========== Глава 1 ==========
— Давненько я так культурно не отдыхал, — Мэттью Паркер ухмыльнулся и покосился на мать — очень быстро, чтобы видеть дорогу. — Вытаскивай меня в театры почаще, а то я окончательно погрязну в бездне потребительства и разврата.
— Да как скажешь, — Маргарет сунула руку в сумку, вытащила зажигалку, потом наушники, потом тушь, чертыхнулась, взяла мэттов телефон из его нагрудного кармана и посветила им в набитую разными женскими штучками шёлковую утробу. — Ах, вот оно!
— Что ты там ищешь? — мужчина забрал телефон и сунул обратно в карман, где ему и было место.
— Зеркальце. У меня помада не размазалась?
Мэтт опять покосился на неё.
— Нет.
Они замолчали. Дождь креп, и Мэтт включил дворники, подтянулся из расслабленной позы и сосредоточился на дороге. Было уже темно, хоть стояло уже начало мая, и приходилось быть очень внимательным, чтобы не уехать в кювет, да и вообще ни во что не влипнуть. Маргарет потыкала кнопочку радиоканалов, нашла что-то более-менее стоящее и откинулась на сидение, глядя в окно — на трассе Мэтту лучше было не мешать, а она всё равно планировала переночевать у него, так что времени для общения было достаточно и так.
Играло радио, дождь монотонно барабанил по крыше джипа, всё усиливаясь, видимость ухудшалась, но Маргарет, рассеянно смотревшая в окно, уловила далеко впереди у обочины смутное движение. Сутулая невысокая фигура брела по дороге прочь от города, едва шевеля ногами.
— Смотри-ка, что это там? — Маргарет потрогала сына за плечо и тот, присмотревшись, резюмировал:
— Бродяжка.
Маргарет беспокойно вглядывалась в фигуру, медленно, но упорно шагавшую по краю дороги, пытаясь рассмотреть получше. Машина ехала довольно быстро, и вскоре фигура стала видна отчётливо. Секунда — и они промчались мимо, но Маргарет успела увидеть промокшую до нитки одежду и лицо, выхваченное из мрака светом фар.
— Совсем мальчишка! — удивилась она.
Мэтт, почуяв в голосе матери скрытый намёк, вскинулся.
— Так, мама, я понял, к чему ты клонишь. Даже не думай, мы его не возьмём. Я не содержу ночлежку, а он мокрый и наверняка грязный.
— Но он же совсем ребёнок, ему семнадцать от силы! Что тебе — жалко?
— Жалко, — Мэтт почувствовал, как всё его умиротворение после уютного вечера рушится, а на замену ему приходит обычная раздражительность. — Он мне на хуй не упал, и я не подписывался тащить домой всех бездомных котят, щенков и малолетних ублюдков, которые тебе приглянутся. Тем более, не в такой ливень.
— Во-первых, не хами мне, а во-вторых — прояви хоть чуточку милосердия.
— Нахуй милосердие.
— Останови машину, я выйду, — Маргарет была настроена воинственно, и Мэтт на всякий случай отъехал к обочине и остановился, но автоблокировку дверей не отключил — его мать вполне могла выйти из машины в такой дождь, как и обещала.
— Да? И куда ты пойдёшь в этот грёбаный потоп? Пешком ко мне домой?
— Вызову такси и отвезу беднягу к себе, — она немного помолчала, думая, какие подобрать слова, чтобы коснуться той части мэттовой души, которая не была надёжно закрыта бронёй язвительности, нахальства и безразличия ко всему и вся. — Знаешь, Мотя, я ведь тебе всё прощаю. И никогда ничего у тебя не прошу. Хоть один раз в жизни сделай доброе дело. Может, он не бездомный, а просто потерялся, кто знает?
— Не зови меня Мотей, — вскинулся Мэтт, но Маргарет увидела, что русский вариант имени сработал — так она звала его маленького, и скрытые глубоко внутри ассоциации не могли не дать результата. — Ладно, чёрт с ним: пусть поест, переночует и проваливает на все четыре стороны.
Они отъехали уже довольно далеко от того места, где им встретился бродяжка, и Мэтт вынужден был повернуть назад, внимательно высматривая сквозь пелену дождя сутулую фигуру на обочине. Мальчишка прикрыл лицо от яркого света фар и растерянно остановился, когда стекло у водительского сидения отъехало вниз и лощёный зеленоглазый мужик в деловом костюме поманил его пальцем к себе. Доверия водитель не вызывал уж точно, и паренёк не был уверен, стоит ли приближаться, да и вообще вступать в разговор, но всё-таки несмело шагнул навстречу.
— Шагай резче, дождь в салон попадает. Слушай внимательно: открывай заднюю дверь, садись и помалкивай. Я отвезу тебя к себе домой, накормлю, сходишь в душ, перекантуешься одну ночь, а потом я тебя отвезу, куда там тебе надо. Если тебе вообще куда-то надо. Уяснил? — Мэтт всем своим видом выражал недовольство, вызванное разговором, и это как-то не прибавляло уверенности в его добрых намерениях, о которых он сообщил так грубо и резко.
— А зачем? — подал голос мальчик, недоверчиво глядя на неприветливого мужчину и на всякий случай делая шаг назад.
— Как зачем? — удивился Мэтт, вскинув брови. — Ты что, есть не хочешь?
— А что я за это буду должен?
Мэтт расхохотался, запрокинув голову, и мальчик почувствовал себя неловко — он не понимал, чем вызван приступ весёлости, ведь он проявил обычную и вполне резонную для подростка осторожность. Верить в человеческий альтруизм было сложно.
— Ишь ты, какой подозрительный. Ничего не должен, считай, что тебе повезло.
Мальчик всё ещё настороженно стоял вдалеке, не решаясь подойти и готовясь убегать в любую секунду, когда из-за мужчины показалась седовласая голова пожилой женщины. Старушка улыбалась очень по-доброму, и если её грубый спутник не вызывал никакой симпатии, то она почему-то расположила к себе с первого взгляда. Половина сомнений рассеялась при одном только взгляде на неё.
— Да ты не бойся, детка, — сказала она, улыбаясь. — Мы тебя не обидим. Тебе ведь некуда идти, да?
Мальчишка кивнул и слабо улыбнулся. Злобный красавец за рулём мог оказаться кем угодно, и будь он один, паренёк не сел бы к нему в машину ни за что на свете, но вот женщина — добрая, с ласковым голосом — придала бедняге уверенности, что ему и впрямь просто хотят помочь. Поэтому он обошёл джип сзади, чтобы сесть поближе к старушке, открыл дверь и неловко устроился, сжав коленки и притиснув локти к бокам, ёжась под тяжёлым неприязненным взглядом мужчины, который наблюдал за ним в зеркало заднего вида.
— Я же, блядь, говорил, что он мне всё сидение засрёт, — заметил Мэтт, с мрачным удовольствием наблюдая за тем, как меняется лицо мальчика, выдавая его испуг и неловкость. — Чёрт, как всегда не вовремя эта твоя благотворительность.
Мальчик ещё сильнее съёжился, уже жалея, что привлёк к себе внимание этой странной парочки. Лучше было продолжать мокнуть под дождём, чем терпеть придирки этого злобного хмыря с холодными зелёными глазами.
— Я могу выйти… — робко начал он, не поднимая взгляда, но мужчина его перебил.
— Поздно, ты уже всё сидение заляпал. Так что пока не отмоешь — никуда не денешься.
— Господи, как тебе не стыдно? — Маргарет окатила сына взглядом, полным праведного гнева. — Пареньку и так, видимо, от жизни досталось, а ты ещё своими претензиями его достаёшь! Уймись, поехали домой, ничего с твоей драгоценной машиной не сделается.
Остаток пути прошёл в гнетущем молчании. Мэтт раздражённо выключил радио и хмурился, глядя прямо перед собой, играл желваками, порой косо поглядывая на мать. Та сидела, тоже насупившись, исподлобья разглядывая в зеркало заднего вида съёжившегося в какой-то нелепый комок мальчика. Он был совсем молоденький, напуганный и вид имел очень несчастный, настолько, что сердце у Маргарет сжималось от жалости. Сразу было ясно, что, хоть ему не больше семнадцати лет, жизнь потрепала его побольше, чем некоторых присутствующих здесь товарищей.
К счастью мэттов гараж примыкал к дому и был соединён с ним узким коридором, так что выходить под проливной дождь молчаливой троице не пришлось. Мальчик, выйдя из машины, постарался держаться поближе к женщине, опасаясь попасться под руку её спутнику, но Паркер всё равно умудрился шикнуть на него пару раз. Маргарет спешно увела напуганного паренька в дом, пока Мэтт парковал машину, включал сигнализацию и закрывал ворота.
В коридоре было тихо и темно, где-то вдали едва слышно жужжал холодильник, работал вентилятор, который мужчина, видимо, забыл выключить, когда уезжал. Нащупав выключатель, Маргарет включила настенную лампу, и мальчик вздрогнул, увидев перед собой немецкую овчарку, которая сидела тихо, внимательно оглядывая его умными глазами. Пес подошёл настолько бесшумно, что пареньку стало немного жутко. Он, в жизни не видевший собак так близко, не был уверен, рассматривает его пёс дружелюбно, или собирается отведать на ужин его ногу, так что на всякий случай не торопился подходить к нему.
— Макс, это свои, — женщина потрепала немца по голове, и тот вильнул ей хвостом. — Кстати, детка, как тебя зовут?
— Алекс, — робко ответил мальчик. — Алекс Купер.
— А я Маргарет, — она протянула ему руку — красивую, ухоженную, с тонким золотым браслетом на запястье и миндалевидными ногтями, покрытыми бледным лаком в соответствии с возрастом. — Я мать этого грубияна и зануды. Ты не принимай близко к сердцу то, что он наговорил — он не привык пускать в свою жизнь кого-то, кроме меня и своей сестры. На самом деле он хороший, ты бы понял, если бы узнал его поближе.
— Боюсь, я не узнаю его. Завтра меня здесь уже не будет, — на самом деле Алекс ничуть не жалел о том, что ему не случится узнать своего злобного благодетеля ближе.
— А где ты живёшь? Ты не стой столбом, раздевайся-раздевайся. Тебе срочно надо в душ, я дам тебе полотенце и халат.
— Я живу в приюте, но я туда не вернусь, — ответил Алекс на вопрос, пропустив мимо ушей призыв снять с себя промокшую одежду. — Давайте завтра я просто уйду? Сам по себе.
— И что же ты будешь делать «сам по себе»? — в дверях показался Мэтт — с недобрым прищуром и сведёнными к переносице бровями. — Бомжевать? Сколько тебе лет?
— Шестнадцать, — ответил мальчик.
Он знал, что при отсутствии документов возраст проверить было бы проблематично, и скажи он “восемнадцать”, возможно, ему поверили бы и перестали задавать вопросы. На самом деле ему ещё было пятнадцать, а шестнадцать должно было исполниться только через полторы недели, но он уже так свыкся с тем, что ему “скоро шестнадцать”, что сказал это чисто на автомате. Он только запоздало понял, что сказал неправильно, но решил не поправляться — то ли был слишком честный, а то ли не догадался вешать лапшу на уши в более крупных, чем пара недель размерах. А может быть сообразил, что надо быть знатным вруном, чтобы навешать лапши на уши Мэтту так, чтобы он поверил.
— Ага. И ты думаешь, что жить под мостом лучше, чем в приюте? В тепле и с трёхразовым питанием?
— Лучше. Вы ведь не жили в приюте? — в ответе Алекс, само собой, не сомневался, но спросил на всякий случай.
— А что, похоже? — Мэтт обвёл глазами просторный коридор, который явно не был даже десятой долей огромного дома.
— Ну так вы и не знаете. Я не вернусь в систему. Лучше сдохнуть.
— Так, прежде чем сдохнуть, иди-ка ты помойся, — прервала мальчика Маргарет. — Ванная прямо и направо, увидишь. Я занесу тебе полотенце.
Войдя в ванную, Алекс остановился в нерешительности. В приюте душ представлял собой ванну, клеёнчатую занавеску, кран с двумя регуляторами температуры и душевую лейку на длинном блестящем проводе.
А тут… Во-первых, это была кабинка. Алекс в кабинках в жизни не мылся, да и рычагов тут было штук двести, не меньше. И дырок, откуда теоретически могла вытечь вода — тоже. А вода могла быть ледяная или горячая, и если бы она полила со всех сторон, было бы, мягко говоря, неприятно.
Постояв несколько минут в растерянности, пытаясь хоть примерно определить, что крутить и куда давить, Алекс сдался — он бы никогда не разобрался в этих навороченных штуках.
— Маргарет? — неуверенно позвал он, надеясь, что придёт именно она.
Но прогадал. Послышались лёгкие шаги, и в ванную всунулась голова Мэтта.
— Чего тебе?
— Я… я не знаю, как это работает, — Алекс потупился, опасаясь новой порции насмешливых взглядов, но мужчина, видимо, и правда устал, так что ему было не до смеха.
Он только выразительно закатил глаза и вошёл в ванную. На нём уже был не костюм, а лёгкий серый свитер и джинсы — успел переодеться. То ли чистоплюй, то ли педант — сделал вывод мальчик. Повернув нужные рычаги, Мэтт настроил тёплую воду и показал, куда крутить, чтобы регулировать температуру. Алекс уж было понадеялся, что на этом он и уйдёт, но не тут-то было.
— Который день, говоришь, ты бомжуешь? — Мэтт поднёс кисть правой руки к лицу и сосредоточенно прижал большой палец к губе, хмурясь и внимательно оглядывая мальчика с ног до головы брезгливым взглядом.
— Я не бомжую, а убегаю, — поправил Алекс. — Второй день уже.
— А-а-а, — Паркер понимающе покачал головой. — То-то я смотрю — от тебя не воняет. Короче, мойся и иди на кухню, эта мать Тереза там собирается печь блины.
Алекс кивнул и выжидающе уставился на мужчину. Тот понял и вышел.
В ванной от льющейся воды стало тепло, и щёки у мальчика раскраснелись. Он глянул на себя в зеркало — оценивающе, трезво, холодно. Смазливая мордашка и золотые кудри чуть ниже ушей. Удивительно, что такая акула, как Мэтт, на него не позарилась — у него, у Мэтта, то есть, на лбу неоновыми буквами светилось «Гомосек». Алекс ничего не имел против гомосеков, даже в каком-то смысле от души им сочувствовал, потому что его самого в приюте лупили именно из-за того, какой он «сладенький». Горько было это признавать, но он не выглядел как мачо, который валит девчонок налево и направо. Он сам был как девчонка. И странно, что Мэтт даже не рассматривал его, а только окатил брезгливым взглядом, будто смотрел на гусеницу или что-то вроде того.
Хотя конечно, он же весь мокрый, несчастный и забитый. Кто на такого позарится? «Да и слава Богу, что не позарился», — подумал про себя Алекс и принялся раздеваться.
***
Выйдя из ванной, Алекс сразу ощутил потрясающий запах. Сладкий, душный, сочный запах свежих блинов, горячего шоколада и варенья.
Шлёпая босыми ногами по стерильному полу, он по аромату нашёл кухню — просторную, светлую, с окном от пола до потолка, барной стойкой вместо обеденного стола и огромной белой прямоугольной лампой прямо над ней. На стойке стояла большая тарелка, в которой кривой пизанской башней высилась стопка блинов, политая сверху шоколадом. Блины были необычные — слишком тонкие и большие, совсем непохожие на те толстые и маленькие, которые подавали раз в месяц в приюте.
Подойдя к стойке и забравшись на высокий стул, Алекс ещё раз принюхался, и в животе у него постыдно заурчало.
— Кушай скорее, — Маргарет подала ему отдельную тарелку поменьше, вилку и нож, но Алекс схватил верхний блин, обильно политый шоколадом, руками и за пару секунд не только сунул его в рот, но и проглотил. — Сколько же ты не ел?
— Два дня, — выдавил Алекс, чей рот был уже набит следующим блином. Прожевав четвёртый, он, наконец, нашёл в себе силы оторваться от блинов и спросить: — А чего они такие плоские и большие?
— Так пекут в России, — пояснила Маргарет, придвигая к мальчику чашку какао с зефиром, и тот уже хотел было задать логичный вопрос по поводу происхождения семейства, когда их бесцеремонно перебили.
— А жопа у него не слипнется? — поинтересовался Мэтт, вернувшийся с прогулки с Максом.
— Не слипнется, — отрезала Маргарет. — Он не ел целых два дня.
— Ага, я знаю, — пожал плечами мужчина и сел за стойку с другого конца.
Мэтт своим появлением нарушил разговор, который должен был вот-вот начаться, и все ощутили неловкость. Он понимал, что его мать и этот малолетний бродяжка каким-то образом успели уже друг другу понравиться и подружиться, а он, весь из себя сердитый и всеми недовольный, был лишним.
— Что умолкли? Мешаю? — он решил, что лучше заговорить первым и хоть как-то нарушить это звенящее молчание, прерываемое смачным хлюпаньем и чавканьем Алекса, который смёл уже половину внушительной блинной стопки.
— Нет, — Маргарет натянуто улыбнулась. Она очень любила сына, но не могла не признать, что что-то упустила в его воспитании, и порой он ведёт себя безобразно. — Скажи, Алекс, зачем ты удрал из приюта?