идеально выверенные, изгибающиеся плавными лентами дорожки, посыпанные мелким щебнем и огороженные низеньким кованным заборчиком, словно сплетенным из множества цветущих венков. А за заборчиком над только начавшей проглядывать травкой возвышались каменные яйца, причем разложены были так, что сразу угадывалась некая система и неоспоримый эстетический вкус того, кто так искусно сумел подобрать яйцевидные камни разного оттенка и разложить их в художественном беспорядке, который, тем не менее, радовал глаз.
Дождя этим утром не было, хоть небо и хмурилось слегка, но Ставрас прогуливался по дорожкам сада, заложив руки за спину, и удовлетворенно оглядывал свои владения, номинально считающиеся вотчиной королевича и его молодой жены. Да, ребята тут без него постарались на славу. Чувствовалась твердая рука. Ему даже стало любопытно за кем все же оставалось последнее слово. Он считал, что в паре масочника и оборотня все решает последний, хотя внешне и создается впечатление, что вечно молчаливый Мур инфантилен и безразличен ко всему, что происходит вокруг, в то время как неугомонный, как и все Коломбины, Гиня носиться как угорелый и всем мозолит глаза. Глянув на Шельма, идущего рядом, лекарь не удержался и полюбопытствовал.
— И кому я обязан всем этим великолепием?
— Как кому? — нарочито разыграл удивление Шельм, — Гине, конечно. — И подмигнул. — Они с Муром тут, между прочим, не одни ишачили, если тебе интересно, конечно.
— Мне все интересно. И кто же помогал? Эти ваши детки Белоголовник, Мята и Чебрец?
— И они, кстати, тоже, — ответствовал шут, — И нечего ухмыляться. Да, помогали, — оскорбился он за своих, — Они не только на шалости способны.
— Охотно верю. Вы вообще народ творческий, я уже понял, — усмехнулся Ставрас, и поинтересовался, — А кто еще?
— Гвардейцы, к примеру. Дормидонт Фомич специальный график составил, чтобы они парами в свободное от дежурств время еще и у нас тут в помощниках числились. На добровольных началах, между прочим.
— О, даже так? — искренне удивился Ставрас, — И что же, не роптали?
— Напротив, Гиня говорит, они чуть ли не из кожи вон лезли, чтобы помочь и все здесь обустроить.
— Молодцы. А детки ваши что же?
— Ну, им-то про то, что это яйца никто так и не сказал, — отвел глаза шут.
— Считаешь, что я не прав с этим запретом?
— Нет, — усмехнулся Шельм, и снова повернул к нему голову, — Считаю, что потом сюрприз будет, если кто из них миру приглянется, и он его драконом одарить решит.
— Вот и мне так кажется. Да, и любит ваша братия сюрпризы. Это я уже понял.
— И когда только успел?
— Да, вот буквально… — начал Ставрас, но в этот момент они как раз подошли к высокому подъездному крыльцу с желто-каменными столбиками и ступенями из разноцветного, покрытого темным, особым лаком дерева, ведущими к главному входу в загородный дворец королевской семьи.
Двери распахнулись неожиданно, но еще большей неожиданностью стал трубный глас, раздавшийся в небе. Ставрас аж подпрыгнул. В отличие от Шельма и других людей, он как дракон, прекрасно понял, что он означает, и с чем именно его поздравляют собратья. Лекарь сжал зубы и натянуто улыбнулся в ответ на восторженный взгляд Шельма, который сразу же снова посмотрел в небо, где выделывали немыслимые фигуры три боевых дракона без седел и седоков. Но самое смешное, что, увлекшись зрелищем, оба забыли, что двери дворца тоже распахнулись. Поэтому Ставрас, просто не ожидал, что кто-то, подкравшись сзади, закроет ему глаза ладонями.
— Ну, и что я должен сделать? — бросил он раздраженно, не шелохнувшись.
— Например, пойти передо мной, не открывая глаз, — прошептал томный девичий голос ему на ухо.
Больше всего Ставрас, как ни странно, возмутило неожиданное бездействие Шельма, который, вообще-то должен был стоять где-то рядом и лицезреть все это безобразие. Но тот, похоже, не собирался возмущаться и что-либо предпринимать. А к нему тут в наглую пристают, между прочим. И вообще, лекарь очень не вовремя задумался о том, что он-то все время ревнует своего голубоволосого мальчишку, а вот Александр явно совсем не питает к нему собственнических чувств. Размышляя об этом, он, разумеется, даже не подумал пошевелиться и выполнить просьбу невидимой барышни. И тут же томный голосок обиженно зашептал.
— Ну, дядя Ставрас, чего тебе стоит?
Вот после "дяди" лекарю поплохело окончательно, и он осознал, что если так выйдет, что Шельм причастен ко всему этому безобразию, на одного Вольто в мире станет меньше. И плевать, что он вообще-то у них тут один такой. Грозно рыкнув, и с трудом удержавшись от трансформации, лекарь рывком развернулся и перехватил тонкие запястья. Глаза девицы лет семнадцати широко распахнулись, цвета морской волны они необычно смотрелись в компании такой же сине-зеленой челки, поставленной с помощью особого воска торчком, и черной, смоляной косой до колен, ведь основной цвет волос девчонки-масочника был именно черным.
— Мятамилш, а тебя не учили, что старых и вредных дяденек пугать нехорошо? — осведомился Ставрас, узнав юную бестию.
— Но разве ты злой, дядя Ставрас, — протянула девица, надув губки, на что лекарь лишь коротко фыркнул.
— Кэт, — он еще раз попытался строго на нее посмотреть.
Девчонка высвободила руки и трагично вздохнула.
— Вот надо же быть таким вредным, а? — протянула она. — Такой сюрприз испортил, а мы ведь старались.
— Сюрприз? — в голосе лекаря появилась заинтересованность. Обернувшись, он обнаружил, что шута и след простыл, пообещал себе непременно расспросить мальчишку относительно ревности и взял юную Скарамуччу за руку. — Ну, раз сюрприз, тогда веди.
Мята сверкнула глазами, почти хищно улыбнулась и повела, как и просили. Драконарий встретил Драконьего Лекаря настораживающей тишиной. Ставрас вздохнул, покосился на провожатую, встретился с подозрительно невинным взглядом, и понял, что стоит готовиться ко всему. Если драконьи гвардейцы и не могли похвастаться особо богатой на каверзы фантазией, то уж масочники, особенно принадлежавшие семейству Икуф, её недостатком абсолютно не страдали. Поэтому можно лишь с содроганием предполагать, что еще ему уготовил товарищ Мяты Белоголовникфуки, двоюродный брат Шельма, Зеленый Арлекин.
Но Ставрас был разочарован. Все оказалось до банальности просто, в обеденном зале его ждал богато накрытый стол, и вся честная компания работников Драконария в полном составе. Гиня, как всегда был юн и неунывающ, Мур серьезен и сдержан. Дормидонт, начальник Драконьей Гвардии, не иначе по случаю импровизированного праздника был облачен в парадный, темно-зеленый мундир с тонкими золотыми лампасами на брюках, которые были заправлены в сапоги, и укороченном мундире, специально спроектированном так, чтобы не мешал взбираться на дракона. В таких же мундирах были и трое его подчиненных, стоящих чуть поодаль. Похоже, именно их драконы устроили тот полет, который отвлек лекаря настолько, что он пропустил и явление Мяты, и пропажу Ландыша. Так же рядом со столом стояли двое других масочников — самый младший из трех, включая Мяту, Тай Белоголовник Икуф был как всегда растрепан, с торчащими во все стороны темно-фиолетовыми волосами, и парадном облачении масочников, зеленом, по цвету маски. Только даже оно сидело на нем как-то кособоко. Похоже, зеленоглазый мальчишка одевался в большой спешке. А рядом с ним, словно в укор ему, стоял безупречный, как всегда Чебрецмилш, старший брат Мяты, Тарталья. Он был старше Кэт и Тая, и при первой встрече понравился Ставрасу куда больше двух других, потому что показался достаточно серьезным. Это потом он выспросил у Шельма отличительные черты его маски, и понял, что парень не так прост, как кажется. Но в отличие от Мяты и Белоголовника, которые только и делали, что развлекались в столице напропалую, Вольф, подойдя к своей миссии куда более ответственно, всячески старался создавать у окружающих только положительное мнение не только о себе самом, но и о масочниках в целом. Вот только неугомонная сестричка, наученная Таем, и сам Зеленый Арлекин не давали ему вздохнуть спокойно, и все последствия их шалостей он принимал очень близко к сердцу. Он тоже был облачен в традиционный наряд цвета осенней листвы, его светлые, почти пепельные волосы были аккуратно зачесаны назад и слегка приподняты спереди. Вольф Шлим был благообразен, как всегда. И лишь Мята, все еще стоявшая рядом со Ставрасом, была одета не по традициям масочников, а в простое темно-синее платье, облегающее фигуру, и от бедра расходящаяся к низу складками. Чем было вызвано такое пренебрежение к традиционному костюму, Ставрас не знал. И хорошо, потому что Мята от него свой истинный наряд масочника старательно скрывала, не потому что стеснялась, о нет, просто не хотела раньше времени переубеждать лекаря в том, что то платье до середины икры, в котором предстала при дворе Лидия Икуф является стандартным для всех масочников женского пола.
Оглядев всех присутствующих, Ставрас хмыкнул в ответ на их пафосные лица и вытянувшие по-военному фигуры и, наконец, перевел взгляд на то, что просто не могло не броситься в глаза. Огромный торт, стоящий посередине стола, белый, пятиярусный, с волнами и завитушками воздушного крема, он возвышался над всеми, как дворцовая башня, и спереди был украшен ярко-красной надписью, гласившей — "С возвращением!". Ставрас тяжко вздохнул и глянул исподлобья на самых старших. Гвардейцы стояли с каменными лицами, Мур в ответ на его взгляд лишь пожал плечами, а Гиня подмигнул. И вот именно это подмигивание натолкнуло Ставраса на мысль, что это еще не все. А потом снаружи раздался слаженный драконий рев, в котором чуткое ухо Радужного Дракона уловило голоса аж пяти взрослых драконов и четверых юнцов, и под вот такой аккомпанемент верхний ярус торта неожиданно начал съезжать в сторону и накреняться, медленно, но неуклонно. Ставрас, неожиданно испугавшись, что эти доморощенные "певцы" своими лужеными глотками все испортили, и ребята только зря старались, приветствуя его столь необычным, но, разумеется, приятным способом, кинулся спасать ситуацию, то есть, ловить этот самый кремово-бисквитный ярус.
Все затаили дыхание. Где-то непременно в такие моменты должна была послышаться барабанная дробь, и… Торт лопнул. Так в первый момент показалось Ставрасу, который с ног до головы оказался вымазанным в сливочном креме.
— Та-дам! — раскинув руки в стороны, возвестил Шельм, наполовину высунувшись из кремового безобразия. Улыбался он при этом так, что у Ставраса руки зачесались придушить мерзавца прямо здесь и сейчас.
— И? — тихо, но грозно вопросил лекарь.
— Лучший твой подарочек, это я! — объявил шут во всеуслышание и полез обниматься, не обращая внимания ни на крем, ни на бисквит, но не дотянулся.
— Убью, — коротко бросил Ставрас и кинулся к нему не с самыми мирными намерениями.
Шельм вылетел из погибшего торта стрелой, и помчался к противоположному выходу из обеденной залы. Остальные покатывались со смеху, не каждый раз можно увидеть такую мину на лице Драконьего Лекаря. В небе все так же трубили драконы, видя все происходящее в зале глазами своих людей. И лишь Белоголовникфуки был обманчиво безмятежен и покровительственно улыбался, глядя на весь этот бедлам. Тай был счастлив, задумка удалась, а что еще нужно Арлекину для счастья?
Разумеется, пройдоха-шут был отловлен, но, конечно, не сразу. Ставрасу пришлось как следует побегать и, к тому времени, когда они все же вернулись в общий зал, там уже во всю гудела маленькая пирушка. Но, нагуляв драконий аппетит, Ригулти даже отругать зачинщиков и участников забыл, и просто набросился на еду, не забыв усадить рядом с собой Шельма, который очистил их обоих от крема с помощью магии. Драконий лекарь наслаждался теплом и уютом, каких давно уже не испытывал. Гиня что-то старался втолковать ему насчет окончательной редакции правил Драконария. Юные масочники, особенно Тай, пытались ненавязчиво выспросить хотя бы у него, раз остальные давно и с упорством баранов молчали, какова же истинная цель создания этого места. Муравьед, как всегда помалкивал, время от времени перебрасываясь словами с Дормидонтом и Вольфом, а Шельм на пару с Таем сыпал остротами и заваливал комплементами единственную даму в их тесном, домашнем кругу. Правда, кроме их с братом, Мяту старательно обхаживали и молодые гвардейцы, которым было прекрасно известно, что девушка масочник. Но их давно уже это не волновало, так как они не первый месяц дежурили вместе, и уже свыклись с мыслью, что даже признанный враг, может стать другом, при наличии обоюдного желания, терпения и понимания с обеих сторон. Да, мир решительно сходил с ума, поймал себя на мысли лекарь, вот только катился при этом не под откос, а наоборот, в гору, все выше и выше сквозь тучи и облака к ясному, незамутненному солнцу. И как же здорово было присутствовать при этом искреннем стремлении к высоте, открытости и примирению. Разве можно быть счастливее?
— Ты что-то сказал? — прошептал Шельм, склонившись к его уху.
— Нет. Просто подумал, — отмахнулся Ставрас, и улыбнулся. — Хорошо вы тут устроились без меня.
— И без меня, — фыркнул Шельм, — Я только полтора месяца, как ходить самостоятельно начал. Так что пропустил почти столько же, сколько и ты.
— Я должен был остаться с тобой, — неожиданно вырвалось у Ставраса. Но Шельм, у которого тут же посерьезнели глаза, ответить не успел.
— Кстати, дядя Ставрас, — вмешался в их разговор неугомонный Тай, всегда державший ушки на макушки, — А где это вы так долго пропадали, а?
— Слушай, — не утерпел лекарь, — Что это еще за мода называть меня дядей?
— Ну, как же, — с нарочито невинной мордашкой принялся объяснять Арлекин, — Вы же такой старый и мудрый, вот как я весь такой маленький и ничего еще из себя не представляющий буду звать вас на "ты", так еще и просто по имени?
— Молча, как и все.
— Не, — протянул мальчишка, — Я так не могу. А вдруг это вы сейчас так говорите, когда пьяный и добрый, а наутро схарчить вздумаете?
— Я же не дракон, тебя харчить, — тут же уловив подвох (не зря же у него уже был опыт общения с тем же Шельмом) осторожно обронил Ставрас, отпивая вино из кубка.
— А вы точно не дракон, дядя Ставрас? — вмешалась Мята, отвлекшись от одного из обходительных гвардейцев, и нарочито старательно захлопала сине-зелеными ресничками.
Ставрас про себя лишь хмыкнул, но внешне остался непроницаем.
— А вы знаете дракона, способного стать человеком?
Тай и Кэт переглянулись и были вынуждены отрицательно покачать головами, но юный Икуф сразу же хитро прищурился и уточнил.
— А вы, дядя Ставрас, знаете?
— Я же уже сказал, что никакой я вам не дядя. И вообще, не такой уж старый.
— Правда? А нам сказали, что Драконий Лекарь живет в Столице с момента её основания, а это почти полторы тысячи лет.
— А вы уверены, что вам не соврали?
— Как можно, умные книжки не врут.
— Зато прекрасно могут слегка приврать для красоты словца их авторы, — хмыкнул лекарь, полюбовавшись на разочарование, мелькнувшее в глазах Тая, который явно надеялся припереть его к стенке. Но все равно лекарь оказался не готов к посерьезневшему взгляду и вопросу, заданному обманчиво ровным голосом.
— Вы все еще считаете, что мы предадим?
— Я считаю, что пока вы не заслужили моего полного доверия.
— А успеем заслужить, ведь год уже подходит к концу.
— До августа еще есть время, Тай. И я очень надеюсь, что успеете, — тихо произнес лекарь и ответил прямым, честным взглядом.
Потом перевел его на Вольфа, тоже внимательно прислушивающегося к разговору, и уже потом на Мяту. Последняя поджала губы и отвела глаза. Она, как Скарамучча, всегда более остро, чем брат или Тай, реагировала на любое проявление недоверия. Ведь как бы они не шалили, как бы не подсмеивались над всем и вся, они все очень хотели быть принятыми в тот маленький круг знающих людей, в которых их пока не пускали. Не отталкивали напрямую, но четко давали понять, что они еще не заслужили полной откровенности. И эта мягкость в открытых намеках, и взгляды, бросаемые украдкой через их головы, огорчали и ранили сильнее любого оружия. Но кто говорил, что будет легко? Все они учили в Семинарии Масок историю клана, все они знали и о подавленных мятежах и о провалившихся попытках переворота, поэтому не возмущались, не кричали, не порывались бросить все и уйти. Они ждали и надеялись, верили, что рано или поздно их оценят. Но были слишком юными, поэтому и желали всего здесь и сейчас, но в жизни так не бывает. Всего надо добиваться терпеливо и долго. Но все трое были достаточно упертыми, чтобы несмотря ни на что, идти до конца. Лекарю они тем и понравились, когда он утвердил именно их кандидатуры на первую партию масочников, отправившихся покорять Столицу. И до сих пор, не смотря на все шалости, о которых ему уже успели поведать, он о своем выборе не жалел, и надеялся, что не пожалеет и в дальнейшем.