Не думая дважды, перезваниваю ей, гадая, как же я мог пропустить его. Ах да, я был очень занят дрочкой, когда на полной громкости слушал, как она читает непристойные книги. «Иисус, Алекс, ты не мог ещё больше облажаться?»
После одного гудка звонок обрывается, я смотрю на телефон и удостоверяюсь, что он ловит сеть. Пробую снова и снова, но вызов прерывается после первого же гудка. Я набираю её номер ещё пять раз и всё равно не дозваниваюсь. В животе появляется неприятное чувство. Что, если что-то случилось? Что, если что-то пошло не так?
Проверяю, когда она звонила мне, и вижу, что это было больше трёх часов назад. Начинаю волноваться. Кому я могу позвонить и с кем поговорить? Как узнать, в порядке ли она? Давала ли она мне контактный номер члена семьи, подписывая мой контракт? Господи, почему я не подумал о том, что подобное может случиться?
Я начинаю ходить по гостиной, размышляя о том, как выйти с ней на контакт, когда я вижу, как по всей комнате отражается свет фар.
— Что за херня?
Кто вообще может приехать ко мне домой? Никто и никогда этого не делал, а моя семья не появилась бы на пороге, заранее не предупредив меня. Может быть, они потерялись. Но моя подъездная дорога длиной в три мили (прим.: почти 5 км). Кто бы это ни был, он знал, куда именно направляется.
Я иду в чулан и хватаю хранящуюся там биту. У меня есть охотничья винтовка, но она в задней части дома и к тому же не заряжена. Возможно, прямо сейчас не лучшее для неё место, но раньше я никогда в ней не нуждался.
Как можно быстрее надеваю ботинки. Накидываю свою куртку и шагаю прямо к входной двери. Вижу джип, который съезжает с подъездной дорожки и паркуется, пока я выхожу за порог и спускаюсь по ступенькам. Застываю там на полсекунды, держа биту, и жду, кто же выйдет из него. Большими тяжёлыми хлопьями снег падает на землю, поэтому даже в нескольких шагах от машины трудно понять, что происходит.
Когда невысокая женщина в большом пальто и вязаной шапке обходит джип сзади, я прищуриваюсь, пытаясь понять, кто же это. Она резко останавливается, когда видит меня с битой в руках, и только тогда я понимаю, что не прикрыл лицо. Я не надел ни шапку, ни шарф, и мои шрамы, должно быть, напугали её.
Из-за снега я плохо вижу её глаза, но немного опускаю биту, думая, что ей, наверное, нужна какая-то помощь, из-за которой она и проделала такой длинный путь.
— Алекс?
Одно слово почти опрокидывает меня на задницу. Я роняю биту в снег и быстро разворачиваюсь, показывая Ноэль свою спину. Не могу позволить ей увидеть меня. Как же она попала сюда?
— Что ты здесь делаешь, Ноэль? — я могу слышать, насколько холодно и бездушно звучит мой голос, но не в силах изменить это.
— Я… У меня была проблема с интернетом. Мне нужно было сегодня вернуть тебе книгу.
Её тёплый, шелковистый голос расплавленной карамелью стекает по моим напряжённым плечам и проникает в сердце. Мой член как всегда реагирует на неё, даже в такую морозную погоду становясь твёрдым как камень.
— Ты не должна была выходить в такую погоду.
Всё, о чём я могу думать, — это то, как было опасно для неё ехать сюда.
Спустя полсекунды тишины я слышу тихое шарканье её ботинок.
— Ты прав. Добраться сюда действительно оказалось непросто. Мне очень жаль. Я пыталась дозвониться, но не хотела пропустить свой крайний срок, — я слышу нервный смешок, и мне приходится сдерживаться, дабы не начать успокаивать её. — Прости, мы можем всё сделать в другое время. Я только доберусь до города и попробую перезвонить тебе позже.
—
Находясь так близко после долгого ожидания, я считаю его слова грубыми и вовсе не такими, какие думала услышать. Временами он был решителен со мной, например, когда я называла его по фамилии, когда мне требовалось некоторое время, чтобы ответить на его звонок, но то, что произошло снаружи, сбивает с толку и смущает меня. Было похоже, что он до чёртиков желал убраться оттуда. Но в то же время не хотел оставлять меня одну.
— Я… Эм… — произношу я, пытаясь прервать молчание между нами второй раз за день.
Теперь меня точно уволят. Я подозревала нечто подобное, когда услышала свою аудиокнигу и моего голоса на ней даже не оказалось. Как бы сильно ни желала его об этом спросить, я бы не хотела дразнить медведя, в которого он, кажется, превратился.
Я знала — он не был одним из тех тихих задумчивых парней, но не могла и подумать, что он может кусаться. Сейчас я в этом не так уверена. Алекс в силах парой острых фраз разорвать моё сердце на кусочки. Видимо, поэтому я провожу столько времени витая в облаках и уткнувшись в книги, мечтая о своём личном маленьком мирке. В реальной жизни это романтическое дерьмо очень сложное и пугающее.
— Следуй за мной. Я покажу, куда ты можешь положить свои вещи, — говорит он, не смотря на меня, и направляется прямо по коридору.
Будто он хочет запихнуть меня в комнату как можно скорее. Он даже не взглянул на меня. В моём горле начинает расти ком: «Забудь уже. Ты справишься с этим».
— Может, я лучше…
Оборачиваюсь, чтобы схватить дверную ручку, но вспоминаю, что на мне нет моих ботинок и я не смогу быстро раствориться в воздухе, как мне бы того хотелось. Прежде чем мне удаётся наклониться и подхватить ботинки, внезапно появившиеся мощные руки опускаются на дверь по обе стороны от меня. Его тёплое тело вжимается в моё.
— Не уходи, — теперь его слова нежны, они щекочут мне ухо. Он даже не шелохнулся, а я, кажется, не могу выдавить из себя ни слова, когда его тело так прижимается ко мне. — Позволь показать тебе твою комнату. Если хочешь, прими тёплую ванну.
— Ладно.
Весь запал покидает моё тело, стоит мне услышать его глубокий чувственный голос. Я отвечаю с придыханием, мне нужно напрячь каждый мускул моего тела, чтобы удержаться и не прильнуть к нему. Мне хочется потереться об него, будто я кошка в течке. Я никогда в своей жизни не делала ничего внезапного, но Алекс заставляет меня совершать множество необычных поступков. Например, трёхчасовая поездка в метель будто бы для спасения работы, хотя в действительности я сталкер низкого пошиба.
Может, если я потрусь об него, просто сказать, что замёрзла или что-то типа того? Боже мой, я реально пытаюсь облапать его! Щёки горят от стыда из-за моих мыслей, но Алекс так и не сдвинулся, чтобы пропустить меня. Не могу шелохнуться, пока он не уберёт свои мощные руки, которые словно держат меня в клетке. Божечки, мне бы хотелось стоять лицом к нему и смотреть в его глубокие голубые глаза, но я вижу лишь дверь. Когда я его себе представляла, была уверена, что у него карие глаза, но мои фантазии не были к нему справедливы.
— Даже не пытайся уйти снова, — с этой твёрдостью в его голосе я знакома слишком хорошо. Практически говорю ему, что сделаю всё, чего бы ему ни захотелось, но я чувствую, как он вжимается в меня, и все мысли об уходе блокируются в моей голове. — Там темно, снег валит, и снаружи койоты.
С последним предупреждением тепло его тела оставляет меня, и тотчас же мне его не хватает. Печально, я бы могла стоять так всю ночь и была бы чрезвычайно довольна. Я поворачиваюсь и следую за ним по коридору. Домик довольно милый. Сложно что-то разглядеть со столь незначительным освещением, но все стены и полы деревянные. Всё выглядит просто, по-домашнему и предельно совершенно. Весь дом как будто из какого-то каталога. Идеальное место для празднования Рождества.
Эта мысль напоминает мне, что сейчас сочельник. Я больше никого не слышу, но чувствую себя погано не только из-за вторжения, но ещё и потому, что могла кого-то выдернуть из постели.
— Мы здесь одни? — выведываю информацию, гадая, не выскочит ли его девушка или кто-то ещё из ниоткуда.
— Я всегда один.
Я счастлива услышать эти слова, пока до меня не доходит их смысл.
Алекс отводит меня наверх, и мы проходим мимо одной двери, а затем останавливаемся у другой. Он поворачивает ручку и толкает дверь. Он стоит вполоборота ко мне, но свет выключен, и я всё ещё не могу разглядеть его лицо. Могу лишь сказать, что у него волевые подбородок и нос, но, увидев так мало, я жажду узреть больше.
— Отдохни, я уверен, поездка была длинной, — сказав это, Алекс разворачивается и спускается по лестнице, его большое тело теряется в тени хижины.
Я захожу в комнату, которую он велел мне занять, и включаю ближайшую лампу. Игнорирую всё, за исключением кровати, куда бросаю свою сумку, и позволяю себе утонуть в её мягкости.