Мы тут же уехали. Я ещё злился на отца, что тот не дал как следует оплакать нам обоим утрату, сорвавшись с места сразу после похорон. А после оказалось, что Тед Салливан, честный работяга, просто-напросто скрывался от коллекторов.
Повзрослев, я потребовал, чтобы он мне всё рассказал, и отец сдался, выложив правду.
Первые два года после смерти папы были самыми трудными. Мы меняли города каждые пару месяцев. Отец брался за любую работу и пахал до седьмого пота. Так он сумел расплатиться с «частными займами», как он их называл, а когда бегать по стране пришлось меньше, начал выплачивать кредиты банку.
Мы всё ещё были должны банку, но по сравнению с той суммой, которая висела на нас вначале, остаток выглядел почти смешным. Впрочем, мы не расслаблялись. Я давно перестал требовать от отца новые шмотки, и теперь скорее ему приходилось уговаривать меня приобрести хоть какую-нибудь обновку.
У нас даже получилось откладывать, но эта рента похоронила наши скромные сбережения. Оставалось надеяться, что всё это было не зря.
Так что о друзьях я вспоминал редко.
Хорошее всегда быстро заканчивается и прогулка тоже подошла к концу. Больше Лас меня ни о чём не спрашивал. И я снова отметил, что при нём я не только не смущался, но и не чувствовал себя скованно. С ним было удобно молчать.
На биологии меня ждал неприятный сюрприз — мы препарировали лягушку.
Переступив порог класса, сбежать я уже не мог. Оставалось надеть специально выданный фартук и встать за стол.
Пары у меня не оказалось и учитель, мистер Тодрог, поставил меня третьим к двум омегам. Те скривились, выказав своё мнение по этому поводу, но спорить или открыто перечить учителю никто не посмел.
Учитель напомнил о правилах проведения препарирования, затем подсказал основные моменты, касающиеся устройства тела земноводного, и наконец, указав на задание, расписанное на доске пошагово, велел приступать.
Омеги шустро взялись за дело, надев латексные перчатки и очки. Достали умерщвлённое животное из пластиковой коробочки, положили на металлическую пластину, похожую на поднос. Один из омег согнул суставы животного так, чтобы положить её ровно на спину. Другой взял скальпель и разрезал плёнку рта, оттянул кусок надрезанной кожи ниже, открывая пищевод и длинный тянущийся язык.
Новые разрезы планомерно делили тело животного на части. Щипцами омеги оттягивали кожу, разводили края, оголяли органы.
От увиденного меня настойчиво замутило. Я не сразу заметил, как вцепился в край стола. Желудок неожиданно сократился и я понял, что не успею добежать до туалета — обильный обед рванул наружу. Всё, что я успел, это схватить мусорную корзину для отходов во время занятия и уткнуться туда лицом.
Когда я закончил, в классе стояла оглушительная тишина.
— Салливан, ты освобождён от урока. Иди в медкабинет.
Не глядя по сторонам, я подхватил рюкзак и пошёл на выход.
— И будь добр, прихвати с собой корзину, — попросил учитель будничным тоном.
Мне пришлось вернуться к столу.
— Нечего было обжираться в столовой, — услышал я в абсолютной тишине ехидный голосок Рича. Все услышали.
Не отрывая глаз от пола, я покинул кабинет, неся в руках пакет с собственной блевотиной.
========== Агония ==========
Урок биологии был последним, поэтому, выкинув пакет в туалете и там же приведя себя в порядок, я направился прямиком домой, даже не думая заходить в медкабинет. Чем они могут мне помочь? Разве что предложат пустить по вентиляции какой-нибудь газ и у всех внезапно отшибёт память?
Ждать Ласа я тоже не стал. Не удивлюсь, если новость про то, как я облажался на биологии, достигнет его ушей раньше, чем он преодолеет один лестничный пролёт. Думаю, после такого его совесть чудесным образом восстановится и он больше не станет мне докучать. Что ни говори, а репутация вещь хрупкая и не стоит подвергать её проверкам на прочность.
Навязываться и напоминать об уговоре по поводу обедов и бесплатного транспорта я не стану. Собственно, это была даже не моя идея. Но за новые мокасины — спасибо.
Остановившись посредине тротуара, на котором не было никого кроме одинокого собачника с биглем, я посмотрел на обувь. Перекатился с пяток на носки и обратно. А затем ещё раз.
Натуральная кожа, эластичная подошва. В них было так же удобно, как и в домашних тапочках. Нога не потела и я почти не чувствовал свезённых мест. Размер подходил идеально.
Отличная обувь, — утешил себя я, вспомнив вампира добрым словом и пожалев, что всё-таки не поблагодарил его утром. Больше возможности заговорить с ним точно не будет.
Я лениво волочил ноги по дорожке, чувствуя усталость. На ум пришла дурацкая фраза: вся тяжесть мира лежала на его плечах. Я не был склонен драматизировать и ударяться в панику, но то, что будет завтра, немного пугало… сильно пугало.
Те, кто позволял себе неслыханную роскошь опозориться прилюдно, навсегда попадали в категорию лузеров. И если раньше я стоял за внушающей ужас чертой всего одной ногой, не сделав по сути ничего особенного, то сейчас очутился по ту сторону баррикады и обратного пути для меня не было.
Не знаю, какие формы унижения приняты в Истрет Хай, но готов спорить на лучшую обувь, которая когда-либо у меня была, что скоро я это не только узнаю, но и опробую весь арсенал на собственной шкуре.
Плакать по этому поводу я не собирался. После похорон папы я вообще не часто это делал, да и проблемы с одноклассниками тоже случались. И всё же хотелось собрать вещи и уехать из дурацкого городка навсегда, позабыв название, но отчётливо запомнив место на карте, в котором я никогда не должен очутиться снова.
Вернувшись домой, я позволил себе походить из угла в угол. Я часто так делал, когда не мог успокоиться. Пошёл посидел на качелях, а когда наручные часы показали, что время занятий официально закончилось, тяжело выдохнул, представляя, как ребята, с которыми я был на биологии, ринулись из класса наперегонки друг с другом, желая стать первыми, кто повергнет в шок небольшое население Истрет Хай историей о придурковатом тошнотике.
Вдалеке послышались глухие удары грома. Кажется, эти колокола звонили по мне.
Погрустив на качелях ещё десяток минут, я побрёл к дому, бросив взгляд за калитку. Там, как и ожидалось, никого не было.
Сказка закончилась, Энди. Пора просыпаться.
Отец получил заслуженный ужин из макарон и кетчупа. Поинтересовался, как идут дела и отправился в гостиную смотреть телевизор.
Просидев в спальне битых три часа, я сдался, отодвинув учебники и тетради. Толку от моих усилий не было никакого — все мысли крутились вокруг идиотской школы.
Чему быть, того не миновать, — кивнул я собственным мыслям. Даже если меня не станут называть идиотом, это мало спасёт положение, поэтому я вполне могу позволить себе один день бездействия.
Время давно перевалило за одиннадцать, а из гостиной доносились возбуждённые реплики комментатора — шла серия игр за кубок. Я решил проверить, как там отец.
— Па, эй па, — растолкал я сонного отца.
Он едва разлепил глаза, понял, что уснул за просмотром и, небрежно потрепав меня по макушке, отправился спать.
Я сел на диван, посидел минуту, тупо пялясь в телек, а затем вытянулся на мягкой проваленной и сильно истёртой сидушке. Отметил, что диван всё также пах нафталином и древностью, закрыл глаза и уткнулся в него носом.
Мне казалось, что так я ещё могу чувствовать запах папы. Слабые нотки ирисов и сена блуждали где-то в глубине набивки и старых волокон… а может, всё это мне только казалось и я занимался тем, что обманывал сам себя. Интересно, чувствует ли запах отец?
Приятно лежать с закрытыми глазами. Так легко представить себя в любом уголке страны. Да, пожалуй, я хотел бы оказаться где угодно, только бы подальше отсюда.
Я вспомнил нашу старую уютную квартиру. Ничего особенного: две спальни, гостиная, мастерская отца, просторная кухня и пара кладовок — лучшее на земле место. Лучшее, потому что там у нас была своя жизнь, такая же классная, как и у тысяч самых разных семей, имеющих собственное гнёздышко и друг друга.
Я плакал, пока не заснул.
— Энди, ты что, тут и спал? — пришла очередь отца будить меня.
— Ой, завтрак! — Первое, о чём подумал я спросонья, понимая, что если отец уже на ногах, я не успею сварить кашу. Каждое утро мне приходилось подниматься заранее, чтобы накормить нас обоих.
— Не страшно, — махнул он рукой, ни капли не расстроившись, и пошёл в ванную.
Утро прошло скомкано. Учебники я не приготовил, рубашка осталась не глажена, обеда, который я мог бы взять с собой, не было.
Хрен с ним, — махнул я на всё рукой. Дважды провёл расчёской по волосам, потому что так полагалось, а не потому что я надеялся справиться с чуть отросшими концами, торчавшими в разные стороны, и вышел за дверь. Ключ повернулся в замке, я бросил его в кармашек рюкзака.
Стоило мне повернуться, как взгляд упёрся в знакомый Шелби. Я застыл, как вкопанный.
Но машина мне не почудилась, она действительно отдыхала на обочине у нашего домика и, судя по молчавшему двигателю, никуда не торопилась.
Вдохнув поглубже, я подошёл к водительской двери и постучал.
Лас разговаривал по телефону, но стоило ему меня заметить, как он тут же повесил трубку и выбрался из кабины.
— Доброе утро, — приветливо улыбнулся он. — Запрыгивай и поедем.
Я всматривался в глаза альфы целую вечность, ища подвох.
— У меня что-то с лицом? — наконец поинтересовался Лас.
— С головой, — ответил я грубее, чем хотел.
— Серьёзно? И давно ты заметил?
— Мне сразу так показалось, но сегодня я в этом убедился. Ты с ума сошёл?
— Отнюдь.
Мы смотрели друг на друга схлестнувшись взглядами.
Я жутко злился. И ничего не понимал. В ответ на меня смотрели спокойные, уверенные глаза альфы.
— Ты… ты просто идиот! — я махнул рукой и, резко развернувшись, зашагал в школу.
Далеко меня не пустили. Альфа перехватил мою руку, останавливая.
— Энди, садись в машину и поехали.
— Отстань! — старательно отдирал я чужую лапу, но вампир держал крепко.
Я быстро выбился из сил. Досада точила изнутри.
— Лас, ну чего ты пристал? Ты же понимаешь, что сегодня мне конец и я не хочу втягивать тебя в это.
— Понимаю.
— Тогда что тебе надо?
— Я, конечно, не смогу заставить всех заткнуться, но знаю прекрасный способ, как заставить всех отстать от тебя.
Я даже остановился на секунду.
— Энди, я сделаю так, что никто не посмеет тронуть тебя и пальцем, а злые языки — это просто языки. Жалить они могут сколько угодно, но ты же не робкого десятка?
Признаваться не хотелось даже самому себе, но слова Ласа застряли в ушах помимо воли: «никто не посмеет тронуть»… Неужели всё ещё может обойтись и никто не станет опускать меня головой в унитаз, бросать в волосы жвачку, ставить подножки, портить вещи…
Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Невозможно.
— Поверь мне. Я не бросаю слов на ветер.
Запах роз щекотал ноздри, пока мы продолжали вести немой диалог.
— Зачем тебе проблемы? — выдохнул наконец я.
Губы альфы сжались, он сузил глаза.
— Почему ты не как все омеги, Энди? — ответил вопросом на вопрос Лас.
— А какие все омеги?
— Покладистые. Они принимают помощь, не спрашивая.
Что ещё мне оставалось кроме многозначительного молчания. Не объяснять же другому, что я был бы рад быть как все, вот только жизнь не заладилась и всё на свете пошло под откос. Разве можно остаться прежним, когда мир вокруг тебя рухнул навсегда?
— Энди, я задолжал тебе и с радостью помогу. Только позволь.
Лас выжидающе смотрел на меня. Взгляд его был серьёзен. Одурманивающий запах притуплял осторожность… И мне захотелось поверить.
Я выдохнул, не таясь, закрывая лицо руками.
— Ты не пожалеешь, — правильно понял мой жест Лас.
— Уже жалею, — пробубнил я.
— Больше позитива. И поторопись, иначе опоздаем к первому уроку.
После того, как я согласился на помощь вампира, мне ничего не оставалось, кроме как молча выполнить требование.
Лас выжал газ, и мы оказались у школы в течение трёх минут. Несмотря на ремень безопасности, я не на шутку нервничал. На парковку мы залетели под крутым углом, взвизгнув резиной. И, словно этого было недостаточно, Лас огласил пространство оглушительным сигналом.
Мне поплохело.
В этот самый миг я его ненавидел.
— Обязательно было привлекать столько внимания? — Я негодовал на проклятого вампира, не могущего отказать себе во внимании поклонников.
— Выходи, — проигнорировал моё недовольство Лас, оглядываясь по сторонам, словно проверяя, все ли смотрят.
Сидеть в машине вечно, увы, было невозможно, и я выбрался наружу.
Взгляды-ножи врезались в лицо, стоило покинуть надёжную оболочку из металла. К щекам прилила кровь. Я замешкался, но вампир нисколько не растерялся. Он обошёл машину, оказываясь рядом, и, взяв меня за руку, развернул к себе.
Я не понял его странный взгляд и паузу, повисшую между нами.
— Верь мне, — произнёс он одними губами, а затем, не давая мне опомниться, прижал к себе одним уверенным рывком, целуя в губы.
Я… я… я забыл как дышать. Сердце на миг остановилось. Я вылупил глаза, как рыба, выброшенная на берег, но на этом Лас не остановился. Он нежно прихватил мою губу, прошёлся языком, и стоило мне приоткрыть рот, не справившись с очередной порцией удивления, как он вторгся внутрь, углубляя поцелуй до отметки «очень неприлично».
И я утонул. Позабыл обо всем. Позабыл о сотнях глаз, прожигающих в нас дыру. Позабыл о том, что случилось накануне. Позабыл о своих страхах, новых и тех, что сопровождали меня не один год. Я забыл, кем был альфа и кем являюсь я.
И не было ничего естественнее, чем мы вдвоём.
Поцелуй закончился. Я, кажется, не сразу понял это. Раскрыв глаза, я увидел перед собой лицо Ласа. Его запах окутывал меня пуховым одеялом.
— Теперь никто тебя не тронет, — произнёс альфа.
Звуки и запахи вернулись.
— Ты должен был предупредить, — ни один мускул на моем лице не дрогнул.
Я улыбнулся альфе. Улыбка должна была выглядеть романтично-сопливой — всё для внимательных зрителей, но мне было слишком горько, и, кажется, Ласу, стоявшему, естественно, ближе всех, удалось увидеть нечто большее, чем я намеревался показать.
Не говоря больше ни слова, я отправился на урок.
========== Фиалка ==========