— Я знаю, кто ты такой, — прорычала Тайла, но она-то знала, что к чему, ведь секундной ранее она подняла бедра навстречу его эрекции.
— Зачем тогда тебе этот нож, маленькая убийца? — Он провел лезвием по ее коже над воротником, оставив белый след. Она все еще не выглядела испуганной. Это означало, что если бы она хотела, если бы действительно хотела убить его, то сделала бы это.
— Я собиралась разрезать на тебе одежду.
— Ты ужасная лгунья. — Он скользнул лезвием по ткани. Одно движение запястьем — он полоснул ножом по ее больничной пижаме в области бюста, — грудь оголилась, но она не сопротивлялась. У него не было власти Шейда, он не мог прочитать мысли, узнать, как она реагирует на его поступок. Но Эйдолон видел, как вздымается ее грудь, расширяются зрачки, розовеет кожа. Он мог чувствовать учащенный пульс на ее запястье, слышать глухие удары ее сердца. Она могла отрицать свое возбуждение сколько угодно, но тело ее не могло лгать.
Зажав нож между зубами, он отнес ее на кровать, которая представляла собой пару матрасов в металлической раме. Используя свой вес, он придавил ее всем телом.
— Ублюдок.
Он на мгновение ослабил хватку, и, поерзав под ним, Тайле удалось ударить его по щеке, но удару явно не хватило ни силы, ни убедительности, а он-то знал, что у нее этого было в избытке. В его крови забурлил адреналин, ввергнув в состояние, которое можно назвать средним между возбуждением от битвы и возбуждением от секса. Тайла ахнула, когда он перевернул ее на живот и раздвинул ей ноги. Он восседал на ней, удерживая ее за плечи.
— В чем дело, Тайла? Ты собираешься сказать мне, что не хочешь этого?
— Я ненавижу тебя, — прорычала она сквозь подушку.
Он сжал ладонью ее ягодицу.
— Мы уже выяснили это.
Она взбрыкнула, и он сильнее прижал ее к матрасу.
— Поспокойнее, убийца, или нож окажется в твоей почке. — Он, конечно же, залатает ее позже, но секса уже точно не будет.
— Да пошел ты в задницу.
— Можно и так.
Он отбросил нож и сорвал с нее одежду. Теперь она лежала под ним абсолютно нагая.
— Я не могу заниматься этим с тобой.
— Мы ведь уже делали это.
— Но я не могу…
— Я уверен, что сможешь. — Он навалился на нее и нежно поцеловал в шею. — Все получится, Тайла. Я скорее умру, но ты будешь молить о пощаде.
В ответ она смогла лишь пробормотать что-то в подушку, начала извиваться, но его руки скользнули по ее ногам и она успокоилась.
— У тебя там все мокро. — Он запустил пальцы в ее лоно и принялся ее ласкать. Эйдолон ублажал ее со знанием дела. Она стонала от наслаждения.
— Ничего у тебя не получится, — помолчав, выдохнула Тайла через какое-то время, но ее бедра двигались в такт его движениям, как будто она не в силах была остановиться.
Невероятная смесь вожделения и желания, исходившие от Тайлы, заставили его дрожать, так что он припал к ее спине губами и прошептал:
— Но ведь тебе хорошо, не так ли?
— Да. — Она сжала подушку так, что побелели костяшки пальцев. — О да.
— Я чувствую запах твоего желания. — Он почувствовал, как исходивший от нее аромат целиком заполнил его. Тело молило об освобождении, он жаждал овладеть женщиной, которую ненавидел и которую страстно желал на уровне самых низменных животных инстинктов.
Не в силах больше ждать, он перевернул ее на спину. Равнодушие в ее взгляде на секунду сменилось удивлением, он вдруг подумал, что она станет сопротивляться, и опустил голову к ее груди. Тайла задрожала, сжала кулаки, но, когда он взял губами ее сосок, она немного дернулась.
Он ласкал ее грудь, облизывая и посасывая, а она гладила его волосы.
Именно этого ему не хватило тогда, в госпитале, когда он овладел ею. У ее кожи, когда он прошелся языком вниз от груди к животу, был цитрусовый аромат.
Он помедлил и принялся за ее пупок, чувствуя ее напряженные мускулы под своими ладонями. Ее пальцы ласкали его волосы от основания шеи, доставляя ему райское наслаждение.
Спустившись ниже, он почувствовал нежные женственные завитки, щекотавшие его щеку, когда он шире раздвинул ей ноги, открывая ее для себя. Он поднялся, восхищаясь тем, что увидел.
— Это… я не… — Их взгляды встретились, и у него перехватило дыхание, когда он увидел в ее притягательных зеленых глазах страх, смешанный с желанием.
— Т-с-с, полегче, убийца. — Он медленно засунул язык в ее лощинку. На вкус она была сладкой и немного соленой. Медовой. Словно запретный плод.
У него вырвался глухой стон. Ее бедра подались вперед, и она прошептала что-то бессвязное, когда он глубже проник в нее языком.
— Это неправильно, — задыхаясь, произнесла она, но тут же выгнулась дугой навстречу его губам. — Пожалуйста…
«Пожалуйста, возьми меня».
Она не произнесла этого вслух, но он сбросил рубашку и швырнул ее, так что пуговицы стукнули о стену. У него не хватило терпения снять брюки, он спустил их и вошел в нее одним сильным движением. Тугая, шелковая и горячая плоть окружила его член. Ощущения были такие сильные, что у него задрожали руки.
Она прильнула к нему, обхватив ногами его талию, и двигалась в такт с ним с такой силой и желанием, которых он не ожидал от нее. В его жизни было много женщин, но Тайла… она перевернула его мир. Она двигалась так, как будто хотела доказать что-то, и вдруг он почувствовал, что оказался под ней, зажатый между стальными мышцами ее ног.
Он чувствовал, как бьется ее сердце, как сокращаются мышцы, обхватившие его член, и он уже готов был излить семя. Он стал ласкать ее клитор большим пальцем.
— Кончи, — взмолился Эйдолон, голос его охрип от возбуждения. Он словно приказывал ее телу достичь оргазма.
— Я хочу, Боже, как же я хочу этого… — Она ускорила темп, и уже скакала на нем, словно наездник на лошади. — Нет, у меня ничего не получается, — выдохнула Тайла. По ее щеке стекла одинокая слеза. Она стиснула зубы так, что сводило челюсти.
Эйдолон видел, как сильно она хотела получить удовольствие, как нужно ей было выпустить пар, расслабиться, вдохнуть полной грудью.
— Прошу тебя.
Он взял ее за бедра, заставив замереть.
— Ласкай себя, пока не кончишь.
Тайла просунула ладонь между ног и стала ласкать пальцем клитор. Она закрыла глаза, ее грудь стала равномерно вздыматься от частого дыхания. Тайла уперлась второй рукой в его плечо и задвигала бедрами, двигаясь на его члене. От одного вида Тайлы, которая одновременно трахала его и ублажала себя, Эйдолон чуть не кончил. Ему пришлось до крови прикусить губу, чтобы сдержаться.
— Нет, все равно не получается, дьявол! — обиженно воскликнула Тайла, тряхнув головой, отчего ее волосы разметались по лицу.
Она была для него загадкой. Прекрасной и беспощадной одновременно, опасной и такой ранимой.
— Я все равно доведу дело до конца, — поклялся он и скинул ее с себя так быстро, что она даже не успела удивиться. Он сжал член в руке и принялся мастурбировать. У демонов-семинусов была одна особенность: они не могли сами себя довести до оргазма, но могли приблизить этот момент. И сейчас Тайле достаточно было прикоснуться к нему, чтобы он залил ее своим семенем, которое было естественным и мощнейшим возбуждающим средством. Он посмотрел на нее и застонал. Боже, как же она хороша: упругие груди, натренированное тело с идеальными женственными формами, гладкая кожа, покрытая бисеринками пота. Он не хотел больше сдерживаться.
— Раздвинь ноги, ляг поближе и прикоснись к моему члену, — велел он.
Тайла молча повиновалась. И едва ее пальцы коснулись его крайней плоти, как из него извергся поток горячей семенной жидкости, заливая ее промежность.
— А теперь ласкай себя.
Тайла попыталась, но очень скоро со стоном разочарования убрала руку.
Это было невозможно. Ни одна особь женского пола, независимо от видовой принадлежности, не могла сопротивляться естественному афродизиаку, содержащемуся в сперме демона-семинуса. Но у Тайлы это получилось. Видимо, дело здесь в наследственном иммунитете, перешедшем ей от отца-демона. Но Эйдолон о таком еще не слышал.
Что-то здесь не так. Все здесь не так.
Никогда еще Тайла так не жалела себя. Она сжала бедра. Ее тело было бочкой, набитой порохом, к которой приладили фитиль и подожгли. Она должна была взорваться. Должна была, но не могла. Как будто это было изощренной пыткой — ласкать ее, доводя до умопомрачения, но не пересекать грань, за которой ее ждало блаженство.
— Прошу, не надо больше.
Она закрыла глаза ладонями, чувствуя себя униженной. Эйдолон взял чистое полотенце и вытер свое семя с ее кожи.
— Прости, Тайла… я… прости. — Он присел рядом с ней на корточки, и погладил по плечу. Такой нежности она еще ни разу в жизни не испытывала. — Я не понимаю, в чем тут дело, — пробормотал он. — Этого не должно было случиться.
Ничего из всего этого не должно было случиться, но у нее уже не хватило сил произнести это вслух.
Когда желание наконец утихло, она просто лежала, дрожа всем телом, не в силах пошевелиться.
Из всех ее встреч с мужчинами эта была, бесспорно, самой лучшей, несмотря на то что она так и не взлетела на вершину блаженства.
— Слушай, — сказала Тайла, садясь в постели. — Ты демон-семинус, так? Ты же вроде инкуб?
Эйдолон сжал челюсти и равнодушно посмотрел на нее.
— Да. Это довольно редкий вид.
Это многое объясняло. И особенно это объясняло ее тягу к нему. Инкубы использовали секс как оружие. Некоторые виды высасывали жизненную силу из своей жертвы во время страстных соитий. Некоторые порабощали душу, давая взамен блаженство. А некоторые использовали женское тело ради потомства. Ей стало не по себе.
— Что ты со мной сделал? Ты высосал мою жизненную силу? Богом клянусь, если ты меня обрюхатил…
— Не бойся, я не могу никого обрюхатить, пока не пройду полную фазу эсгенезиса. После этого меня должны бояться лишь другие демоны.
— Другие демоны-семинусы?
— Нет, в моем виде нет женских особей, — сказал он, бросив полотенце в корзину рядом с кроватью. Она выкинет его позже. Может быть, сожжет. — Мы должны осеменять другие виды. Потомки обычно мужского пола, обычно чистокровные демоны-семинусы, хотя иногда они могут унаследовать кое-какие черты своей матери.
Она стащила простыню, чтобы укрыться, потому что под его взглядом чувствовала себя подопытным кроликом. Кроме того, она дрожала словно осиновый лист.
— Например?
Он пожал плечами.
— Шейд, например, может стать практически невидимым. Рейт может развивать огромную скорость, еще ему нужно пить кровь, чтобы выжить. Я страдаю от повышенного чувства справедливости — именно того, чего не хватает моим братьям.
— А почему бы не оплодотворять людей? — Тайла не могла поверить, что задала такой вопрос, и хотя их связывало нечто большее, чем кружка пива, но если она будет больше знать, то сможет эффективнее убивать их.
— Потомками такого союза будут камбионы — полукровки, которые не могут иметь детей. Мы можем спариваться только с другими демонами, чтобы сохранять наш род от вымирания.
— И эти другие виды… не передумают давать вам потомство?
Под его внушительным весом, когда он вытянулся рядом с ней, жалобно скрипнула кровать. Он оказался так близко, что ей стало не по себе, как будто они были настоящими любовниками. Реальными любовниками, а не самой несовместимой парой, которую можно было придумать. Волк и кролик. Хищник и его жертва.
Она вздрогнула от собственных мыслей: они ведь оба хищники.
— Могут. Именно поэтому, когда завершается эсгенезис, мы можем трансформироваться в мужчину из любого другого мира.
— Значит, вы паразиты, которые обманывают женщин, чтобы они переспали с вами.
— В некоторой степени. Женщины не догадываются, с кем спят.
— А что происходит, когда на свет появляется малыш, который вовсе не похож на маму? — На сей раз ее вопрос никак не был связан с работой и происходил единственно из любопытства. Ей показалось интересным то, что демоны обманывают друг друга так же, как обманывают людей.
— Большая часть потомства от демона-семинуса погибает в считанные часы после рождения: малышей бросают, убивают или попросту съедают. — Она могла поклясться, что выражение его лица смягчилось от горечи момента, но он продолжил: — Меньше десяти процентов доживают до периода полового созревания.
Она вздрогнула.
— Жестоко. Поэтому так много твоих братьев погибло?
— Большая часть.
— А как насчет того, о котором ты рассказывал, который дожил до эсгенезиса? Что произошло с ним?
— Ему не выпал шанс погибнуть от чего-то обыденного, как, например, разъяренного самца другого вида, горящего желанием отомстить за свою соблазненную чужаком женщину. Роуга убил эгис.
Черт. Она должна была это предвидеть.
— Ой… я…
— Не надо, — мягко произнес он. — Не извиняйся, это ведь не ты сделала.
Она не была уверена, стоило ли принести свои соболезнования, но теперь была рада, что все-таки не стоило. Если бы он сказал, что ему жаль, когда она рассказывала ему о своей матери, она бы точно разозлилась. Да, смена темы разговора в данной ситуации — отличная идея.
— Твой брат сказал, что вы росли не вместе… так откуда ты знаешь, сколько именно у тебя братьев?
— Мы чувствуем друг друга. Знаем о каждом рождении, мы соединены невидимыми узами на протяжении всей жизни, и чувствуем, когда кто-нибудь умирает. — Он отвел взгляд. — И каждая смерть оставляет после себя пустоту.
Первое время. Ей было знакомо это чувство. После смерти матери в ее душе словно зияла огромная пропасть, а после смерти Джанет эта пропасть стала бездонной. Тай знала детей, которых постоянно избивали приемные родители, знала детей, которые просто жили на улице, ночуя в подвалах и брошенных домах, она видела, как Хранителей разрывают на части демоны, но никогда не позволяла себе грустить. Однако с Джанет все было по-другому. Все дело было в чувстве вины, которое испытывала Тайла. Ведь Джанет погибла из-за нее, и этого она не могла себе простить.
— Ты когда-нибудь видел своего отца? Настоящего отца?
— Его убили, когда мне было два года, сразу после рождения Рейта. — Она не хотела спрашивать, опасаясь, что и здесь будут замешаны эгисы, но он, угадав ее мысли, произнес. — Вампиры. Месть за то, что он сделал с матерью Рейта.
В этот раз ей не хотелось ничего уточнять, но процесс подсчета в ее мозгу уже был запущен… Эйдолон сказал, что у него более сорока братьев. Двадцать из них были старше его… его отец умер, когда Эйдолону было два года. Значит, около двадцати братьев появились в промежутке от его рождения до его двухлетия.
— Твои сородичи, похоже, очень плодовиты.
Он закинул руку за голову и уставился в потолок.
— Точно. Именно поэтому, когда эсгенезис завершается, до того как свяжем себя узами с единственной женщиной, мы должны оплодотворить как можно больше женщин. — Тембр его голоса стал более низким, и что-то подсказывало ей, что это его не обрадовало. — Мы можем думать только об этом. Но несмотря на все наши усилия, наш вид находится на грани вымирания.
— Да. Это плохо.
Он прищурился и так пристально посмотрел на Тайлу, что у нее перехватило дыхание.
— Поосторожнее, маленькая убийца. Мойры могут так потешиться над твоей судьбой, что ты даже представить себе не можешь.
Он сел, свесив ноги с кровати, и начал застегивать брюки. На его спине и плечах играли мышцы, и она любовалась ими, даже когда залезла под подушку и вытащила оттуда металлическую трубу — у нее был склад всевозможного оружия, но больше всего ей нравилось держать в руках тяжелый кусок этого металла.
Он был красив, чертовски красив. Поэтому сделать то, что она хотела, ей было намного труднее.
Она ударила его по голове. Труба загудела, и он рухнул на пол.
— Похоже, мойры решили повеселиться и над твоей судьбой, Хеллбой. — Она опустилась на пол. Ей даже стало его жаль, но она тут же подавила в себе это неуместное чувство и вычеркнула воспоминание о нем, как и о странном предоргазменном ощущении. — И судя по всему, они еще только начали.