- Хватит… У тебя нет права…! – взорвалась Айме, не в силах сдерживаться.
- Ты заговорила! Как быстро ты нарушила запрет! – проговорил Хуан насмешливо.
- Этого не должно быть! – бросил вызов лейтенант. – Уйдите отсюда, сеньора. Уходите немедленно… Я беру на себя этого человека… Быстро… Уходите…!
- Думаю, лучше бы вам не вмешиваться, - посоветовал усмехающийся и невозмутимый Хуан. – Это выйдет плохо с любой точки зрения.
- Вам придется убить меня, прежде чем вы проявите неуважение к даме в моем присутствии!
- Не теряйте времени на бесполезные жесты. Эта дама не заслуживает уважения…
- Хватит уже! Мы заканчиваем все это. Вас не должно интересовать то, кто моя подруга… Мы немедленно уйдем отсюда.
- Подождите, Чарльз…! – вмешалась Айме.
- Вы не видите, что она не хочет идти с вами? Ей нравится здесь, - иронично отозвался Хуан. – Хотя это может показаться ложью, но это ее среда… Она ошиблась, променяв это на золото Д`Отремон. Теперь ее раздражает и вызывает отвращение все, за что она продала свою жизнь: серебряная посуда, бриллиантовые браслеты и жемчужные ожерелья…
- Рядом со мной я не позволю вам говорить так, - запротестовал лейтенант, но уже без прежнего воодушевления.
- Не будьте ребенком, лейтенант. Ваше положение невыгодное. Разве вы не понимаете? Вы играете всем… Зачем? Ради кого?
- Ты позволишь ему говорить это, Чарльз? – разъярилась Айме.
- И что же вы сделаете, чтобы предотвратить это? Поразмышляйте немного, вы должны подумать об этом. Вы служите игрушкой, соломенной куклой женщине без совести. Полагаю, вы знаете, что недалеки от позора кабальеро… Что ты скажешь? Что ты будешь с ним делать? До какого предела ты дойдешь, вовлекая его в свои интриги? Ты не думаешь, что причинила уже достаточно вреда?
- Возможно другим я причинила вред. Тебе я ничего не сделала, и если ты сейчас на свободе, то кому ты обязан этим? Но ты единственный из мужчин, который самый неблагодарный и развращенный!
- Ты преувеличиваешь. Я предостерегаю лейтенанта Бриттона, заставляю его понять, что ты делаешь, а если он захочет продолжать, то по крайней мере, он не будет слеп… Ренато Д`Отремон ищет, кого бы убить, отомстить за обиды, которые предвидит, и чувствует, что они плавают вокруг него, и которым ловко манипулирует жена… Будете ли вы продолжать игру с этой прекрасной гадюкой? Я честен с вами за ваше заявление на суде, лейтенант, за то, что вы протянули мне руку друга сквозь решетки тюрьмы. Поэтому я спрашиваю: Вы согласитесь, чтобы она использовала вас по своей прихоти во благо ее темным и окольным интересам?
- Не продолжай дальше! Не слушай его, Чарльз, не слушай! Чарльз! Чарльз!
Стройная фигура молодого лейтенанта Бриттона затерялась на краю темной улочки; Айме, проследовавшая за ним до двери грязной таверны, как озлобленная хищница, вернулась к Хуану:
- Ах, мерзавец… негодяй! Ты заслуживаешь виселицы, тюрьмы…! Я не знаю, чего ты заслуживаешь!
- На чьей ты стороне? Кого ты убеждаешь? Ты сеньора Д`Отремон, и если хочешь идти за ним, то иди, но не увлекай в грязь, которая тебе нравится…
- Это уже не твоя забота!
- Уж знаю. Дай Бог – никогда. От тебя я вылечился совершенно…
- А от кого нет? От кого нет? – спросила Айме с внезапной тревогой. – Только не говори, что влюблен в нее, что она тебя интересует!
- А если и так?
- Прежде, чем позволить это, я убью вас обоих! Я предпочту, чтобы небо и земля соединились! Ты не отдашь ей любовь, которая принадлежит мне!
- И все это ты утверждаешь, когда я только что видел тебя рядом с лейтенантом Бриттоном. – улыбнулся Хуан саркастично и язвительно. – У тебя сердце очень просторное и гибкое.
- Какое значение имеет для меня Бриттон, Ренато, весь мир? Мне важен ты и я. А все остальное пусть потонет во вселенной!
- Теперь ты сказала искренне… Тебя интересует только твоя персона…
- Ну ладно, да. Мне важна своя персона; но в моем эгоизме больше величия, чем великодушия в другой. Мне важна я сама, поэтому я защищаю то, чем ты был для меня, чем снова будешь для меня… Потому что ты единственная любовь моей жизни! Я боролась за нее всеми силами… боролась против Ренато, поэтому я освободила тебя от всех обвинений. А Ренато я ненавижу, ненавижу!
- Ты? Почему?
- За все! За то, что он такой, какой есть… Теперь, кроме того, он любит Монику, и из-за нее он унижает и презирает меня. – Она закусила губу, чтобы не закричать, сжала кулаки, ее черные глаза зажглись; но медленно сдержалась, и уже без тормозов Айме выливала поток страстей: - Такой безумный из-за нее, его сдерживает лишь мысль, что я рожу ему сына, наследника его имени, его земель… Из-за этого сына донья София Д`Отремон выносит мои оскорбления, и она лучший сообщник, чтобы сдерживать его…
- Ты родишь ему сына?
- Нет, Хуан, это неправда. Этого сына не существует! И тем не менее, я должна его иметь, предложить его Ренато, иначе не смогу оставаться ни часу под крышей Д`Отремон. Если бы ты был способен прийти ко мне, ответить взаимностью… Но ты еще более неблагодарен и отвратителен, чем Ренато Д`Отремон… И тогда… тогда я должна была воспользоваться первой же возможностью, схватить за руку первую же куклу, появившуюся в моей досягаемости… Этот лейтенант, которого ты заставил сбежать испуганным, и ты навредил только потому, что тебе это нравится…
- Так это было это… это…! – саркастически смеялся Хуан.
- Можешь уничтожить меня, отомстить разом! Можешь бежать и сообщить Ренато! Я даю тебе оружие, чтобы ты мог использовать его против меня. Иногда мне бы хотелось покончить со всем разом, чтобы земля полыхнула огнем, чтобы нас поглотило море…
- Если бы Сатана был женщиной, то у него было бы твое лицо, слова и твой голос…
- Тем не менее, ты меня любил… Возможно еще любишь… Послушай меня, Хуан… Если сейчас ты повторишь то, что сказал мне однажды в Кампо Реаль, если возьмешь меня за руку, как тогда, чтобы приказать мне следовать за тобой, если скажешь, что твой корабль рядом, я пойду с тобой, куда пожелаешь… Оставлю все… все…
- Потому что ты в тупике… Потому что запуталась в своих собственных сетях… Потому что хочешь избежать ада, который сама создала…
- Спаси меня, Хуан! Увези меня подальше… Если ты этого не сделаешь, то тогда можешь назвать меня Сатаной. Если меня загонят в угол, то я буду защищаться руками и зубами, я отомщу тебе, Ренато, ей… Ей, да… До настоящего момента я не хотела причинять ей вред. Зло произошло из-за обстоятельств. Но если ты в последний раз меня оттолкнешь, то я буду жестокой. Если не спасешь меня, то потопишь; но я потоплю всех, кто меня окружает. Ты спасешь меня или бросишь, Хуан? Отвечай! Отвечай!
Говорила обезумевшая, ослепшая, отчаянная Айме, схватив за руку Хуана, который неподвижно смотрел на нее с улыбкой такой горькой, что она была похожей на гримасу, и отверг с еле сдерживаемым гневом:
- Ты оставишь меня в покое? Когда ты вышла за другого, пока я рисковал жизнью, чтобы вернуться к тебе, ты должна была понять, что у нас все закончилось навсегда.
- Возможно, но тогда тем более ты не думал об этом. Ты не скрещивал руки, не смотрел на меня так оскорбительно, как сейчас. Возможно тебе лучше узнать, что Моника решает вопрос по расторжению вашего брака.
- Ты лжешь! Это неправда…
- Она не обвиняла тебя перед судом, потому что боялась; но в тех секретных документах, которые должны быть уже на пути в Рим, нет низости, которая бы тебе не приписывалась. Ее отдаленность от Ренато была ложной. Они были заодно, хотя и делали вид, что наоборот. И если у них что-то выйдет плохо, не важно, они немедленно найдут что-то другое. Ты им мешаешь, но они знают, как тебя устранить. Я тоже им мешаю, их останавливает только рождение ребенка, который должен родиться… который возможно бы и родился, если бы ты по глупости не встал на моем пути. Ренато меня отверг, но Бриттон…
- И от Бриттона ты ждала…?
- От Бриттона я ждала, чтобы он привез меня в место, где я могла бы столкнуться с тобой!
- На чем мы остановились? Почему никак не договоришь до конца?
- Ты моя единственная надежда, Хуан. Довольно причин, чтобы сказать, что я в тупике. Иногда я не знаю, что говорю, ослепшая от ревности и отчаяния. Моника, эта святая, которой ты добиваешься, моя черная тень… Она положила глаз на Ренато, отравила сначала мою любовь к нему, затем мою любовь к тебе… а теперь… теперь… Клянусь тебе, она твоя худшая недоброжелательница! Она мягкий воск в руках Ренато. Они пытаются лишь навредить тебе, но не при свете дня… Произойдет то, что они тебе уготовили…
- Не верю ни единому твоему слову. Из твоего рта никогда не исходит правда! Не приближайся ко мне, или пожалеешь!
- Это ты пожалеешь о том, что… - пригрозила Айме; но ее прервала служанка-метиска, которая приблизилась и воскликнула:
- Ай, сеньора… наконец я вас нашла! Сеньора София приказала вас найти. Сказала, что вы должны быть в комнате, когда сеньор Ренато вернется…
- Замолчи, идиотка! – прервала ее Айме.
- Почему ты оскорбляешь такую полезную служанку? – спросил саркастично Хуан. – Думаю, ты несправедлива. Видно, она бежала, чтобы спасать тебя… Так платит дьявол тем, кто ему служит.
- На самом деле, так платит Хуан Дьявол тем, кто был достаточно глупым, чтобы вытащить его из тюрьмы, и эта дура во второй раз его ищет. – заметила исполненная гневом Айме. И повернувшись к Ане, приказала: - Идем уже! На чем ты добралась? Думаю, ты не искала меня пешком.
- Ай, нет, что вы! Мы уже три часа кружимся. Мы приехали на маленькой повозке, с моим другом Эстебаном, сеньора, и он будет молчать, будь что будет… ни он, ни я не скажем никому о сеньоре Хуане, потому что тогда Сан-Педро полыхнет в огне…
- Замолчи! – вышла из себя Айме. И садясь в повозку, приказала: - Поезжай медленно, Эстебан, как можно медленней…
- Откуда ты пришла?
- Для чего тебе знать об этом? Тебя Донья София поставила для охраны?
Айме сделала усилие, чтобы говорить капризно, с беззаботным выражением, пожав плечами на упрекающий скорбный взгляд, с каким смотрела на нее Каталина де Мольнар. Она тихо подошла к своей спальне на верхнем этаже… Никто ее не видел, она ни с кем не пересеклась в коридоре, на лестницах… На миг присутствие матери взволновало ее, но она сдержалась; затем поискала ключи и открыла спокойно дверь в спальню, сообщающуюся с залом...
- Это была правда! Все было правдой! Я должна была увидеть своими собственными глазами, чтобы удостовериться, - воскликнула Каталина тоном безутешной грусти.
- Тебе не кажется, что момент не для церемоний? – Айме теряла терпение. – Я достаточно наслушалась неблагодарных вещей этим вечером.
- Тебя видел Ренато? – встревожилась Каталина.
- Нет… Конечно же нет… Он не видел меня, и не думаю, что знает, что я выходила, если это ты имеешь в виду. Иными словами, нет риска. Донья София не скажет ничего, не думаю, что Янина осмелится не подчиниться ей… В конце концов, я не сделала ничего плохого. Я вышла подышать, посмотреть на карнавал, отвлечься… Никогда не думала, что замужество с Ренато Д`Отремон будет таким скучным и глупым… Сначала его ревность, теперь пренебрежение, презрение…
- Во всем этом твоя вина, Айме, хотя я признаю свою часть вины, что ты такая, какая есть… Я была слабой матерью, слишком хорошей для мятежной дочери… Тебе нужна была другая… Я знаю, что теперь мои упреки и советы бесполезны… Я не буду говорить за себя, а от имени Софии…
- Ты много тратишь времени, говоря о ней! Она превратила тебя в свою тень.
- На самом деле, я не более, чем тень… Этот грех теперь пытаюсь смыть: я была ничем, не существовала на самом деле в сердцах дочерей… Они были слишком далеки от меня, обе для меня такие странные… Одна великодушная, возвышенная; другая эгоистичная, порочная… Мои губы кровоточат, когда я должна так говорить, но это правда: ты живешь злом и обманом…
- Ты оставишь меня в покое? – отвергла Айме с раздражением.
- Оставляю… Только это я и хотела сказать… Я ухожу, бедная тень исчезнет, и если ты еще способна слушать последнюю просьбу матери, прошу тебя уехать сегодня же в Кампо Реаль. Это желание Софии. Она хочет вернуться, и чтобы ты ее сопровождала…
- Я? А разве слуги не для этого?
- Она в отчаянии, и я ей пообещала убедить тебя. Она хочет забрать тебя в Кампо Реаль и позаботиться о наследнике – ее единственной надежде и мечте…
- Вот как! Уже обнаружилось!
- Это и желание Ренато. С ним ты спасешь то единственное, что можешь спасти: положение в доме, будущее ребенка, который родится…
- А если не родится? – повернулась Айме, превращаясь в фурию.
- Что ты говоришь, дочка? – встревожилась Каталина, теперь по-настоящему испугавшись. – Я не хочу думать, что ты лжешь, что способна… Айме, дочка…! Что ты пытаешься мне сказать?
- Ничего, мама, успокойся, - засмеялась горько Айме. – Я хотела пошутить, чтобы ответить на тарабарское нравоучение, которое в четыре утра не пойдет на пользу…
- Я знаю, что у тебя нет сердца, но не думаю, что ты сделаешь это. Тем не менее, ты сказала… Айме… Айме, будь хоть раз честна!
Айме поджала чувственные губы, прищурила веки, долго стояла неподвижно, словно глубоко раздумывала, словно придумывала новый план своим дьявольским умом… Затем почти насмешливо улыбнулась:
- Я буду делать наконец то, что тебе понравится…
- Правда? – понадеялась Каталина.
- Потому что ты просишь, мама. Вижу, свекровь боится за меня… И то хорошо… Я ожидала встретить ее вместо тебя, как ящик
Пандоры, с важным голосом и зловещим внешним видом. Если бы она пришла именно так, то приказала бы ехать. Но она послала тебя в качестве посланца, ты плачешь, и, хотя я порочная дочь, извращенная, дочь без сердца, я доставлю тебе удовольствие. Я не хочу быть меньше божественной дочери, которая, как я понимаю, примет обет. Нет?
- Да, это так, действительно. Моника сказала, что примет все и подпишет прошение, которое мы ей принесли. Когда ее брак аннулируют, она примет обет. Это грустно, но по крайней мере она спасется от скандала, злобы мира и этого человека…
- Ты можешь обещать, что ничего не вернется на прежние места?
- Конечно. Конечно же, могу пообещать. Моника не лжет.
- Ну тогда заручимся словом Святой Моники… Хуан и Ренато умрут за нее, не так ли?
- Поэтому она не выйдет из монастыря, словно она умерла.
- А еще ты можешь гарантировать, что донья София не будет лезть в мои дела в Кампо Реаль? Что отстанет от меня, и я буду ходить и делать, что мне хочется?
- Пока ты не нанесешь вред здоровью…
- Без ограничений. Я знаю, как позаботиться о себе. Если она оставит меня в покое, скажи ей, что этим же вечером я отправлюсь с ней в Кампо Реаль… А теперь, дай мне поспать, мне нужно выспаться…
Она повернулась спиной, вошла в спальню; на чувственных губах была вечная усмешка и сатанинский блеск в черных глазах…
2.
- Я не убираю ставку… ставлю… тридцать унций на бубновую даму!
На зеленой скатерти были четыре колоды карт и горка монет, которые Хуан Дьявол только что выиграл, в девятый раз блестяще выбрасывая карту победителя… Постепенно его соперники уходили прочь, и теперь два последних оставались в тишине. Почти никто уже не играл в этой дыре; те, кто еще не ушел, сгруппировались вокруг стола, с удивленными глазами наблюдая за человеком, который так печально улыбался своей удаче…
- Думаю, ты сорвал банк, Хуан, - заметил Ноэль. – Почему бы тебе не забрать свои унции, и нам не уйти?
Человек остановился в дверях хижины и медленно вошел туда. Головы повернулись, разглядывая одежду кабальеро, орлиный профиль, напряженное выражение, делавшее лицо жестким, металлический блеск ясных глаз, остановившихся на лице Хуана. Постепенно он приблизился к столу, Педро Ноэль первым разглядел его и встал, встревоженно схватив за руку капитана Люцифера, пытаясь расшевелить его, и заторопил: