Господи, что за бред в голову лезет. Хоть бы Глеб уже проснулся. Ник с ума сойдет от этого мерного пиканья монитора в тишине.
- Пусти меня! Петь! Я ее спою лучше!
Ник чуть не подскочил от неожиданности.
- Глеб! Глебушка? Родной, ты чего? Что ты петь собрался?
Глеб открыл глаза — взгляд был мутный, какой-то совершенно невменяемый. И не фокусировался на предметах, как будто Глеб очень много выпил.
- Илья, иди на х…
- Ого! Родной, нет тут Ильи. Что за лексика вообще? Так, тихо, тихо, не дергаемся. Нельзя вставать!
Теперь Ник понял, о чем говорил анастезиолог. Глеб порывался то ли сесть, то ли встать, не переставая нести что-то бессвязное про Кароля и песню, которую они не поделили. Нику пришлось надавить ему на плечи, чтобы уложить обратно.
- Лежи, пожалуйста. Ты меня слышишь? Глеб? Мы в Израиле, в больнице. Петь не надо. Кароля тут нет.
- Бесполезно, он все равно не соображает, — в палату вошел Иосиф Нахимович. — Готовься услышать много интересного. Мои клиентки иногда такое выдают — впору записывать и потом книгу афоризмов издавать.
Доктор Тайлевич подошел к Глебу, взглянул на монитор, покачал головой, зажег лампочку над кроватью, оттянул Глебу веки, посмотрел зрачки на свет, снова покачал головой.
Никита напрягся.
- Что, пап? Что-то не так?
- Я, наверное, домой не пойду, посижу сегодня с вами. Завтра шаббат, на работу не надо. А мне так спокойнее будет.
- Ты же со смены, тебе бы выспаться.
- Вот переведут вас завтра в обычную палату, тогда и отосплюсь.
- Завтра? Я думал, через пару часов уже переведут!
- Да конечно! Этот засранец на столе остановку сердца выдал, адреналином и дефибриллятором заводили.
- Как?! А почему…
- Почему что? Тебе не сказали? Чтоб не пугать, наверное, ты на себя в зеркало посмотри, выглядишь как маньяк — глаза на пол-лица. Они как Глеба привезли, мне сразу его вид не понравился, пошел переговорил с Фимой, он мне все рассказал.
- Я хотел спросить, почему остановка была?
- Да бог его знает! — отец говорил раздраженно, куда делся его профессиональный пофигизм. — Сахар, скорее всего. Высокий сахар — это плохая свертываемость, больше кровотечение, быстрее падает давление. Падает давление, встает сердце. Ник, давай я сейчас тебе не буду лекцию читать? Ты следи лучше, он вон опять встает.
Ник поспешно прижал Глеба к кровати.
- Илья, отпусти! Это мое дело, с кем я сплю, — не совсем членораздельно выдал Глеб. — Своей женой командуй! Я люблю его!
Твою ж мать! Ник и подумать не мог, что отходя от наркоза, люди бывают столь откровенны. Это хорошо, тут Ирмы нет. Зато папа есть, ага.
- Глебушка! Проснись, пожалуйста! Нет тут Ильи.
- Не тормоши его, — посоветовал отец. — Лучше укрой, посмотри, он холодный весь. И прибавь температуру в комнате, регулятор на стене у двери. Да не дергайся, это как раз нормально, померзнет и перестанет. А вот давление мне его совсем не нравится. Пойду позову Андрея Владимировича.
- Ник! Где мой Ник? — Глеб снова открыл глаза.
На этот раз взгляд показался Никите более осмысленным.
- Здесь я, родной. Как ты себя чувствуешь?
- Пить хочу. И тошнит. И болит все.
- Сейчас доктор придет, что-нибудь сделает, я надеюсь.
- Я домой хочу. И спать. Холодно! И неудобно.
Глеб лежал без подушки, к тому же на спине. Дома он в такой позе вообще никогда не спал, предпочитая сворачиваться клубочком или ложиться на живот, обнимая подушку или Ника, смотря что было под рукой.
- О, мы уже проснулись! — в комнату вошел анастезиолог, а за ним и Иосиф Нахимович. — Как самочувствие?
Глеб повторил все жалобы в том же порядке. Андрей Владимирович засмеялся:
- Ну вот, Иосиф, ты тревогу поднимаешь. У пациента куча претензий, значит, все с ним в порядке.
- Ты на монитор посмотри. Девяносто на шестьдесят — это нормально? Для гипертоника особенно?
- Вот поэтому нельзя лечить родных и друзей, — заметил анастезиолог, вводя Глебу что-то через катетер на руке. — Трясешься как курица над яйцом. Нормально все, мы ему сахар ниже плинтуса уронили, чего же ты хочешь? Сейчас скажу медсестре, чтобы глюкозу ему прокапали, и сладкой воды с лимоном принесли. А ты давай к Фиме сходи, кофе попей, он как раз смену закончил. Давай давай, тут без тебя сиделок хватает, да, молодой человек?
Вопрос был адресован к Нику, парень только кивнул. Он бы сам сейчас не отказался от кофе, лучше с коньяком. И лучше без кофе. Голова кругом шла. Сахар, давление, полные тоски глаза Глеба, пикающие мониторы. Ужас какой-то.
Вскоре появилась Галя, принесла для Глеба подушку и воду, поставила новую капельницу. Напившись, Глеб почти сразу выключился.
- Вот и хорошо, — сестра поправила одеяло и забрала с тумбочки пустой стакан. — Проснется уже нормальным человеком.
Глава 9. "Шалом, господа!"
Медсестра оказалась почти права. Почти — потому что просыпался Глеб трижды: вечером и два раза ночью. Каждый раз просил пить и снова засыпал. Андрей Владимирович сменился, но на протяжении ночи к ним каждые два-три часа заходил дежурный врач. По-русски он не говорил, а скромных познаний иврита Нику хватило только чтобы понять, что тот контролирует Глеба и добавляет ему обезболивающее.
Отец все-таки поехал домой, Гутенберг его уговорил не мешаться под ногами, все равно от пластического хирурга толку мало. Ник, разумеется, не спал. Вечером позвонил Ирме, отчитался, что все хорошо, без подробностей. Ночь просидел возле Глеба, стараясь ни о чем не думать. Следил за показаниями монитора, прислушивался, как Глеб дышит, смотрел в окно на звезды и восход солнца.
Утром Глеб проснулся с куда более приятным цветом лица и даже улыбнулся, увидев Ника.
- Привет! — Ник придвинул стул, ставший за ночь почти родным, поближе. — Как ты себя чувствуешь?
- Не знаю, — Глеб прислушался к своим ощущениям. — Ничего не болит, вроде бы, но голова тяжелая.
- Неудивительно, если учесть, сколько всякой дряни тебе колют. Что-нибудь хочешь?
- Домой хочу. Тебя хочу!
- Ты серьезно?!
- Нет, если честно, — вздохнул Немов. — Так сказал, настроение поднять. На самом деле ничего не хочу.
- Кушать? Пить?
- Пить можно. Но твоя сладкая вода мне уже надоела.
- Другого пока ничего нет. Придет доктор, узнаем, что тебе можно и когда будет завтрак.
- Иди ко мне, — потребовал Глеб. — Сидишь там как неродной. Ты вообще спал сегодня?
Ник отрицательно помотал головой и перебрался на край постели. Провел рукой по волосам Глеба, по щеке.
- Что, страшный?
- Нормальный. Колючий малость, но мне так даже больше нравится.
Ник взял руку Глеба, свободную от катетера, в свою, поднес к губам.
- И все что ли? На большее рассчитывать не могу?
- Родной, в реанимации камеры стоят, ты не в курсе? А еще ты к монитору подсоединен. Сейчас разгоним тебе пульс, тут же бригада врачей прибежит.
- Никакой жизни, — вздохнул Глеб. — Черт, кажется, меня опять выключает.
- Так поспи.
Но поспать Глебу особо не дали, вскоре с утренним обходом явился сам Гутенберг.
- А почему мы еще лежим? — с порога удивился он. — Физиотерапевт у вас был?
- Не был.
- Сейчас вызовем, — Гутенберг достал телефон и что-то сказал на иврите. — Сейчас будем вставать. Так, что у нас тут с анализами? Ну вот, сахар к норме подвели. Остальные показатели тоже в порядке. Молодец, Глеб Васильевич. Жалобы есть? Нет? Тогда давайте-ка переворачивайтесь, я посмотрю, как операционная рана заживает, повязку сменим.
Переворачивался Глеб без энтузиазма, а помогать ему доктор запретил:
- Вот только не делай из него беспомощного инвалида, — сказал он Нику. — Заставляй двигаться, ходить. Сегодня гулять пойдете, тут до набережной двести метров. Подышите морским воздухом, очень полезно.
- Никуда я не пойду, — возмутился Глеб. — У меня сил нет. Я спать хочу.
- Кто вас спрашивает, Глеб Васильевич? — усмехнулся Гутенберг. — Считайте это назначением врача. Так, здесь все тоже в пределах нормы. О, а вот и наш физиотерапевт. По-русски он не говорит, но специалист великолепный.
Физиотерапевт оказался здоровым мужиком, на голову выше Глеба и раза в два шире в плечах. Он что-то обсудил с Гутенбергом, посмотрел спину Глеба, потом по-английски попросил сесть. Ник перевел.
- Садишься медленно, аккуратно, он тебя подстраховывает, — объяснил Ник.
Глеб смотрел на собравшихся недоверчиво, как будто сомневался, что у него получится.
- Ну опять начинается, — усмехнулся Гутенберг. — Сложнее всего ломать стереотипы. Каждый третий наш пациент не может сесть и встать с первого раза из-за установки в голове — после операции на позвоночнике нужно лежать месяцами. Бред! На месте разрушенного диска у вас здоровый, пусть и искусственный. Все! Спина в полном порядке. Единственное, что сейчас может беспокоить, это разрез и последствия наркоза. И это не повод валяться в кровати.
Глеб все-таки сел. Осторожно свесил ноги с кровати, физиотерапевт молоточком проверил рефлексы и, видимо, остался доволен.
- Голова не кружится? — перевел Ник.
- Немного.
- Тогда вставай.
- А зачем было спрашивать?
- А вы надеялись, что если кружится, уложим вас обратно? — Гутенберг взял Глеба под локоть. — Встаем, встаем!
- Не могу, мне нехорошо.
- Было бы хорошо, скакали бы по сцене, а не тут концерты устраивали. Глеб Васильевич, я серьезно, не ведите время, у меня еще трое больных ждут обхода. Вы собираетесь неделю в кровати валяться? А, прощу прощения за вопрос, писать вы куда будете, под себя?
Глеб покраснел. Вчера с этой проблемой помогал справляться Ник, сегодня еще не успели, хотя судя по ощущениям, было давно пора.
- Ну вот и шагайте в туалет, — прочитал его мысли Гутенберг.
Ник наблюдал, как Глеб медленно встает, шатаясь делает первые шаги и бредет в туалет, держась сначала за руку физиотерапевта, потом за стеночку. Жалко любимого было до слез. Но с другой стороны, доктор прав, сейчас жалеть нельзя, а то сляжет. Надо заставлять, пинать. В туалет хорошо бы с ним зайти, конечно, но на глазах у двух врачей, наверно, не стоит. Ладно, там же тревожная веревочка есть, если что.
Глеб благополучно выбрался из санузла и направился было к постели, но физиотерапевт покачал головой и указал на коридор.