— Я сама потом со всеми разберусь, — грустно пообещала Ася. — Людмила Ивановна, идите на рабочее место. Светлана Алексеевна, проследите, чтобы все обулись. Пока мы тут будем заняты, в палате провести санобработку. У вас минут двенадцать-тринадцать.
— Уж я проведу! — угрожающим тоном сказала Светка. — Я их в автоклаве прокипячу! Я ихние ружья хлоркой вымою! Только вы не расстраивайтесь, Анастасия Павловна!
Ася вздохнула, пожала плечами, сделала выражение лица типа «это уж как получится», вошла в перевязочную вслед за Людой и тихо прикрыла дверь. Погрозила кулаком Люде, которая беззвучно хохотала, зажимая ладонями рот, и прислушалась к тому, что происходило за дверью. За дверью, судя по всему, происходил военный переворот.
— Обувайся как следует! — громко шипела Светка. — Чего ты одной рукой? Положи ружье, раз мешает делом заниматься! Давай подержу, черт с тобой… Ой, ну уроды… Натащили грязи своими копытами… Смерти вы моей хотите? Меня же Ася Пална расстрелит за такое дело… В сортире замочит… Живьем сожжет… Но сначала я вас всех перестреляю! И потом не жалуйтесь, что не предупреждала!.. Ты чего делаешь, а? Ты чего это стерильными бахилами по грязи возишь? Это тебя мама учила стерильными бахилами по грязи возить? Подними копыто сейчас же! Здесь тебе не овощной магазин! Почему больной до сих пор не обут?! Кто из вас главный начальник? Ты главный? Слушай, главный, я тебя по дружбе предупреждаю: не надо Асю Палну расстраивать. Она у нас женщина слабая, склонная к меланхолии, из-за любого пустяка может расстроиться. А уж из-за такой кошмарной грязи-о-о-о… И все, последствия — непредсказуемы. Так что обувай больного быстренько — и на процедуры. У меня всего двенадцать минут… Я еще посмотрю, что вы там в палате насвинячили. Если курили — все, можете писать завещание. Больной! Не наклоняйте голову! Глаз после операции, а он голову наклоняет! Для того сам Плотников ночь не спал, чтобы тут всю его работу — псу под хвост?! Готовы? Так, готовы. Заходите, когда Ася Пална позовет. Выходите, когда я разрешу. Тут еще все мыть и мыть… У санитарок и так работы до хрена… Все, стойте, ждите, сейчас спрошу.
Дверь приоткрылась, Светка сунула в щель шкодливую физиономию, подмигнула хитрым коричневым глазом, спросила жалобным голосом:
— Анастасия Павловна, можно уже их запускать?
— Их? — удивилась Ася. И подмигнула Светке. — Они что, все больные? Все равно — по одному и в порядке живой очереди.
Светка подмигнула другим хитрым коричневым глазом, испуганно сказала: «Есть!» — и исчезла, прикрыв дверь. За дверью опять громко зашипела:
— Куда толпой претесь? Ася Пална сказала: по одному! И все, и кончай базар! Спорить они тут будут! С Асей Палной спорить… Совсем страх потеряли. Больной! Ваша очередь. Главный, ты куда? Тебе же русским языком сказано: но пасаран. Цурюк. Андэстэнд или вообще уже?
Что-то неразборчиво пробубнил квадратный.
— Ну, смотри, — зловещим голосом сказала Светка. — Мое дело — предупредить по дружбе. У вас свои правила, у нас свои правила. Если Ася Пална обидится — я за последствия не отвечаю. Так что сам с ней объясняйся, а я к ней больше соваться не буду, мне еще немножко пожить хочется.
Дверь опять открылась, теперь в щель всунул свою багровую физиономию квадратный:
— Можно?
— Входите, больной, — сказала Ася, не глядя на него и старательно натягивая перчатки. — Проходите, садитесь. Фамилия, имя, отчество, диагноз, дата операции… Ну, что же вы?
Она нетерпеливо поёрзала на стуле и пошевелила пальцами поднятых рук. Перчатки скрипели. Получилось довольно зловеще.
— Да нет, я только спросить хотел… Это не я больной, это он… Но по одному нельзя. То есть чтобы он один — это нельзя. У нас правила. Это ж заключенный, так что как же одному? Не положено.
— Почему? — Ася посмотрела на квадратного с интересом.
Квадратный глубоко задумался. Неужели ответит? Ага, все-таки ответил:
— Так ведь охрана… Всякое бывает… В смысле опасности.
— Да-да-да, понимаю, понимаю, — с сочувствием сказала Ася. — И со стороны кого вы ждете опасности здесь? Может быть, со стороны Людмилы Ивановны?
Квадратный смотрел через ее голову на Люду. Люда отрицательно качала головой — Ася видела отражение в темном стекле шкафчика прямо напротив себя. Квадратный принял подсказку, тоже отрицательно помотал головой.
— А! — догадалась Ася. — Вы ожидаете опасности с моей стороны!
Люда за ее спиной покивала утвердительно. Квадратный, глядя на нее, тоже утвердительно кивнул. Наверняка в школе был двоечником. Привык только на подсказках выезжать. Совсем мозги не включает.
— Да нет, — все-таки включил мозги квадратный. — Наоборот! С его стороны опасность! Преступник же. Так что опасность с его стороны. В вашу сторону… То есть вам. То есть для вас.
— Боже мой! — огорчилась Ася и чуть не взялась стерильными перчатками за голову. Спохватилась, просто подняла руки еще выше и опять пошевелила пальцами. — Какая нервная работа! Я сейчас расстроюсь.
— Нет! — в ужасе крикнула Люда за ее спиной и показала квадратному кулак. Или кукиш? По отражению в стеклянном шкафу было не очень понятно. — Анастасия Павловна, только не это! Я вас умоляю, не расстраивайтесь сегодня, пожалуйста! У меня и так не день, а кошмар какой-то! Если еще и вы расстроитесь — я просто не выдержу! У меня просто сердце разорвется!.. Ты чего стоишь, а? Ты чего тут качаешься, как тонкая рябина? А ну, давай больного быстро сюда! Пока Анастасия Павловна совсем не расстроилась!
Квадратный ошалело выпучил глаза, просипел: Слушаюсь! — и исчез, хлопнув дверью. Двоечник. И тут же заговорил в коридоре громким командирским голосом, слегка в нос, смазывая гласные и делая ударение на каждом слове. Как двоечник, который сбежал из школы и теперь выступает перед мелкой дворовой шпаной в привычной среде обитания. Опять сунул багровую физиономию в дверь, вполне нормальным голосом просил:
— Мы только вдвоем войдем, это можно? Только я и еще только один охранник.
— Кто из вас больной? — заинтересовалась Ася. Отражение Люды в стекле шкафа крутило пальцем у виска. Очень уместно. Квадратный подсказку опять понял, простодушно обиделся:
— Мы все здоровые. Это больной — больной. Так мы вместе с ним. Потому что больной — заключенный. Порядок такой.
— Ну и порядки у вас… Сумасшедший дом. Давайте сюда вашего больного! Долго я еще ждать буду? Рабочий день скоро кончится! И к тому же — больного человека часами держат в коридоре! На ногах! На сквозняках! Чтобы вся работа самого Плотникова псу под хвост!.. Вы что это, нарочно?
— Никак нет! — отрапортовал квадратный. — Разрешите войти?
— Войдите, — милостиво разрешила Ася.
За спиной сдавленно хихикнула Люда, Ася предупреждающе кашлянула. Хватит, повеселились уже. Работать пора.
Больного в перевязочную вводили нелепо. Почти так же нелепо, как вели по коридору. Сначала вошел автоматчик, обвел помещение взглядом — и стволом тоже, — отошел к окну, повернулся к двери и громко сказал:
— Готов!
Вошел больной. Зэк этот. Сделал несколько шагов, остановился, сделал еще один неуверенный шаг, опять остановился… Странно повел головой — не то прислушивался, не то принюхивался.
— Проходите, садитесь в это кресло, — негромко сказала Ася, внимательно наблюдая за ним.
Он обернулся к ней. На ее голос, поняла она. Он же ничего не видит.
— Иди, иди, кому сказали! — прикрикнул квадратный от двери командирским голосом.
Зэк сделал еще один шаг. Совсем не в сторону кресла. Ася протянула левую руку Люде, тихо попросила:
— Сними.
Люда быстро глянула, с сомнением подняла брови, но перчатку с Асиной руки тут же сняла. Сидела молча, держала перчатку наготове. Ася поднялась, вышла из-за стола с инструментами, шагнула к больному и взяла его за локоть рукой без перчатки. Локоть слегка дернулся и напрягся.
Автоматчик шагнул от окна и перехватил ствол поудобнее.
— Отойдите от него, — сдавленно просипел за спиной квадратный. — Это… опасно.
Ася оглянулась. Квадратный был уже почти рядом, стоял на полусогнутых, руки слегка развел в стороны, будто собирался кого-то ловить. Физиономия побледнела слегка. Волнуется сильно.
— Не волнуйтесь, я не причиню вашему… подопечному никакого вреда, — успокоила она квадратного. Локоть больного под ее ладонью опять дернулся. Ася потянула за этот локоть и тем же тоном сказала уже больному: — Идите за мной. Слушайтесь моей руки. Не беспокойтесь, все будет хорошо.
Больной неожиданно хмыкнул и послушно пошел за ней. Квадратный шел следом. Автоматчик следил за ними глазами и стволом. Ася подвела больного к креслу вплотную, развернула спиной — и только тогда заметила наручники. Вот почему он все время руки за спиной держал. А она думала — по зэковской привычке… Она оглянулась на квадратного, кивнула на наручники, нетерпеливо сказала:
— Снимите. Поторопитесь. Время тянем, а скоро завтрак. Больному нельзя нарушать режим. Снимайте скорее.
— Как это? — искренне не понял квадратный.
— Вы не умеете снимать наручники? — удивилась Ася. — Давайте ключ, я сама сниму.
— Так не положено! — с тихим отчаянием сказал квадратный.
— А как я работать буду? — поинтересовалась Ася. — Мне надо, чтобы больной лежал в кресле вот так, видите? И чтобы руки — на подлокотниках! И чтобы мог свободно сесть, когда я попрошу! И снова лечь, не стукаясь головой о подголовник! Как вы полагаете, со скованными за спиной, руками это возможно? Быстро снимайте наручники, не мешайте мне работать.
— Не мешайте доктору работать! — подала голос Люда.
У нее это получилось, как подсказка двоечнику. Квадратный по привычке подсказку принял, мрачно потащил из кармана связку ключей, но все-таки упрямо буркнул:
— Тогда я его к перилам пристегну… к этим… к подлокотникам.
— Это — пожалуйста, — разрешила Ася. — Но только одну руку. Другая его рука мне может понадобиться свободной.
Она смотрела, как снимают наручники, и раздражалась все больше. Маразм. Автоматчик стоял, упираясь стволом в спину больного. Квадратный расстегнул один браслет — и тут же защелкнул его на подлокотнике кресла, сильно дернув больного за руку. Больного перекосило на правый бок, теперь он стоял, все еще заложив свободную левую руку за спину и неловко вытянув правую, притянутую к подлокотнику короткой цепью.
— Кресло прямо за вами, — сказала Ася. — Не беспокойтесь, оно не откатится, садитесь спокойно.
— Он уже сидит, — ни с того ни с сего вступил в беседу автоматчик.
Ася грустно глянула на него. Автоматчик заметно смутился, беседовать раздумал, пятясь, отошел опять к окну.
— Располагайтесь поудобнее, — говорила Ася, устраиваясь на своем стуле и протягивая руку Люде. — Вы должны чувствовать себя в кресле совершенно свободно и спокойно. Как будто прилегли отдохнуть. Отдохните, пока мне надевают перчатки и готовят перевязочный материал. Боли никакой не будет. Просто промоем глаз и посмотрим швы. И вы посмотрите этим глазом и расскажете, как видите. Хотя на третий день после такой операции глаз еще видит не так, как прежде. Не бойтесь, это в порядке вещей… Вообще ничего не бойтесь.
Теперь в беседу решил вступить квадратный.
— Да он вообще-то ничего и не боится, — хмуро буркнул он.
Больной хмыкнул и осторожно опустился в кресло, на ощупь находя сиденье и подлокотники, закинул свободную руку за голову, нашел подголовник, устроил на нем затылок, немножко пошевелился и застыл в позе безмятежного покоя. Даже, кажется, улыбнулся.
— Да, вот так, — одобрительно сказала Ася. — Сейчас я сниму повязку, и мы немножко промоем глаз. Люда, готова?
— Так точно! — отрапортовала Люда, неодобрительно поглядывая на квадратного, потому что тот стоял прямо за спинкой кресла. Мог помешать.
Ася знала, что квадратный не помешает. Как только она снимет повязку — квадратный тут же шарахнется в сторону. Или зажмурится. Неподготовленные к такому зрелищу всегда так поступали.
Она сняла повязку и неловко сама поморщилась. А ведь она была подготовлена. Квадратный, правда, тоже болезненно поморщился, но в сторону не шарахнулся и даже не зажмурился. Смотрел внимательно — то на глаз, то на Асю. Хотел что-то сказать, даже уже рот открыл, но Люда нахмурилась, погрозила пальцем, и он рот тут же закрыл. Дисциплинированный двоечник.
— Хорошо, — довольным голосом говорила Ася, осторожно промывая веки физраствором. — Очень хорошо, общая картина мне нравится…
Заметила недоверчивый взгляд квадратного, снисходительно улыбнулась. Что бы он понимал в общей картине! Несмотря на крайнюю неэстетичность, общая картина ей действительно нравилась. Еще бы — операцию-то делал сам Плотников. Так что общая картина, при всей своей неэстетичности, была прекрасна. Ни воспаления, ни особых отеков, швы — вообще ювелирная работа… Швов было много. Два — на верхнем веке, два — на нижнем, ниже под глазом — еще один, у внешнего угла, ближе к виску, — еще один, над бровью — еще один… Скорей всего, шрам над бровью останется. Остальные даже заметны не будут. Ай да Плотников! А он ведь не пластический хирург! Да что говорить, любой пластический хирург от зависти сдохнет.
— Глаз не открывайте, — предупредила Ася. — И не зажмуривайте тоже… Сейчас я немножко оттяну веко и закапаю лекарство. Лекарство вы не почувствуете, разве только холод… А веко может побеспокоить, там швы… Но ничего опасного. Потерпите, я постараюсь осторожно.
Она действительно старалась работать очень осторожно. Операцию делал сам Плотников, не хватало только испортить что-нибудь по неосторожности. Не то чтобы она боялась хоть какой-то вред причинить… Нет, никакого вреда она причинить не могла. По определению. Она ведь тоже была из тех кадров, которых находил сам Плотников. Просто ей казалось, что даже мелкий пустяк, диссонирующий с немыслимым совершенством операций самого Плотникова, — да хоть бы не совсем ровно наклеенная повязка, — это примерно как усы, пририсованные углем Сикстинской Мадонне. Легко смыть, шедевр не пострадал, но ведь… кощунство. Кощунства Ася не терпела, ни в каком проявлении.
— Красиво, — с восхищением сказала она, увидев, наконец, глазное яблоко. — Люда, посмотри, как красиво… Господи, какой же Плотников гений! Просто даже не верится иногда.
Люда подошла, заглянула под расчерченное швами веко, пробормотала: «Ого!» — и уставилась на Асю с выражением лица типа «невероятно, но факт». Ася сделала выражение лица типа «а я этого ожидала». Квадратный смотрел на них поочередно с выражением лица типа «зачем мне тут голову морочат»…
— А вот теперь открывайте глаз! — Ася говорила торжественно и почти ликующе. — И рассказывайте мне, что вы при этом чувствуете! И если что-то увидите — тоже рассказывайте!
Изрезанные веки дрогнули, с видимым трудом разлепились, в узкой щелочке между ними дрогнул и поплыл по красному фону черный зрачок. Зрачок остановился, уставился на Асю и слегка расширился. Видел!
— Говорите! — потребовала она жадно. — Вы же видите, я знаю! Что? Говорите, ну…
— Веснушки, — хрипловатым голосом сказал больной и усмехнулся. — Командир, у тебя весь нос в веснушках.
— Этого не может быть! — закричала Ася. Теперь она не изображала ликование, а на самом деле ликовала. Проникающее ранение! Третий день после операции! Плотников — не гений. Плотников — бог. — Больной, вам кто-то рассказал про мой нос… Про мои веснушки! Больной, вы не можете их видеть! Я их утром запудрила!
— Запудрила! — передразнил больной и опять усмехнулся. — Ну и кто из нас больной после этого?
Квадратный насупился и открыл рот, собираясь что-то сказать, но по привычке глянул на Люду и рот закрыл.
— А еще что видите? — Ася растопырила перед лицом больного пятерню. — Руку видите? Сколько пальцев?
— Сколько и у всех. Только у тебя они какие-то мелкие, — насмешливо ответил больной и зашевелился в кресле, пытаясь подняться. — Ну что, все уже? Эй, начальник, отцепляй от мебели, меня уже вылечили.
— Больной, вы больной, что ли? — возмутилась Ася. — После таких операций люди сидят на бюллетене до четырех месяцев! Вылечили его! То, что вы видите, означает то, что Плотников опять сотворил чудо. И совсем не означает того, что вы можете прямо сразу встать и идти заниматься своими делами. Вам вообще долго еще придется быть осторожным. Никакого физического напряжения. Никаких резких движений. Никаких ядов. Никаких, даже самых мелких, травм. Никаких простуд и гриппов… И вообще, перевязка не закончена. Сейчас я еще закапаю лекарство, а потом заклею глаз новой повязкой.