Драконьи танцы на битом стекле - Патрикова Татьяна "Небо В Глазах Ангела" 8 стр.


— На кого?

— Ну… на камень.

— Какой?

— Вот этот, — парнишка показал в сторону одной из клумб с мертвыми драконьими яйцами.

— Подойди и покажи какой именно, — скомандовал лекарь.

— Этот, — послушно исполнил мальчишка, перешагнув через низенькую оградку, подошел к одному из яиц, замер на секунду, и любовно огладил гладкий, покатый бок. Ставрас покосился на Тая, тот скривился, наблюдая за мальчишкой.

— А ты? — тихо спросил лекарь.

— Мне тоже нравится этот камень, вот и все, — как всегда с вызовом бросил Арлекин.

— Плохо, — вздохнул лекарь.

Мальчишка-масочник отвернулся. Он слишком хорошо помнил, как Ставрас сам подтвердил, что они тут до сих пор на птичьих правах. Ригулти легко уловил ход его мыслей и криво усмехнулся. Второй мальчик, который выглядел не старше Тая, смотрел на них обоих растерянно и даже виновато.

— Ладно, — решил лекарь, — вынимайте его, будем думать.

— Кого? — не понял Тай.

— Камень свой, — пояснил мужчина, — Сейчас придет Гиня, он мне срочно нужен, а кто-нибудь из мелких слетает за Шельмом, тот мне нужен еще больше.

— А мы? — спросил незнакомый мальчишка.

— А вы, молодой человек, для начала представьтесь и кровь утрите. Тай, присмотри.

5

За Шельмом отправились Бим и Бом. Вот только к тому времени, как они подлетели к Драконьему Дому, Мята даже не думала заканчивать свой танец. А к зрителям подоспело пополнение в лице Дормидонта, вызванного к месту событий Кузьмой, который вместе с Тилем и Жерель вольготно развалился на черной, покатой крыше, спроектированной специально для такого вот времяпрепровождения обитателей Драконьего Дома. А Скарамучча все так же танцевала свой танец, не позволяя бабочкам приблизиться к себе ни на шаг, ни на пол шага. И начальник Гвардии смотрел на все происходящее такими ошалелыми глазами, что Шельм, первый из людей заметивший его, прыснул, а потом расхохотался в голос.

— Мята, солнце, — весело объявил он, — Заканчивай, а то, похоже, нас уже ждут.

И в этот же миг Скарамучча опустила руки. Металлические шары, скованные цепью рухнули к её ногам. Бабочки переглянулись и бросились вперед, но замерли, так и не приблизившись.

— Что ты с ними сделал? — холодно осведомилась у Шельма, стоявшая рядом с ним Имаго.

— Я сделал? — с непередаваемым ехидством в голосе осведомился шут, — О, нет, моя дорогая леди, я тут совершенно не причем, — заверил Шельм, и бросил Скарамуччи, — Мята, отпусти.

Бабочки ожили. А Кэт сжав цепь чуть сильней, крутанулась вокруг себя, вновь поднимая в воздух шары, и оружие испарилось из её рук, словно его и не было. И только после этого взгляд девушки-масочника стал таким же глубоким и осмысленным, как прежде. Словно до этого она вообще была лишена способности видеть и сражалась в полной темноте.

— Так, значит, это все же была ты? — холодно вопросил Дормидонт, подойдя со стороны пораженно застывших куколок.

Девушка перевела на него взгляд и нарочито мило улыбнулась.

— Думаете, я стала бы опускаться до уличной драки?

— Думаю, мои гвардейцы несколько приврали. Это была не драка, а избиение младенцев.

— Как самокритично, капитан! — воскликнула Кэт с притворной прилежностью хлопая ресницами, — Что скажут ваши подчиненные, о столь нелестной оценке их боевых навыков?

— Когда увидят тебя в деле, промолчат.

— Думаете, я стану так танцевать для каждого встречного поперечного? На потеху?

— Думаю, ты задолжала мне танец смерти, Кэт Мятамилш.

— Вы так необразованны, мой капитан, — Глаза девушки перестали улыбаться, — Танец Смерти танцуют единственный раз в жизни, зная, что жить уже не получится, и после него с поля боя уже не встают.

— В таком случае, я вынужден вас просить, юная леди, в самое ближайшее время заняться моим образованием.

— Хорошо. В таком случае я совсем не против станцевать с вами завтра Танец Жизни.

— Благодарю.

А потом они с Шельмом забрались на Бима и Бома, уже достаточно выросших, чтобы унести на себе изящную Скарамуччу и нетяжелого шута, и улетели в сторону Драконария. На прощание, уже находясь в воздухе, Шельм крикнул.

— Рамират, не дай леди Вивьен заскучать!

На что древний бронзовый усмехнулся так, что Имаго пришлось усилием воли подавить в душе порыв шарахнуться в сторону от подошедшего к ней мужчины. Вместо этого, она со светским выражением на лице позволила ему поцеловать ей руку.

— Прошу вас, леди, позвольте мне сопровождать вас, — склонился в галантном поклоне Томассо, и как не старалась Вивьен, так и не смогла определить, где в этом его жесте скрывалась издевка. Но она была, это определенно.

Понимая, что особого выбора у нее нет, она приняла его руку и, коротко глянув на черноволосых куколок-близняшек с абсолютно одинаковыми раскосыми глазами, пошла вместе со своим провожатым в сторону Радужного Дворца. Те последовали за ней.

— На вас столь сильное впечатление произвел танец моей правнучки? — неожиданно полюбопытствовал Корнелиус у задумчивого Дормдонта.

К ним с крыши спустился Кузьма, тоже прислушивающийся к словам старого масочника.

— Простите? — очнулся от задумчивости гвардеец и поднял на старика глаза, полные непонимания.

— Я просто хотел вас предупредить, что Кэт, как и все Скарамуччи, сложный ребенок, и мне бы не хотелось, чтобы вы случайно или с умыслом обидели её.

— Я никогда… — с жаром начал нахмурившийся Дормидонт и резко оборвал себя, уточняя, — Ребенок?

Корнелиус вздохнул и перевел взгляд на виднеющийся из-за деревьев Дворец.

— Экзамен на Скарумуччу проходят в двенадцать лет. Если он успешен, то ребенку позволяют пройти через Посвящение и обрести маску досрочно, и продолжают обучать Искусству Танца Отражений уже целенаправленно.

— Сколько ей сейчас?

— Семнадцать. Но дети с её маской внешне уже взрослые, но на самом деле их души взрослеют очень медленно.

— Но во время последнего мятежа…

— Да, очень многим, погибшим в той бойне Скарамучча, не было и двадцати.

— Как можно отправлять на верную смерть детей?

— Сложный вопрос. А как можно забирать на войну отца семейства, обрекая малышей и их мать на голодную смерть? Как можно бросать против специально обученных бойцов армию смертников из вчерашних крестьян, никогда не державших в руках оружия страшнее вил и лопаты?

— Прошу прощение, я…

— Еще слишком молоды и горячи, мой друг, — печально улыбнулся Корнелиус, — Вы до сих пор не разучились верить в высшую справедливость нашего мира, и это прекрасно.

— Не так уж и молод, если подумать, — с непонятной ему самому горечью, отозвался Дормидонт.

— Насколько я помню, еще зимой вся гвардия отмечала ваше двадцативосьмилетие. Какие ваши годы?

— Пожалуй, вы правы, — согласился с масочником гвардеец, но в его голосе не прозвучало убежденности. Он повернулся к своему дракону и предложил, — Полетаем?

Кузьма сразу же по-особому выставил переднюю лапу, чтобы другу было удобнее взобраться ему на спину, и пригнул голову к земле. Они взлетели, и Корнелиус еще долго смотрел на быстро удаляющуюся крылатую точку на горизонте, а потом вернулся в Драконий Дом, куда к нему спустилась Жерель. Тиль же так и остался на крыше, задремав под лаской весеннего солнышка.

— Ну, что тут у вас? — требовательно вопросил Шельм, недоумевая, что могло такого произойти, раз понадобилось вмешательство Мура, в данный конкретный момент укрывшего всех от посторонних взглядов, как с земли, так и с небес, приняв форму уже знакомого макового поля.

— Посмотри на них, — первым заговорил Гиня и кивнул в сторону Тая и неизвестного Шельму паренька. — Эти двое устроили тут настоящую битву, не на жизнь, а насмерть.

— Неправда, — резко вскинул голову Тай.

— Да! — поддержал его сероглазый мальчишка, который оказался на полголовы выше младшего масочника.

— Да? — вмешался Ставрас, отворачиваясь от Шельма, поймать взгляд которого так и не сумел. — И чем же вы так самозабвенно были заняты, когда я вас прервал.

— Обжимались! — объявил Арлекин.

— Да! — по инерции подтвердил сероглазый, и не вовремя спохватился, — Что?

— А что? Он вот мне все накостылять пытался, когда я к его сестре в окошко забирался, а я, глупый, постеснялся сказать, что я вообще-то не к ней, а к нему. — Заявил Тай, до безобразия невинными глазами уставившись на взрослых.

— Вот скажите, это у вас семейная традиция, как что, так обжимашки приплетать, или это все же общеарлекинская политика? — полюбопытствовал Ставрас, покосившись на Шельма.

Тот скрестил руки на груди и устремил свой взор на двоюродного брата. Ригулти ожидал его вердикта и… дождался.

— А что, — весело заявил Ландышфуки, — Мне нравится твой выбор, брат.

После этого на сероглазого стало жалко смотреть.

— Вы ведь… шутите, да? — с надеждой спросил он, заглядывая в бирюзовые глаза шута. Тот ослабился и подмигнул ему. После этого стало понятно, что мальчишка, придерживающий одной рукой так приглянувшееся ему яйцо, сейчас просто грохнется в обморок.

— Да, ладно тебе, — видя его состояние, неугомонный Тай приобнял бедолагу за плечи, и нарочно зашептал прямо в ухо, — Чего ты расстраиваешься, радоваться же должен, я тебя такому научу…

— Нет! — вскричал тот и попытался вырваться, но обманчиво хрупкий на вид Арлекин вцепился мертвой хваткой, все так же многообещающе улыбаясь в почти испуганные серые глаза.

— Ты его еще поцелуй, — посоветовал Гиня, от которого, как Ставрас уже понял, в таких ситуациях тоже было бесполезно ожидать что-нибудь разумного, светлого.

И, разумеется, Тай тут же воспринял его слова, как руководство к действию, и потянулся к губам сероглазого, тот моргнул, все еще не веря, что все это происходит с ним, и не стал сопротивляться, полагая, что это только шутка. А Шельм не был бы собой если бы не простер руку в сторону стоящего между мальчишками яйца и не выпустил нити. Аккурат в тот момент, когда губы мальчишек соприкоснулись на мгновение. Причем оба совершенно не ожидали, что кто-то просто возьмет и не отвернется в самый последний момент. Засада!

— Ты больной? — спросил сероглазый подозрительно спокойным голосом. Так говорят за миг до истерики или за секунду до обморока.

— Нет, кажется, — в голосе Арлекина, растерявшего весь смех и ужимки, прозвучала неуверенность, а потом все дружно расслышали треск.

Мальчишки отскочили друг от друга в разные стороны, и камень, что стоял между ними рассыпался каменным крошевом, являю миру угольно-черного дракончика. Малыш смотрел на мир огромными кроваво-алыми глазами, влажно-блестящими, словно он готов был вот-вот расплакаться, и с трудом пытался поднять крылья, запутавшиеся и переплетенные друг с другом. Сероглазый мальчик там где стоял, там и сел на траву, сминая маки и колоски, а Тай, оказавшийся чуть более стойким, растерянно спросил, обращаясь к лекарю, как к единственному оплоту разумности в стане взрослых.

— Это что?

— А ты не видишь? — полюбопытствовал Ставрас и подошел к Шельму, обогнув Гиню. — Вот объясни, — тихо и проникновенно начал лекарь, сжимая пальцы на локте нахально улыбающегося ему шута. — Ты это мне назло, да? А о них, — он кивнул в сторону растерянно хлопающего глазами дракончика, и двух мальчишек, смотрящих на него просто дикими взглядами, ведь начало проявлять себя запечатление и крепнуть рожденная вместе с драконом связь, — Ты подумал?

— А что такого? Значит, одному человеку можно быть запечатленным с двумя драконами, а чем дракон-то хуже? Что за дискриминация, я не пойму?

— Дискри… — попытался выговорить лекарь, со злости не смог, и прорычал, так и не произнеся мудреного слова, — Короче, я прав, и ты сделал это специально.

— Ну, ты же мне ничего не объяснил, что да как, поэтому я решил, а почему бы нет?

— Ох, уж мне эти твои эксперименты! — Ставрас был зол, но пока еще пытался сдерживаться, зная, что у них с шутом сейчас и без того трудный период в отношениях из-за неожиданно открывшейся ситуации с Взыванием.

— Дядя Ставрас, — неожиданно вмешалась в их перепалку Мята, молчащая с того самого момента, как Бим и Бом приземлились не в каменном саду, а на маковом поле. — А где сад камней? И что, в нем каждый камень — это…

— Яйцо драконье, мертвое. — Ответил ей Гиня, — А садик наш сейчас на том же месте, где и должен быть, просто мы, немного не там.

— А где? — Поинтересовалась Скарамучча, видя, как Тай опускается на колени пред дракончиком и несмело протягивает к нему руку.

— Ну, вы же никогда не интересовались…

— Не интересовались? — Тай резко обернулся через плечо, так и не дотянувшись до молчаливого малыша, — Да, это вы решили, что нам доверять нельзя!

— А что, можно? — вопросил Ставрас, и масочник прикусил губу, но в этот момент маленький дракон ткнулся мордочкой ему в ладонь, и Арлекин сразу же переключил все внимание на него.

— Ну, здравствуй, хороший мо… — начал он, но спохватился, поднял глаза на все еще сидящего неподвижно сероглазого, и поправился с тихим вздохом, — Наш.

— Как это… как это наш? — спросил мальчишка, до сих пор не решаясь подобраться поближе.

— Я тебя слышу и его тоже, — пожал плечами Арлекин, — Значит, наш.

— Но ведь так не бывает, правда?

— Угу, а парни не целуются, тоже факт.

— Я тебя не целовал!

— Но и не сопротивлялся.

— Да, потому что думал, что ты не станешь!

— Ну, а я вот стал, — глаза Тая сузились, а его недавний противник сжал кулаки, но в этот момент вмешался дракончик, встав между ними, и закурлыкал. Мальчишки опомнились, и оба, как по команде, отвели глаза.

— Ладно, потом поговорим, — бросил Тай, поглаживая малыша по ребристой спинке.

— Когда потом? — с горечью спросил сероглазый, и все же погладил драконыша по головке, которую тот охотно подставил под его ладонь.

— В доме, — ответил за Тая Ставрас, — И ты мне так и не сказал, кто ты, забыл?

— Я Савелий Терлунович, мы с родителями тут неподалеку живем.

— Здесь поблизости нет деревень.

— Мой отец королевский лесничий.

— Отлично! — обрадовался Шельм, — Теперь-то мне хоть кто-нибудь может объяснить, что здесь происходит?

Ему собирался ответить Гиня, но в этот момент заговорила Мята.

— А у меня тоже есть камень, который мне нравится больше других…

Гиацинт переглянулся со Ставрасом, и оба посмотрели на Шельма. Тот вздохнул.

— Лучше сразу, а то, зная некоторый чешуекрылых, не факт что я до завтра доживу. — И покосился на Ставраса.

— Вот и мне так думается, — отозвался тот и обратился к мальчишкам, — А вы берите свое чудо, он сейчас станет сонным и уснет на какое-то время. Справитесь?

— Да! — с энтузиазмом кивнули оба, и в этот момент макового поля не стало, зато за спиной Гиацинта появился Муравьед.

— Ищите, а потом я опять вас прикрою. Нечего посторонним видеть что да как.

— Прикроешь? — встрял Тай.

Шельм покосился на него, и объявил.

— Да, братцы-кролики, попали вы под раздачу.

— Что это значит? — настороженно спросил Савелий, поднявший на руки черного малыша.

— Лишь то, что разговор предстоит долгий, — откликнулся Ставрас и обратился уже к Кэт, — Ну, что, показывай, где твой камень.

— Вон там.

И все пошли за ней. Но спокойно дойти до места назначения им не дали, потому что от высокого крыльца бывшего загородного дворца к ним уже спешили Вольф и прилетевший на Кузьме Дормидонт.

— Где вы его взяли? — изумленно вопросил Тарталья, во все глаза глядя на драконыша, которого нес на руках Савелий.

— Там где взяли, больше не дают, — хмыкнул Тай, стоявший рядом с недавним противником.

На что Чебрецмилш лишь повел плечами, но промолчал, зная, что с истинным Арлекином спорить себе дороже и посмотрел на Ставраса. Тот вздохнул.

— Мы все вам объясним, но для начала, попробуем оживить еще одного.

— Оживить? — изумленно переспросил юный масочник.

— Неужели вы все же решились сделать это снова? — вмешался Дормидонт, разглядывая черного дракончика, который уже ощутимо клевал носом и засыпал на руках у одного из своих людей.

Назад Дальше