- Гайс! - я стиснул его руку. – Это бред! Нужно обратится в полицию! Людьми нельзя торговать!
- Львенок… У главы полиции есть свой гарем. И он вполне может быть твоим следующим хозяином. – Гайс перекинул косу на спину и встал. – Я не знаю, где ты жил до этого, но тут жизнь устроена так. Послушай меня, хаби би, прошу тебя!
- Лучше пусть меня убьют !- в сердцах воскликнул я.
-Наивный. - Гайс ласково улыбнулся. - Убьют! Скажешь тоже. Это не выгодно. Но наказать могут. Они это умеют в совершенстве.
- Ну и пусть! – не сдавался я. - Пусть изуродуют меня, может тогда я стану не нужен.
- Не будут они тебя уродовать. - устало вздохнул Гайс. – Посмотри на меня, ты видишь хоть один изъян? – встав, он скинул с себя легкие шаровары, представ передо мной в своей прекрасной наготе. Я невольно залюбовался его совершенной красотой. - И, тем не менее, я знаю про тонкости этого «обучения».
- Что с тобой делали? – страх, любопытство, горечь и сочувствие всколыхнуло во мне признание Гайса.
- Очень не много. Например, привязывали к кровати, распиная на ней так, что даже пальцем пошевелить нельзя, но под спину подкладывали маленький шарик. И через несколько часов все твое тело начинает невыносимо болеть, а этот шарик был эпицентром боли. Ты можешь только кричать. Или усаживали на головку члена маленького жучка накрыв его скорлупой от ореха и маленький паразит перебирая своими лапками щекочет тебя. Через час твое тело становится чутким, как оголенный нерв, и тебе больно даже от легкого порыва ветра и все остальное тебе кажется сущей ерундой. Через два часа ты понимаешь, что такое ад. А потом начинаешь сходить с ума от постоянной боли. Потом после такой «учебы», ты долго будешь вздрагивать даже от малейшего прикосновения.
Я закрыл глаза, в душе жгло от бушевавшей там ненависти, а под глазами пекло от невыплаканных слез.
- Джарван, тебе нужно вспомнить кто ты. И это случится только тогда, когда ты станешь здоровым и сильным.
- Да. - на большее меня просто не хватило.
***
Меня не оставляли в покое. Почти ежечасно смазывали мою кожу и полученные раны. Втирали в кожу неимоверное количество мази и настоев, меняли системы, ставили уколы. Наконец, когда раны покрылись тонкой кожицей, мне разрешили покидать палату. Рано утром, когда диск солнца только показывался над горизонтом, и поздно вечером, когда он утопал в бескрайнем море, мне разрешали выходить на свежий воздух. И я с тоской провожал кроваво -красный диск солнца взглядом. Как мне хотелось сбежать отсюда. Но это было невозможным. Всюду находилась охрана, и за нами следили равнодушные зрачки камер. Дни тянулись как патока, и я, не выдержав однообразия, попросил принести мне книги. Открыл для себя то, что читаю я с трудом и не понимаю многого. Гайс разъяснял и поправлял меня все больше убеждаясь в том, что я вырос и жил не здесь. Мы перебирали страны и города в надежде, что знакомое название всколыхнет мою память. Но все оказалось напрасным. Но наше пребывание тут длилось не долго, вскоре нас опять перевезли. И я решил, что перевезли нас в глубь страны, потому что я перестал слышать шум моря и, как ни старался, не увидел больше его опасной, но такой притягательной синевы.
Новое место было гораздо шикарнее предыдущего. Окна нашей комнаты, забранные ажурной решеткой, выходили во внутренний дворик. А там, маня своей прозрачной водой, журчали фонтаны и был небольшой бассейн. Я, сидя у окна, наблюдал сквозь отверстия в ажурной решетке, как во дворе купаются другие юноши. Там были совсем юные, почти дети, были наши ровесники и юноши постарше. Но все они были чем - то незримо похожи друг на друга. Не смотря на разные расы, разный цвет волос и разное телосложение. Гайс присел рядом.
- Это другие наложники?
- Да, ты же видишь, как они прекрасны. Нас купил очень богатый человек. И у него тут целая сокровищница. Мало кто может позволить себе содержать сразу столько наложников.
- Они выглядят счастливыми.
-Почему нет, Львенок? Их холят и лелеют, а потом, если повезет, они станут украшением какого-нибудь гарема.
-А если не повезет?
-Зачем проживать свои несчастья заранее? Если они уготованы тебе, то придут в свой срок. Горе в пути не задерживается.
-А ты никогда не мечтал о другой жизни?
-Мечтаю. Я каждый вечер придумываю себе жизнь.
-Какую?
-Сейчас моя любимая мечта о том, что я встречу любимого человека, открою собственный ресторан и буду жить так как хочу. А чего хочешь ты, Львенок?
-Я не знаю… Сейчас я знаю чего я не хочу…
Наш диалог прервал звук открывающейся двери. На пороге стоял высокий темнокожий атлет. Его руки и ноги были скованы. Втаскивали его в комнату трое охранников, а парень бился и выгибался в их руках, но разряд электрошока быстро свалил его на пол. Приковав его к стене, они отошли к двери. И в комнату вошел Джамиль. Вытащив стул на середину комнаты он, оседлав его, раскурил сигару.
- У меня тут возникла идея. - оглядел он нас прищурившись. – Музыку! Гайс, танцуй.
В комнате зазвучали нежные переливы восточной музыки, и Гайс, легкой тенью скользнув в центр комнаты замер, прислушиваясь. Через секунду его руки взмыли вверх и замерли, а бедра начали медлено и завораживающе покачиваться, повинуясь музыке он ускорял движения, пока его бедра не задрожали в мелкой тряске. Я смотрел на него во все глаза, и мое сердце суматошно билось в одном ритме с его тряской. Бешеный бой барабанов сменился тягучим переливом, и его руки, словно живые змеи, извиваясь, плели узоры, вводя меня в гипнотический транс. Прекрасное тело, будто лишенное костей, соблазнительно изгибалось. Казалось, он совсем не касается ковра с такой легкостью и грацией скользил он по комнате, то стелясь по полу, то изгибаясь виноградной лозой. Он был одновременно стыдливо застенчивым и искушенным, и это невероятное сочетание опьяняло мой разум.
Джамиль, неразлучный со своим стеком, подошел к стене, где был прикован чернокожий парень. Тот тоже не мог глаз оторвать от Гайса. Джамиль опустил стек к паху парня и погладил, тот дернулся, стремясь свести ноги, укрыться от этой бесстыжей ласки, но цепи не позволили ему это сделать. И он, стыдясь своего неприкрытого желания, старался оторвать взгляд от Гайса. Но музыка, набирая обороты, становилась ритмичнее, и к бою барабанов присоединился бубен, и движения Гайса стали отточенее, наполнились страстью, подчиняясь новому ритму, и взгляд парня снова возвращался к нему. Моя кровь пульсировала в одном ритме с барабанами, в паху стало тесно от этой картины. Извивающийся Гайс и парень возбужденный танцем и лаской Джамиля. Он уже, постанывая, сам поддавался навстречу его стеку. Я спрятал пылающее лицо в ладонях. Мне было нестерпимо стыдно. Но услышав глухой глубокий рык парня я понял, что Джамиль добился своего не только от парня, но и от меня. Музыка замолчала и Гайс отпустился рядом. А я боялся поднять на него взгляд.
- Каждый из вас стоит не мало. - голос Джамиля был довольным. - Гайс - нежный, прекрасный и гибкий, искушенный в любви, разжигает страсть подобную сладкой патоке. Ты. - стек Джамиля указал на меня .– хрупкий на вид, но есть в тебе что-то опасное и дерзкое, я научу тебя быть острым и притягательным, как лучший клинок, так что бы любая рука тянулась к тебе в желании обладать. И ты. - стек вернулся вновь на пах чернокожего парня. – Наполненный жгучей страстью, словно дорогие специи, будешь горячить кровь, заставляя на всю жизнь запомнить привкус своей любви. Вы трое вместе увеличите свою стоимость трижды.
Джамиль встал, не дождавшись от нас никакого ответа, и покинул комнату. В дверях он обернулся:
-Хватит отдыхать, завтра начнем работать.
После его ухода в комнате повисла гробовая тишина. Гайс подошел к прикованному у стены парню. Он склонился над ним пытаясь вытереть следы недавней страсти с его тела.
- Как тебя зовут?
- Убери свои руки прочь от меня, гаремная шлюха!
Моя кровь вскипела! Я, подлетев к парню, схватил его за подбородок и прошипел в лицо:
- Не смей! Не смей оскорблять Гайса, похотливое животное!
Парень бешено дернулся ко мне на встречу, но Гайс подхватив меня оттащил от него.
- Не надо, Львенок. Он - химба. И не причинит мне зла.
- Кто?
- Это африканское племя, живущее в Намибии, дети природы. Они не причиняют зла, поклоняются природе и огню и носят в себе их тайны. Они прекрасны поэтому их часто похищают.
И, вернувшись к парню, он, опустившись перед ним на колени, продолжил обтирать его тело. Парень же, растратив весь свой боевой пыл, откинувшись на стену спиной, застыл подобно изваянию, храня на своем лице маску безразличия, игнорировал нас. Он отказывался от еды и воды, не слушая уговоров Гайса, каждый раз отчаянно сопротивляясь охране, когда те кормили и поили его насильно. И только перед лаской стека Джамиля и кружащимся перед ним в танце Гайсом он был беззащитен. Я же перестал сопротивляться, слушая Гайса, решая выждать время. Поэтому все больше времени я стал проводить в хореографическом зале. Под вечер мое тело ныло от непривычной нагрузки и Гайс тщательно, растирая его ароматными маслами, приговаривал:
- Слушай музыку, Львенок, пусти свое сердце в одном ритме с ее ритмом, позволь ей обвить свой внутренний стержень своими побегами. И тогда вы станете единым целым, и твое тело перестанет болеть, а душа расцветет благодарным цветком.
Я слушал его, искренне стараясь понять то, о чем он говорит, и моя техника становилась лучше, движения точнее, но он по-прежнему растирал мое тело, а мой преподаватель все так же хмурился и называл меня глухим. Джамиль приходил на мои уроки, хмуро смотрел на лишенные огня тщательно отработанные движения и уходил. Пока однажды на одном занятии он не прервал меня взмахом руки и отошел к окну, скрестив руки застыл там в задумчивости. А на столике лежал нож, которым он чистил яблоко. Я, завороженный красотой стали, повинуясь внутреннему зову, взял его в руку. Приятная тяжесть ножа вселяла в меня необыкновенное чувство наполненности и цельности. Я любовался вырезанной из кости ручкой и гладким хищным блеском метала.
- Джарван. - оторвал меня голос от созерцания. - Тебе нравится этот нож?
- Нравится. - кончиками пальцев я ласкал сталь, получая почти физическое удовольствие.
- Львенку нужны его когти. Пошли со мной.
И мы, минуя анфиладу комнат, пришли в оружейный зал. Я замер, пораженный в самое сердце. Все стены были украшены всевозможным оружием, чья сталь блестела и манила прикоснуться, взять в руки и ощутить вес оружия в своей руке. Сталь завораживала меня и каждый клинок был не похож на другой, но каждый по-своему прекрасен.
- Смотри, Львенок, тебе нравится? - внимательно смотрел на меня Джамиль.
- Нравится, разреши мне их посмотреть?!
- Ты можешь выбрать то, что тебе понравится больше всего.
Я с недоверием посмотрел на Джамиля, но думать и рассуждать было некогда. Боясь, что он отменит эту милость, я принялся бродить по залу, всматриваясь и наслаждаясь красотой клинков. Взгляд метался от одного к другому пока не упал на парные трезубцы. Они, обратив вверх свои тонкие узкие клинки, стояли на подставке. На них не было затейливой насечки и украшений из драгоценных камней, но оторвать взгляда от них я уже не мог. Мои когти…
-Вот эти. – с почти благоговейным трепетом я приблизился к трезубцам.
-Интересный выбор, Джарван, это сай - японский трезубец… Сложно будет найти мастера Кобудо, но интересно. Бери.
-Правда? – я с трепетом снял трезубцы с подставки, и они приятной тяжестью легли в руку.
- Бери. Посмотрим, что из этого выйдет.
========== 6 ==========
Шамиль вышел на небольшую сцену и застыл на ней, давая возможность рассмотреть свое прекрасное тело. Он, словно статуэтка из гагата, черный и блестящий, рука так и тянется обрисовать контур безупречных мышц. Его глаза надменно взирают на зрителей, губы изогнуты в презрительной усмешке, он похож на языческого бога, случайно попавшего в это место. В руках у него красочные огненные пои.
В зале гаснет свет и Шамиль поджигает пои. Они начинают слегка раскручиваться под неторопливый ритм музыки, гипнотизируя зрителей, то освещая, то погружая во тьму безупречное тело Шамиля. Он ускоряется, и пои начинают вращаться, быстрее выписывая огненные круги и спирали, а музыка все набирает обороты, и вот уже в завесе огненного дождя, на какую-то долю секунды, рождаются огненные птицы, прекрасные драконы и тут же умирают в столбе пламени.
Я смотрю, затаив дыхание, сколько бы раз я не видел это, мне каждый раз подобное кажется чудом. Огонь в руках Шамиля живой. Он порождает по прихоти своего хозяина причудливые образы.
Но вот по сцене кругом пробежала огненная змея и превратилась в стену огня за спиной Шамиля. Он застывает окруженный лижущим его огнем. В зале потрясенная тишина, и он, шагая назад, скрывается за стеной огня.
Музыка мгновенно обрывается и пламя гаснет, погружая зал в тьму. Но ненадолго.
Тишину разрывает страстный бой барабанов, и луч софита падает на меня. Я уже, сменив Шамиля, стою в центре сцены и кажусь случайно оброненной искрой его огня. Мои рыжие волосы, рассыпаные по плечам, подчеркивают белизну кожи. Золото, щедро украшающее мою шею и запястья, должно подчеркнуть хрупкость тела. Только белая ткань скрепленная золотыми дисками чудом держится на бедрах. А в моих руках пара кинжалов сай. Я - сам сай. Тонкое гибкое опасное лезвие. И под бой барабанов я танцую, сай, мелькая опасным, завораживающим блеском, словно, охраняют бесстыдно извивающееся тело, вызывая желание получить его пусть даже ценой жизни. А музыка словно раскаляет воздух, задает уже бешенный ритм, и я, подчиняясь ему пульсирую в страстном, горячем ритме, но сай охраняют мою чистоту, мелькая в руках с бешенной скоростью, взлетая под потолок и застывают в моих руках вновь, острием подчеркивая то изгиб бедра, то безупречную хрупкую линию шеи. И вот они, чиркнув по бокам и разрезав тонкую материю, скрывающую мою наготу, подкидывают ее в верх, и зал вновь погружен во тьму.
И только нежнейшая белоснежная ткань грациозно опускается на сцену. Сердца зрителей еще живут в горячечном ритме моего танца, а по залу уже льется нежнейший перелив флейты, сплетаясь в изящные узоры, оплетая страсть горящую в телах присутствующих, делая эту страсть тягучей. И ткань, опустившаяся на сцену вдруг снова подлетает в воздух, подкинутая умелой рукой Гайса. И он, окутанный белоснежным шелком своих волос, скользит по сцене мягкими дразнящими движениями. Он сам, словно тончайший шелк, скользит по воздуху, и кажется, будто сама природа вложила в него всю сладость любви и негу. И хочется прервать его томный танец и вкусить этот божественный вкус. Но под утихающие звуки музыки движения Гайса тоже замирают, и зал погружается в тьму, финальной точкой поставленной в нашем общем танце, в котором один рождается из другого, в котором есть все оттенки любви и страсти.
Тишина.
Тишина, наполненная судорожными вздохами.
Тишина, наполненная кипящей страстью так плотно, что кажется воздух пронизывает разряды невидимых молний.
***
Уже полгода Джамиль собирает в своем небольшом уединенном дворце самых обеспеченных людей и показывает свое сокровище. Но ни один из них не решился пока купить тройную усладу. Баснословная цена так высока, что услада остается во дворце. Но Шамиль доволен. Весть о его чуде привлекает все больше и больше людей. Попасть к нему сложно, но желающих много, и другой товар уходит просто с поразительной быстротой. Он едва успевает найти и обучить новых наложников. И только со своей тройкой он не спешит расстаться.
Вот и сейчас он сидит, окруженный богатейшими людьми страны. Чего только не вкусили эти люди. Казалось, самый цимус жизни лежит у их ног с рождения, и ничто не может удивить их. Но они до сих пор с жадностью взирают на сцену в надежде увидеть прекрасного Шамиля, опасного Джарвана и сладкого Гайса. Но Джамиль их сегодня больше не покажет. Пока кто-нибудь не даст ту цену, которую он назвал.