— Я совсем не это имела в виду!
— Именно это, мама. Это так на тебя похоже — самый что ни на есть невинный поступок превратить в нечто столь возвышенное, что сразу чувствуешь себя калекой. — Поппи резко развернула коляску и впилась взглядом в лицо матери. — Никому это не удается лучше тебя, мама. Только рядом с тобой я снова ощущаю себя неполноценной. Зачем ты это делаешь? Почему ты просто не можешь принять меня такой, какая я есть? Почему не можешь обращаться со мной, как с нормальным человеком?
Резко толкнувшись, она покатилась по коридору в сторону своей спальни. Но, оказавшись в этом крыле дома, Поппи внезапно передумала, свернула в сторону «спортзала» — комнаты, где стояли ее тренажеры, въехала туда и плотно прихлопнула за собой дверь. Какое-то время она сидела молча, сжимая и разжимая кулаки. Потом за дверью послышался какой-то звук, заставивший Поппи очнуться.
Если это Мэйда, то она простояла там довольно долго. Злая и обиженная на дочь, она тем не менее наверняка уже сообразила, что зашла слишком далеко.
Но это была не Мэйда. Из-под двери послышалось вопросительное мяуканье.
Поппи слегка приоткрыла дверь — и Виктория проскользнула внутрь. Одного ее присутствия оказалось достаточно, чтобы в душу Поппи снизошел покой. Она наблюдала, как кошка обследует комнату. Сначала Виктория зигзагами прошлась от стены до стены, потом принялась бродить между тренажерами, осторожно шевеля усами и обнюхивая их, перед одним встала на задние лапы и потыкалась в него носом, на другой даже вспрыгнула, потопталась немного на сиденье и соскочила на пол. Добравшись до брусьев, она вскочила на узкую жердь и прошлась по ней из конца в конец. Покончив с обходом, Виктория села и повернула голову к Поппи.
— А ты умница, — ласково прошептала та, чувствуя, что буря, бушевавшая в ее душе, улеглась. Подъехав к кошке, Поппи подперла кулачком голову и задумчиво посмотрела в незрячие глаза. — Знаешь, брусья теперь твои. Можешь бегать по ним, можешь просто сидеть, если тебе так больше нравится. А все остальные тренажеры — мои. Ну что, все по-честному?
Глава 11
Уехав от Поппи, Гриффин заскочил к Чарли за сэндвичами, которые съел в компании Билли Фарруэя в его избушке на курьих ножках. Потом не спеша отправился к себе. Небо было усыпано звездами, в свете полной луны свежевыпавший снег блестел и переливался, слегка поскрипывая под ногами. Ночь казалась сказочной. Подняв воротник, Гриффин сунул руки в карманы и немного постоял в тишине, любуясь этим зрелищем. Огоньки пролетавшего над головой самолета искорками прочертили небо над головой, светлячком вспыхнула падающая звездочка и тут же погасла. Где-то на дальнем конце озера глухо заурчал грузовик, и вокруг снова воцарилась звенящая тишина.
А вот и крики гагар! Билли и впрямь обожает свой манок. За исключением этих звуков озеро, казалось, спало мертвым сном.
И тут он заметил лису. Во всяком случае, Гриффин решил, что это, должно быть, лиса — щуплое, тощенькое тельце, позади которого мотался неправдоподобно пушистый хвост. Опустив голову к земле, словно собака, идущая по следу, она просеменила к дальнему берегу озера, юркнула в кусты и исчезла из виду.
Почувствовав, что начинает замерзать, Гриффин вошел в дом. Первым делом он развел огонь в камине, потом, бросив взгляд на часы, сварил кофе и снова глянул на часы. Потом открыл дверь, выглянул наружу и вновь уставился на часы.
Решив, что уже достаточно поздно, Гриффин натянул на себя все, что было теплого, вышел из дома и направился к берегу, стараясь держаться своих же собственных следов. Он забрался в грузовик, пару минут прогрел двигатель и двинулся в путь. А потом, съехав на обочину, позвонил Поппи.
— Привет, — поздоровался он, и сердце его радостно подпрыгнуло, когда в трубке отозвался знакомый голос. — Я тебя не разбудил? — Голос у нее был странный — не то что бы сонный, скорее задумчивый.
— Нет, я еще не спала. — В трубке послышался вздох. — Мысли не дают. Эй, а ведь ты говорил, что находишься вне зоны действия телефона!
— А я сейчас не на острове. Сижу в грузовике на том месте, где он начинает работать.
— А который час? — спросила Поппи. Потом, видимо, посмотрела на часы, потому что сама же и ответила. — Почти одиннадцать. На озере, должно быть, холод собачий.
— Да нет, все не так уж ужасно. Ветра, по крайней мере, нет. Я не хотел звонить раньше — решил, что дождусь, когда твоя матушка вернется домой. Как все прошло?
— Как прошло что? — чуть более резко, чем обычно, переспросила Поппи.
— Обед с мамой.
В трубке повисло молчание. Потом голос Поппи смягчился.
— Все в порядке. Спасибо, что спросил.
Почувствовав под ногами твердую почву, Гриффин облегченно вздохнул.
— Со мной она была чрезвычайно мила. Но почему-то у меня такое чувство, что вы с ней не всегда ладите. Впрочем, когда речь идет о матери и дочери, это обычное дело. Женщины не терпят соперничества.
— Наверное, — безразлично отозвалась Поппи, и Гриффин догадался, что она думает о чем-то своем. — Гриффин, мне надо спросить тебя об одной вещи…
Его сердце забилось чаще. Мысленно он уже приготовился к тому, что сейчас она спросит о чем-то очень личном… Например, есть ли у него кто-то в Принстоне…
— Я слушаю. Можешь спрашивать, что угодно.
— Ты специально притащил мне эту кошку?
Что ж, действительно очень личный вопрос, хотя и не тот, которого он ждал. Может, кошка оказалась больной и Поппи прикидывает, как бы поделикатнее вернуть ее ему, подумал Гриффин.
— С ней что-то не так?
— Да нет, она сейчас спит на диване рядом со мной. Шарлотта оказалась права. Кошка и впрямь из разряда «карманно-диванных». Скажи, ты привез ее мне, потому что она слепая?
— Тебе не нужна кошка?
— Да нет же! Мне тут пришло в голову… Наверное, ты решил, что мы с ней составим неплохую парочку. Она калека, и я калека. Это правда?
— Нет, — удивленно отозвался Гриффин. Он действительно ни о чем таком не думал. — Вообще-то, если помнишь, я брал ее для себя. Она показалась мне такой трогательной.
— Потому что она слепая?
— Нет. Потому что она заслуживает лучшего. Ей нужен хороший дом.
— Потому, что она слепая? — настойчиво повторила Поппи.
— Ну… да. Может быть.
— Примерно то же ты, наверное, чувствуешь и в отношении меня?
До Гриффина наконец дошло. Он что-то невнятно булькнул, изо всех сил стараясь не расхохотаться.
— По-моему, хороший дом у тебя есть!
— Дом — это еще не все. В доме тоже может быть одиноко. А у тебя доброе сердце, Гриффин. И это доброе сердце заставило тебя взять слепую кошку, чтобы подыскать ей хороший дом. И то же самое доброе сердце, вполне возможно, заставило тебя приехать ко мне. Так вот, я хочу, чтобы ты понял: в этом смысле у меня
— Так в чем же дело?
— Надоело! — фыркнул он. — Ни одна из них и мизинчика твоего не стоит! Ты ведь у нас колючая, словно кактус, в отличие от всех этих куколок. — Гриффин задумался над тем, что сказал, и неожиданно успокоился. — Но колючки — это даже забавно, честное слово. С тобой не скучно. Ты интригуешь меня, ставишь меня в тупик. Это классно.
— Вот оно что! Захотелось чего-то новенького? После пресного потянуло на остренькое? Стало интересно, как оно — с калекой?
— А ну прекрати молоть чушь! — взорвался Гриффин. — Если ты до такой степени не веришь мне, что ж, значит, у нас с тобой нет будущего. Ты волнуешь меня не потому, что ты инвалид, а потому, что ты
* * *
Кэсси засиделась за работой за полночь, хотя, если честно, похвастаться ей было особо нечем. Тем не менее она до такой степени погрузилась в свои мысли, что, когда рука Марка легла ей на плечо, Кэсси от неожиданности подпрыгнула, словно в нее воткнули раскаленную булавку.
— Пошли спать, — ласково сказал он.
— Немного погодя, — улыбнулась она.
— Ты говорила то же самое и час назад. — Не дождавшись ответа, Марк убрал руку и выпрямился. — По-моему, все только хуже…
Это верно — все действительно становилось хуже с каждым днем. И в этом была виновата только она, Кэсси. Еще на сеансах психотерапии для семейных пар, куда они ходили вместе, им посоветовали обязательно ложиться вместе, хотя бы несколько раз в неделю. И не важно, что они будут делать в постели — разговаривать, заниматься любовью или просто лежать рядом. Кэсси со стыдом была вынуждена признать, что уже забыла, когда это было в последний раз.
Она запустила руку в волосы. Белокурые кудряшки мигом встали дыбом, словно символизируя разлад, царивший в ее мыслях.
— Прости… Мне просто нужно подумать.
Марк через плечо жены заглянул в разложенные перед ней на столе документы.
— Это из комитета?
— Не все. Надо что-то делать. Я имею в виду, с озером. В конце концов, мы ведь пьем эту воду. Нужно составить предполагаемую смету расходов.
— Мне казалось, ты покончила со всем этим еще в пятницу.
— Так оно и есть. Три офицера полиции, дежурство в три смены по восемь часов каждая плюс катер береговой охраны плюс оборудование для взятия проб воды — все вместе не так уж дорого. Эти расходы можно будет покрыть за счет минимального повышения налогов на недвижимость. Весьма скромная плата за то, чтобы жить спокойно.
— А что, кто-нибудь против?
— Да все те же. Альф Баззел и его шайка «старожилов» вопят о том, что мы, мол, выдумали какую-то мифическую угрозу, а на самом деле озеру ничего не грозит. Натаниель Роу и кучка таких же тупоголовых упрямцев заявили, что скорее умрут, чем допустят присутствие полиции. А Вилли Джейк и его сторонники твердят, что если мы действительно не хотим, чтобы в озеро попала какая-нибудь смертельная зараза, то нужно не трое, а по меньшей мере девять человек охраны, по три человека в смену. Но при этом — никакого увеличения налогов!
— А каково в целом общественное мнение?
— Похоже, оно на нашей стороне. Но ведь на всех не угодишь, верно?
— Подыщи хорошего пиарщика. Люди должны знать, что им грозит.