- Он предлагает дойти до твоей палаты, обычной, — объяснил Ник. — У них так принято перевод осуществлять из реанимации в отделение, традиция. Говорит, что тебя ждет сюрприз, и чтобы ты накинул халат.
- Какие еще сюрпризы? Господи, да отстаньте уже от больного человека.
Глеб ворчал, но одевался, правда, с помощью Ника. Особенно махать руками у него пока не получалось.
- В коридоре подстрахуй его, — велел Гутенберг Нику.
Вся процессия, во главе с Глебом и идущим по пятам Ником выбралась в коридор. Глеб сделал несколько шагов и замер, потому что все, кто в этот момент в коридоре находились: врачи, сестры, идущие по своим делам пациенты вдруг остановились и начали аплодировать.
- Что за… Я…
Глеб дернулся в попытке вернуться назад, но Ник его удержал:
- Тихо, тихо. Улыбаемся, господин артист. Можешь еще автографы раздать желающим.
- Откуда они… Я в таком виде…
- Не комплексуй, родной, а шагай. Здесь всем так хлопают на самом деле, еще одна традиция. Дело не в том, что ты Немов.
- Одни традиции кругом!
- А что ты хочешь, ты в Израиле! Топай, топай.
Ник заметил, как распрямилась спина, как шаги стали уверенными, а не шаркающими. И стеночка нам уже не нужна, и голову мы задрали. Артист! Только дай зрителей, и мы воскреснем. Хорошая традиция, кстати, полезная.
Перевод в обычную палату и победное шествие по коридору следовало отпраздновать завтраком. Сестра принесла хлопья, йогурт, фруктовую нарезку и чай. Глеб скривился, но Ник решительно поставил поднос ему на колени:
- Кушай, пожалуйста, что дают! Ты не можешь не есть теперь до возвращения в Москву. Ну мне что тебя, с ложки кормить?
- Еще не хватало!
- Ну вот и ешь! Будешь хорошим мальчиком, в обед пойдем гулять к морю, сядем в кафе на набережной и возьмем тебе все, что ты хочешь!
- Правда?
- Правда!
К черту их диеты. Кормить Глеба нужно мясом и сладеньким, иначе ноги таскать не будет, это Ник знал совершенно точно.
До обеда они никуда пойти не могли — у Глеба была капельница и какие-то уколы по расписанию. Поэтому лежали в палате, смотрели телевизор, звонили Ирме и рассказывали, как у них все хорошо. Больничный обед Ник отправил в унитаз и велел Глебу собираться на прогулку.
- Может быть, отложим? Спать хочется и сил нет совсем, — Глеб подтянул одеяло повыше. – Нет у меня настроения для прогулок.
- А кто тебя вообще спрашивает? Тебе доктор велел гулять! А как же кафе? Тогда я пойду попрошу для тебя новую порцию больничной еды. Там такая милая котлетка цвета детской неожиданности была и супчик зелененький.
Глеб побледнел и, ворча что-то про мелких шантажистов, начал вылезать из постели.
До набережной добрались благополучно — здесь действительно было близко, только дорогу перейти. На Глеба надели поддерживающий спину корсет, практически невидимый под спортивной курткой. Ник с трудом прятал улыбку, глядя, как любимый рассматривает себя в зеркале и тщательно причесывается перед выходом. Артист — это диагноз!
К морю Глеб шагал достаточно уверенно, Ник поддерживал его под руку, но исключительно в профилактических целях.
- Ты только посмотри, какая красота! — Глеб остановился у парапета. — Ширь какая! Простор! А воздух, какой тут потрясающий воздух!
Ник пожал плечами. Море как море, большая лужа. Но ему скепсис простителен, он родился в Одессе, все детство прошло за нырянием с бун и плаванием наперегонки. Нет, море он любил, но, во-первых, свое, Черное. А во-вторых, относился к нему как данности, без дикого восторга коренного москвича, который испытывал Глеб. У любимого даже глаза загорелись, и это радовало Ника куда больше, чем плеск волн.
- Хочешь спуститься к воде? — предложил Ник.
От прогулочной набережной к пляжу нужно было спускаться по достаточно крутой лесенке, Глеб прикинул угол подъема и помотал головой:
- Давай в следующий раз. Все равно купаться мне пока нельзя. А вид отсюда лучше!
- Какое купаться, родной? Зима на дворе!
- Это зима называется? На улице плюс двадцать! Зима в Москве осталась!
- Ну да, воздух двадцать, вода двадцать, все самое интересное мигом застудишь!
- И сколько же тебе надо, чтобы в воду полезть?
- Градусов двадцать пять, как минимум! Раньше июля в Одессе местные не купаются!
- Какие мы нежные, — усмехнулся Глеб. — А я, мальчишкой, в Москве-реке купался чуть не с середины мая. И купались, и ныряли, и на плотах гоняли. И не простужался никогда. Здоровый был как черт. Не то, что сейчас.
- Так, родной, давай без пессимизма. Зато сейчас ты очень привлекательный, я бы даже сказал сексуальный мужчина в самом расцвете сил. Видел я твои фотографии в юные годы — ужас тихий. Ты явно из тех мужчин, которые чем старше, тем лучше!
- Как коньяк?
- Именно. Ну прекрати грустить, или я тебя прямо тут поцелую!
- Ничего себе угрозы! Ну и целуй, тут никого нет!
На набережной действительно было безлюдно. К тому же стояли они в самом дальнем ее конце, с одной стороны проход преграждал глухой забор какого-то отеля. Ник осторожно прижал Глеба к себе, поцелуй тоже был осторожным.
- Ты теперь будешь со мной как с фарфоровой куклой обращаться? — хмыкнул Глеб, на секунду отстраняясь. — Или тебе показать, как надо?
Целовался Глеб самозабвенно, давая волю рукам, которые в миг оказались под рубашкой Ника и начали гулять по груди и прессу.
- Черт, где ты взял эти джинсы, — проворчал Глеб, когда рука наткнулась на препятствие. – Еще поуже не нашел?
- Ты же их и купил, — хмыкнул Ник. — Сказал, что они классно задницу обтягивают!
- Ну, да, обтягивают! Зато под пояс не пролезть! Они тебе ничего не передавливают?
- Когда все в нормальном состоянии — нет! А после таких вот покушений со стороны некоторых развратников, да, становится тесновато! Ты не устал? Как себя чувствуешь?
Ник заметил, что энтузиазма в глазах Глеба поубавилось.
- Немного. Но назад я не хочу. Ты вроде обед обещал? Пошли в кафе, там посижу отдохну.
- Пошли.
Обедать Глеб, судя по всему, не хотел, просто устал стоять, а теперь оттягивал время возвращения в больницу. Мясо даже заказывать не стал, взял какой-то суп с непонятным Нику названием и штрудель с яблоками и мороженым. Ник же попросил самый большой стейк и жадно на него накинулся.
- Ты вообще что-то ел с тех пор, как мы здесь? — уточнил Глеб, глядя на парня.
- Кофе, в больших количествах.
- Потрясающе! И не стыдно?
- С чего вдруг? На себя посмотри! Что это за баланду ты взял?
- Много ты понимаешь, — фыркнул Глеб. — Это буйабес, суп из пяти видов рыбы и морепродуктов. Очень вкусно!
- И чего ты в нем тогда ковыряешься, если вкусно?
- Аппетита нет, — Глеб отодвинул тарелку и взялся за штрудель. — А вот это вещь!
- Сладкоежка!
- Ник, я не хочу возвращаться! Там опять будут пресные кашки, белые стены, мониторы и капельницы. Я там чувствую себя смертельно больным. И старым, что еще хуже… Давай сбежим домой, а?
Ник отложил приборы. Началось.
- Глебушка, ну всего пять дней потерпеть! Сегодня уже не считаем, значит, три осталось! Три дня это что, много? К тому же мы будем каждый день гулять. Ну какие белые стены? В обычной палате стены с зелеными обоями, если ты не заметил. И мониторов уже нет. Ну капельницы есть, но это же не просто так делается!
- А зачем? Я могу ходить, все в порядке. Ну слабость, подумаешь! Дома отлежусь! Что они вообще мне колют?
- Не знаю, я не по этой части.
Ник отвел глаза. Он прекрасно знал, что капают и колют Глебу, помимо обязательных после операции антибиотиков, поддерживающие сердце препараты. Но говорить Глебу, что у него была остановка, нельзя ни в коем случае. Нужно обязательно долечиться, а по-хорошему еще и в Москве показаться кардиологу.
Ник заметил, что сидит Глеб в неестественной позе, навалившись грудью на стол.
- Ты устал, — констатировал он. — И нам действительно пора возвращаться.
Обратно шли уже медленней, Глеб ощутимо опирался на Ника, так что пришлось его обхватить за талию. Со стороны могло показаться, что двое мужчин идут, обнявшись. Но возле клиники такие сцены, видимо, никого не удивляли — доктор Гутенберг и его коллеги широко практиковали ранние прогулки как метод лечения, и в скверике «Шумеда» постоянно попадались бредущие кто с палочкой, а кто в обнимку с кем-то из родственников пациенты. Со стороны они с Глебом смотрятся как отец и сын, наверное.
В палате Галя устроила им разнос за долгое отсутствие. Ник и забыл, что в четыре часа у Глеба очередная капельница, а времени уже начало шестого. Под ее причитания уставший Глеб благополучно заснул, Ник тоже устроился на диване с планшетом и наушниками, намереваясь хоть немного отвлечься, но переживания и бессонные ночь сделали свое дело, вскоре он тоже задремал.
@@@
Утро добрым не бывает. Эту фразу Ник считал абсолютно справедливой. Он терпеть не мог ранние подъемы и раньше обеда не ощущал себя человеком. Глеб в таких случаях всегда шутил, что каждое утро доброе, оно не виновато, что кто-то не выспался.
Утро третьего дня их пребывания в клинике началось не самым лучшим образом. Глеб решил распеться. Нормальное для него желание, если не брать во внимание обстановку. Выбран под эти цели был, разумеется, санузел, как помещение с лучшей акустикой. Во время обхода доктор Гутенберг разрешил Глебу мочить шов, и сразу после завтрака Немов отправился в душ, по его собственным словам, смывать с себя болячки. Воду Глеб очень любил, чувствовал себя нормально, так что Ник отпустил его со спокойной душой. Контролировать не пошел, дабы не искушать ни себя, ни его.
Каково же было удивление Ника, когда спустя пять минут из душа донеслись знакомые завывания, а еще через десять вышел Глеб, злой и расстроенный одновременно. Он швырнул полотенце на пол, залез в кровать и уткнулся в телевизор с самым мрачным лицом.
- Что случилось?
Ник поднял полотенце и аккуратно развесил его на батарее.
Молчание.
- Глеб, что случилось? Тебя мочалка обидела?
- Не смешно! У меня голоса нет!
- Начинается! А кто сейчас выл князя Игоря на весь этаж?!
- Неуч. Это «Тореодор» был! Именно что выл. Не звучит, понимаешь? Вот, слушай.
Глеб пропел две строчки чего-то непонятного.