На его лице мелькнуло удивление, а затем он издал странный рокочущий звук… мурлыканье.
— Ты не навязываешься. Если хочешь взять мою вену, я дам ее тебе.
Кормия неподвижно застыла под его взглядом, черты его лица изменились, приняв выражение, которое она никогда и ни у кого прежде не видела.
Она хотела его, подумала Кормия. Очень.
— На колени, — сказал он низким голосом.
Кормия опустилась на пол, щетка выпала из ее рук. Не говоря ни слова, Праймэйл наклонился к ней и обхватил своими огромными руками. Но не прижал к себе. Он распустил ее волосы, сначала шиньон, затем косу.
Фьюри зарычал, расправив локоны ей по плечам, и она почувствовала, как задрожало тело мужчины. Без предупреждения, он обхватил ее затылок и притянул к своему горлу.
— Возьми мою вену, — потребовал он.
Кормия зашипела, как кобра, и, прежде чем поняла, что делает, вонзила клыки в его яремную вену. Как только она укусила его, он извергнул проклятие, и его тело вздрогнуло.
Святейшая Дева… Его кровь была словно огонь, пламенеющий сначала у нее во рту, потом в горле, затем мощной волной заполняющий ее изнутри, питая неведомой ранее силой.
— Сильнее, — простонал он, — пей из меня…
Обхватив его руками и запустив ногти ему в спину, девушка пила большими глотками. У нее закружилась голова — хотя нет, подождите, это он подтолкнул ее назад, увлекая на пол. Кормию не заботили его намерения относительно нее, и чем это все могло закончиться, потому что его вкус был всепоглощающим, пока она, в свою очередь, поглощала его. Все, что она чувствовала — это источник его жизни у своего рта, как он стекает по ее горлу, проникая внутрь. И это все, что ей нужно было знать.
Мантия… ее мантию задрали высоко. А бедра… их раздвигали, его руки раздвигали их прямо сейчас.
Да.
Мозг Фьюри был где-то очень далеко, вне его тела, вне досягаемости. Он повиновался инстинкту, пока его женщина кормилась, а член балансировал на грани разрядки, его единственной целью было оказаться внутри нее, прежде чем он кончит.
Все что касалось его, что касалось ее, вдруг стало другим. И крайне необходимым.
Он хотел взять ее сотней разных способов, всеми какими только возможно, и не единожды. Он хотел забыться в ней, пометить ее, дать свою кровь, кончить в нее, а затем повторять процесс завтра и послезавтра, и на следующий день после этого. Он должен был владеть ею полностью, чтобы каждый чертов мудак на планете знал, что если он приблизится к ней, ему вобьют зубы в глотку и переломают все конечности.
Моя.
Фьюри сдернул одежду с ее бедер и… О, да, вот оно. Он чувствовал, как от нее исходит жар…
— Черт, — простонал он. Она была вся мокрая, влага переполняла ее.
Если бы только была возможность удержать девушку возле его вены, и одновременно дотянуться ртом между ее бедер, так бы и произошло. Но лучшее, что он мог сейчас сделать, это поднять руку, поднести ее к губам и облизать…
Тело Фьюри содрогнулось, когда он почувствовал ее вкус; он посасывал и облизывал пальцы, толкаясь бедрами вперед, пока головка его члена не уперлась во вход в ее лоно.
Когда он надавил и почувствовал, как ее плоть уступает, впуская его… этот трижды затраханный медальон Праймэйла зажужжал на столике, прямо рядом с ними. Громко, как пожарная сигнализация.
Игнорируй, игнорируй, игнорируй…
Рот Кормии оторвался от его горла, взгляд ее широко распахнутых глаз, затуманенный от жажды крови и секса, устремился в сторону звука.
— Что это?
— Ничего.
Вещица зажужжала еще сильнее, как будто протестуя. Или же радуясь, что момент был разрушен.
А может, побрякушка была заодно с колдуном.
Всегда пожааалуйста, пропел тот.
Фьюри скатился с Кормии, прикрывая ее тело одеждой, которую только что сорвал с нее. С грязным, яростным потоком проклятий, он отполз назад, пока не уперся спиной в кровать, и зажал голову руками.
Они оба задыхались, а золотой медальон все жужжал и жужжал.
Звук этой вещицы напомнил ему, что между ним и Кормией не было никакой интимности. На них давил груз традиций и обстоятельств, и все, что они делали, имело огромные последствия, более значительные, чем кормление и секс между мужчиной и женщиной.
Комрия поднялась на ноги, как будто точно знала, о чем он думает.
— Спасибо за дар вашей вены.
Он не мог ничего сказать в ответ. Его горло свело от разочарования и проклятий.
Когда дверь за ней закрылась, он точно знал, почему остановился, и эта причина не имела ничего общего с тем, что их прервали. Если бы он хотел, он бы продолжил.
Но дело в том, что, если он будет спать с ней, долг потребует от него также близости со всеми Избранными.
Он дотянулся до тумбочки, взял косяк и закурил.
Если он переспит с Кормией, пути назад уже не будет. Ему придется создать сорок Бэлл… сорок беременных Избранных и оставить их на милость родового ложа.
Как он мог стать их лидером, любовником, отцом их детей, хранителем их традиций, когда ему казалось, что он не мог позаботиться даже о себе, едва переживая день за днем, ночь за ночью.
Фьюри смотрел на горящий кончик самокрутки. Он был в шоке от осознания, что мог бы взять Кормию, и от того, что это почти произошло. Он так хотел ее.
Он нахмурился. Господи… он ведь с самого начала хотел ее, ведь так?
И в этом было нечто большее. Не правда ли?
Он думал о том, как она расчесывала его волосы, и снова потрясенно осознал, что ей удалось успокоить его в эти моменты, и не только движениями щетки по волосам. Ее присутствие приносило ему облегчение, ее жасминовый запах, плавные движения, мягкий звук ее голоса.
Никто, даже Бэлла, не мог дать ему подобного облегчения. Освободить от тяжести в груди. Подарить возможность глубоко и спокойно вздохнуть.
Кормия могла.
И сделала это.
И значит, что он жаждал ее во всех смыслах этого слова.
Ну, разве ей не повезло? протянул колдун. Эй, сказал бы ей, что хочешь превратить ее в новый вид наркотика? Она будет рада узнать, что может стать твоей очередной зависимостью, с которой ты будешь бороться.
Она придет в восторг, приятель, потому что это же предел мечтаний каждой женщины… и, кроме того, мы все знаем, что ты ну прямо-таки король здоровых отношений. Настоящий чемпион.
Фьюри уронил голову назад, глубоко затянулся, и не выдыхал дым, пока легкие не стали гореть огнем.
Глава 12
Вечером, когда сумерки почти сгустились над Колдвеллом, нисколько не избавляя город от удушающей влажности, Мистер Д сидел в горячей ванне на верхнем этаже фермерского дома и менял повязку, которую наложил на свои кишки несколькими часами ранее. Марля была черного цвета, но участок кожи под ней выглядел на порядок лучше.
Ну, хоть одна хорошая новость. Прошло меньше суток с тех пор как его назначили Старшим Лессером, а он уже почувствовал себя так, будто кто-то нассал в бак его грузовика, накормил его собаку тухлым мясом и спалил сарай.
Надо было и дальше оставаться простым солдатом.
Хотя, выбора у него в общем-то не было.
Он бросил грязные бинты в корзину, которую покойники, видимо, использовали в качестве мусорного ведра, и решил новые не накладывать. Судя по испытываемой им боли и принимая во внимание глубину проникновения в его плоть черного кинжала, внутренние повреждения были очень серьезными. Но у лессеров желудочно-кишечный тракт был лишь ненужным атавизмом, так что все его кишки могли запутаться в клубок, но это все равно не имело бы никакого значения, если кровотечение прекратилось.
Боже, вчера вечером он едва унес ноги из того переулка. Если бы лохматого, по-женски длинноволосого Брата не остановили, он бы выпотрошил Мистера Д, как рыбу, в этом лессер был уверен на сто процентов.
Внизу раздался стук, и Мистер Д поднял голову, прислушиваясь. Ровно десять часов.
По-крайней мере, они пришли во время.
Он умерил свой пыл, подобрал Стетсон и пошел к лестнице. На улице его ждали три грузовика, одна развалина в грязи и две эскадрильи лессеров на переднем крыльце. Впуская парней внутрь, он обратил внимание, что эти говнюки были выше его почти на голову, и их явно не вдохновлял его стремительный карьерный рост.
— В гостиную, — велел он.
Когда все восемь прошли мимо, он отстегнул ремень кобуры и, обхватив ладонью свой триста пятьдесят седьмой Магнум, направил его на последнего вошедшего.
Затем нажал на курок один раз. Дважды. И завершающий третий.
Звук выстрелов был подобен грому, совсем не похож на тот тонкий хлопок, что издает девятимиллимитровый. Пули вошли лессеру в спину, дробя позвоночник и образуя дыру в грудной клетке. Парень повалился на драный ковер, взметнув в воздух облачко пыли.
Вернув оружие в кобуру, Мистер Д подумал о том, когда здесь в последний раз пылесосили. Видимо, давно, отмечая постройку дома и новоселье.
— Боюсь, мне придется напялить шпоры, — сказал он, обходя корчившегося на полу убийцу.
Пока густая черная кровь сочилась на коричневый ковер, Мистер Д поставил ногу на голову лессера и вытащил кусок обоев, на котором Омега выжег портрет его цели.
— Я хочу убедиться, что вы все меня очень внимательно слушали прошлой ночью, — сказал он, подняв рисунок вверх. — Вы найдете этого мужчину. Или я уничтожу вас один за другим и наберу себе новую команду.
Убийцы уставились на него в коллективном молчании, словно у них на всех был только один мозг, который сейчас усиленно пытался прийти к соглашению с новым мировым порядком.
— А теперь перестаньте пялиться на меня и посмотрите сюда. — Он потряс фотографией. — Приведите его ко мне. Живым. Или, клянусь Господом нашим Иисусом Христом, я скормлю вас по кусочкам своре бродячих собак. Мы поняли друг друга?
Один за другим, они кивнули, а парень на полу застонал.
— Хорошо. — Мистер Д прицелился Магнумом лессеру в голову и разнес ее на куски. — А теперь шевелитесь.
* * *
Примерно в пятнадцати милях на восток, в раздевалке подземного учебного центра Джон Мэтью осознал, что по уши влюбился. И он не ожидал, что это случится с ним в подобном месте.
— Кроссы от Эда Харди, — сказал Куин, протягивая ему пару кроссовок. — Специально для тебя.
Джон протянул руку и взял их. О да, они были офигенные. Черные. На белой подошве. На каждом изображение черепа цвета радуги.
— Вот это да, — сказал один из стажеров, выходя из раздевалки. — Где ты их взял?
Куин приподнял бровь, глядя на парня.
— Обкончаться можно, да?
Они принадлежали Куину, подумал Джон. Наверное, он просто умирал от желания носить их и приберегал для особого случая.
— Примерь их, Джон.
«Они классные, но реально, я не могу».
Когда последний из стажеров вышел и закрыл дверь, бравада Куина испарилась. Он схватил кроссовки, положил их к ногам Джона, и посмотрел на него.
— Извините, что так вел себя вчера ночью. Ну, вы поняли, в A&F, с этой девушкой… Я редкостный мудак.
«Все нормально».
— Нет, не нормально. Я был в плохом настроении, и выместил его на вас, а это хреново.
С Куином всегда было так. Он переходил все границы, но потом мог заставить любого чувствовать себя самым значимым человеком в мире, раскаявшись во всех прегрешениях и вымаливая прощение за нанесенные обиды.
«Ты полный придурок. Но я действительно не могу принять эти…»
— Ты чего, в сарае вырос? Не будь таким грубияааааном, мальчик мой. Это подарок.
Блэй покачал головой.
— Возьми их, Джон. Ты все равно проиграешь этот спор, а так избавишь нас от его театральности.
— Театральности? — Куин вскочил и принял позу Римского оратора. — Узришь ли ты отличье между задницей и локтем, юный летописец?[35]
Блэй покраснел.
— Прекрати…
Куин бросился к Блэю, обхватил парня за плечи и повис на нем всей массой.
— Держите меня. От оскорблений Ваших мне плохо дышится. Я задыхаюсь.
Блэй заворчал и постарался удержать Куина.
— Ты заигрываешься.
— «Задыхаюсь» звучит лучше.
Блэй старался сдержать улыбку и не показывать, как приятно ему было, но его глаза сверкали как сапфиры, а на щеках играл румянец.
С беззвучным смешком, Джон сел на одну из скамеек, встряхнул пару белых носков, и натянул их на ступни, торчащие из его новоприобретенных, но потасканного вида джинс.
«Ты уверен, Куин? Потому что у меня такое чувство, что они мне окажутся впору, а ты потом можешь передумать».
Куин резко оторвался от Блэя и быстрым движением поправил одежду.
— А сейчас Вы оплевали мою сомнительную добродетель?
Он встал лицом к Джону и принял оборонительную позицию.
— Туше[36].
Блэй засмеялся.
— Это стойка «к бою», идиот.
Куин выстрелил в него взглядом через плечо.
— Зa va, Brutus?[37]
— Et tu![38]
— Tutu[39]. И оставьте этот трансвестизм для себя, вы, извращенцы. — Куин ослепительно улыбнулся, лопаясь от гордости, что вел себя как последняя задница. — Теперь, напяливай эти тапки, Джон и давай закроем тему. Пока не пришлось делать Блэю искусственное дыхание.
— Тебе лечиться надо.
— Спасибо, я уже поел.
Кроссовки сели идеально, и Джон почему-то почувствовал себя выше своего роста, хотя еще даже не встал.
Куин кивнул с таким видом, как будто только что создал шедевр.
— Они классно смотрятся. Ты знаешь, может быть, надо порвать твои шмотки в некоторых местах. Заставить тебя носить цепи и сделать пирсинг, как у меня, добавить черного…
— Знаете, почему Куину нравится черный цвет?
Они все повернули головы и посмотрели в сторону душевой. Оттуда, прикрывая пах белым полотенцем, вышел Лэш, с его широкихплеч стекала вода.
— Потому, что Куин дальтоник, не так ли, кузен? — Лэш неторопливо прошагал к своему шкафчику и распахнул дверцу так широко, что она с шумом ударилась о соседний шкаф. — Он знает, что у него разноцветные глаза, только потому, что ему рассказали об этом другие люди.
Джон встал, рассеянно отметив, что у кроссовок было отличное сцепление. Что, учитывая, как Куин уставился на голую задницу Лэша, могло пригодиться буквально через несколько секунд.
— Даа, Куин у нас особенный, правда?
Лэш натянул камуфляжные штаны и обтягивающую футболку, затем демонстративно надел на левый указательный палец золотой перстень.
— Некоторые люди не вписываются в окружающую среду и никогда не впишутся. И чертовски печально наблюдать их тщетные усилия все же сделать это.
Блэй прошептал:
— Пошли отсюда, Куин.
Куин стиснул зубы.
— Захлопни пасть, Лэш. Реально.
Джон подошел к приятелю близко-близко и показал знаками, «Давайте просто поедем к Блэю и расслабимся, окей?»
— Эй, Джон, мне в голову только что пришел вопрос. Когда тебя насиловал в подъезде тот человеческий мужик, ты кричал руками? Или просто тяжело дышал?
Джон застыл в опустошающем шоке. Как и двое его друзей.
Никто не двигался. Не дышал.
В раздевалке стало так тихо, что капанье воды в душевой звучало как барабанная дробь.
Лэш закрыл дверь шкафчика и с улыбкой посмотрел на парней.
— Я читал его медицинскую карту. Там все написано. Его отправили к Хэйверсу на терапию, потому что он демонстрировал симптомы — Лэш показал пальцами ковычки в воздухе, — пост-травматического стресса. Ну, так что, Джон, когда парень трахал тебя, ты пробовал кричать? А, Джон?
Это. Же. Какой-то. Кошмар, подумал Джон, и его мошонка сжалась.
Лэш засмеялся и сунул ноги в военные ботинки.