Гарри и Томас, однако, спорили, кто главный, и довольно чаете. В результате они стали близкими друзьями. Через несколько лет их пути разошлись. Отец Томаса позволил Гарри учиться вместе с Томасом в Белгрейве, но не собирался оплачивать его обучение в дальнейшем. Томас отправился в Итон и Кембридж, а затем погрузился в разгульную жизнь Лондона. Гарри остался в Линкольншире; управлять гостиницей, которую купил его отец, когда его жена неожиданно получила наследство. И хотя теперь они чуть больше сознавали разницу в их положении, чем в детстве, их дружба оказалась удивительно живучей.
— Гарри, — сказал Томас, скользнув на высокий табурет перед стойкой бара.
— Ваша светлость, — отозвался тот с иронической усмешкой, сводивший на нет его почтительный тон.
Томас нахмурился, затем чуть было не рассмеялся. Если бы Гарри только знал.
— Недурно, — заметил тот непринужденным тоном, глядя на подбитый глаз Томаса. — Мне всегда нравился этот оттенок пурпурного.
Томас мог осадить его остроумной репликой, но у него не было настроения шутить.
— Налить тебе эля? — спросил Гарри.
— Твоего лучшего.
Гарри вытащил кружку и поставил ее на стойку.
— Ну и вид у тебя, — дерзко сказал он. — Твоя бабушка постаралась?
Гарри хорошо знал его бабку.
— В том числе, — уклончиво отозвался Томас.
— Или невеста?
Томас моргнул. Он совсем забыл об Амелии, что было удивительно, учитывая, что он чуть не овладел ею сегодня утром.
— У тебя есть невеста, — напомнил ему Гарри. — Примерно такого роста. — Он показал рукой.
Она выше, рассеянно подумал Томас.
— Блондинка, — продолжил, Гарри, — не слишком пышная, но…
— Хватит, — резко бросил Томас.
Гарри ухмыльнулся.
— Значит, это она.
Томас глотнул эля, решив не разуверять его.
— Все так запуталось, — сказал он.
Гарри перегнулся через стойку и сочувственно кивнул. Определенно он был рожден для этой работы.
— Мне ли не знать.
Поскольку Гарри женился по любви в девятнадцать лет и теперь был счастливым отцом шестерых сорванцов, гонявших по маленькому домику позади гостиницы, Томас сомневался, что он может считаться экспертом в сердечных делах.
— Позавчера здесь был один парень… — начал Гарри.
С другой стороны, Гарри наверняка слышал все душещипательные истории, которые рассказывали отсюда и до Йорка.
Томас слушал его вполуха, но когда допивал остатки своего эля, ему пришло в голову, что никогда в жизни он не был так благодарен за бездумную болтовню.
Но тут вошел Одли, и Томас уставился на свою кружку, размышляя о том, чтобы заказать вторую и выпить ее залпом.
— Добрый вечер, сэр! — приветствовал его Гарри. — Как ваша голова?
Томас вскинул глаза. Гарри его знает?
— Намного лучше, — ответил Одли.
— Я дал ему мою утреннюю микстуру, — сообщил Гарри Томасу, прежде чем снова повернуться к Одли. — Она всегда срабатывает. Спросите у герцога.
— И часто герцог прибегает к этому чудодейственному средству? — поинтересовался Одли любезным тоном.
Томас ответил ему колючим взглядам, который не остался не замеченным Гарри.
— Вы знаете друг друга?
— Более-менее, — сказал Томас.
— Скорее менее, — добавил Одли.
Гарри посмотрел на Томаса. Их глаза встретились на долю секунды, но этого хватило, чтобы задать сотню вопросов и получить заверение, подействовавшее на Томаса удивительно благотворно.
Если ему понадобится поддержка Гарри, он может на нее рассчитывать.
— Нам пора, — сказал Томас, отодвинув свой табурет от стойки и кивнув Гарри.
— Вы что, вместе? — удивился тот.
— Мы старые приятели, — скорее буркнул, чем сказал, Томас.
Гарри не стал выяснять, где они познакомились. Он всегда знал, что спросить.
— Вы не упоминали, что знаете герцога, — сказал он, обращаясь к Одли.
Тот пожал плечами.
— Вы не спрашивали.
Гарри на мгновение задумался, затем повернулся к Томасу.
— Счастливого, пути, дружище.
Томас коротко кивнул и направился к выходу, предоставив Одли следовать за ним.
— Довольно необычно водить дружбу с хозяином гостиницы, — заметил Одли, когда они вышли наружу.
Томас повернулся к нему, растянув губы в широкой ухмылке.
— Я вообще дружелюбный парень.
И это было последнее, что они сказали друг другу, пока не оказались в нескольких минутах езды от Белгрейва, когда Одли предложил:
— Нам нужно сочинить правдоподобную историю.
Томас бросил на него косой взгляд.
— Как я понимаю, вы не хотите распространяться о том, что я сын старшего брата вашего отца, пока не наведете справки.
— Пожалуй, — буркнул Томас. Если его голос прозвучал резко; то в основном потому, что он сердился на себя за то, что не подумал об этом сам.
Одли насмешливо улыбнулся, только усилив его раздражение.
— Как насчет старых приятелей?
— По университету?
— О нет. Вы боксируете?
— Нет.
— Фехтуете?
— Так себе, — пожал плечами Томас, хотя мастерски владел шпагой.
— В таком случае это будет нашей легендой: мы вместе учились фехтованию много лет назад.
Томас смотрел вперед, На приближающуюся громаду замка Белгрейв.
— Дайте мне знать, если захотите потренироваться.
— У вас есть все необходимое?
— Все, что вашей душе угодно.
Одли взглянул на замок, который нависал теперь над ними как каменный великан, закрывая последние тусклые лучи солнца.
— И даже больше, полагаю.
Томас не стал отвечать на этот последний выпад. Соскользнув с лошади, он вручил повод лакею и направился в дом. Ему не терпелось избавиться от общества своего незваного гостя не потому, что он хотел поставить его на место. Скорее ему хотелось забыть о нем.
Подумать только, какой прекрасной была его жизнь всего лишь двенадцать часов назад.
Точнее, восемь. Восемь, начиная с того момента, как он вернулся с прогулки с Амелией.
Да, это наиболее точный рубеж между его прошлой жизнью и новой: после Амелии и до Одли.
Но власть герцога, при всем могуществе, не распространялась на то, чтобы повернуть время вспять. И потому Томас, отказываясь быть кем-либо иным, а не искушенным и владеющим ситуацией человеком, каким он всегда был, отдал дворецкому несколько коротких распоряжений, касавшихся мистера Одли, и направился в гостиную, где его ждала бабка вместе с Грейс.
— Уиндем, — деловито произнесла вдовствующая герцогиня.
Он коротко кивнул.
— Я велел, чтобы вещи мистера Одли отнесли в голубую спальню.
— Отличный выбор, — отозвалась герцогиня. — Но должна повторить: не называй его мистером Одли в моем присутствии. Я не знаю никаких Одли, и не желаю их знать.
— Не уверен, что они пожелали бы познакомиться с вами, — заявил Одли, который вошел в комнату, решительно, но бесшумно ступая.
Томас взглянул на бабку, но та лишь приподняла бровь, как будто хотела подчеркнуть собственную значимость.
— Мэри Одли — сестра моей покойной матери, — продолжил Одли. — Они с мужем взяли меня к себе, как только я родился. Они вырастили меня и по моей просьбе дали мне свое имя. И я не собираюсь отказываться от него.
Томас не мог не наслаждаться ситуацией.
Одли повернулся к Грейс и поклонился.
— Можете обращаться ко мне как к мистеру Одли, если пожелаете, мисс Эверсли.
Грейс присела, бросив вопросительный взгляд на Томаса. Спрашивая разрешения, что ли?
— Она не может привлечь вас к суду за использование законного имени, нетерпеливо бросил Томас. Милостивый Боже, это становится утомительным. — А если она это сделает, я отправлю ее в какое-нибудь удаленное поместье.
— Звучит заманчиво, — промолвил Одли. — Насколько удаленное?
Томас сдержал улыбку. Как бы ни раздражал его Одли, у него были свои достоинства.
— Я подумываю о том, чтобы расширить наши владения, — отозвался он. — Внешние Гебриды очаровательны в это время года.
— Ты невыносим, — прошипела герцогиня.
— И почему только я держу ее при себе? — задал вопрос Томас, ни к кому не обращаясь, а затем — поскольку это был чертовски долгий день и он израсходовал даже то небольшое утешение, которое почерпнул из кружки эля, — подошел к буфету и налил себе бренди.
Но тут вмешалась Грейс, как часто делала, когда считала, что обязана защитить вдовствующую герцогиню.
— Она ваша бабушка.
— Ах, кровь, — вздохнул Томас, испытывая желание сказать какую-нибудь колкость. А ведь он даже не опьянел. — Говорят, она гуще, чем вода. Жаль. — Он посмотрел на Одли. — Вы скоро это поймете.
Одли только пожал плечами. А может, Томасу это показалось. Ему нужно срочно выбраться отсюда, от этой троицы, от всего, что вопит об Уиндемах, Кавендишах, Белгрейве и дюжине прочих регалий. Связанных с его именем.
Он повернулся к леди Августе, устремив на нее твердый взгляд.
— Я сделал все, что от меня требовалось. Вернул блудного сына в ваши любящие объятия, ко всеобщему удовольствию, но не к моему, — не мог не добавить он. — Хотя кто-то будет рад, несомненно.
— И не к моему, — отозвался Одли с небрежной улыбкой. — Если это вас интересует.
Томас только посмотрел на него.
— Нисколько.
Одли любезно улыбнулся, а Грейс, благослови ее Боже, приготовилась броситься между ними, вздумай они снова устроить драку.
Томас отвесил ей поклон и, подняв бокал в ироническом салюте, проглотил бренди одним махом.
— Я пошел.
— Куда? — требовательно спросила вдовствующая герцогиня.
Томас помедлил в дверях.
— Я еще не решил.
Да и какая разница? Куда угодно, лишь бы уйти отсюда.
Глава 8
— Это не Уиндем там?
Амелия моргнула и, прикрыв глаза от солнца ладонью — похоже, от ее шляпки сегодня нет никакого проку, — посмотрела на противоположную сторону улицы.
— Что-то он не похож на себя, тебе не кажется?
Милли, младшая сестра Амелии, сопровождавшая ее на прогулке по Стэмфорду, наклонилась к ней, чтобы лучше видеть.
— По-моему, это именно Уиндем. Мама не обрадуется.
Амелия нервно оглянулась через плечо. Их мать, находившаяся в ближайшем магазине, сегодня утром, как никогда, походила на дятла. «Тук, тук, сделай это Амелия, тук, тук, тук, не делай того. Тук, тук, надень шляпку, тук, тук, у тебя появятся веснушки, тук, тук, не сиди сгорбившись, тук, тук, герцог никогда не женится на тебе».
Амелия не понимала связи между ее осанкой, когда она сидит у себя дома за завтраком, и оттягиванием ее женихом назначения дня свадьбы. Но с другой стороны, она никогда не понимала, откуда ее мать знает, которая из дочерей отщипнула кусочек ее печенья, или случайно выпустила собак, или — Амелия вздрогнула, поскольку это было на ее совести, — кто опрокинул ночной горшок на любимый халат ее матери.
Она прищурилась, чтобы лучше разглядеть мужчину, на которого указала Милли.
Это не может быть Уиндем. Конечно, мужчина, о котором шла речь, был поразительно похож на ее нареченного, но явно был… как это сказать? Растрепанным. И это еще мягко сказано.
— Он не пьяный ли, случайно?
— Это не Уиндем, — решительно сказала Амелия. Потому что у Уиндема ни когда не было такой нетвердой походки.
— Мне все же кажется…
— Это не он. — Но она не была так уж уверена.
Милли придержала язык на целые пять секунд.
— Мы должны сказать маме.
— Ничего мы не должны, — прошипела Амелия, круто повернувшись к ней лицом.
— О, Эми, ты делаешь мне больно.
Амелия неохотно отпустила локоть сестры.
— Послушай, Милли. Ты ничего не скажешь маме, ни слова. Понятно?
Глаза Милли округлились.
— Значит, ты тоже считаешь, что это Уиндем.
Амелия судорожно сглотнула, не зная, как поступить.
Мужчина определенно был похож на герцога, и, если это он, она обязана прийти к нему на помощь или спрятать его. Она чувствовала, что он предпочел бы последнее.
— Амелия? — шепнула Милли.
Амелия попуталась не обращать на нее внимания. Ей надо подумать.
— Что ты собираешься делать?
— Помолчи, — яростно прошептала Амелия. У нее нет времени на размышления. В любой момент из магазина может выйти их мать, и тогда…
Милостивый Боже, она не хотела даже думать о сцене, которую та устроит.
Мужчина на противоположной стороне улице повернул голову и посмотрел на нее. Затем моргнул несколько раз, словно пытаясь вспомнить, где он ее видел, и покачнулся. Сделав еще пару нетвердых шагов, он прислонился к каменной стене, зевая и потирая глаз ладонью.
— Милли, — медленно произнесла Амелия, оторвав взгляд от Уиндема. — Ты можешь лгать?
Глаза Милли загорелись.
— Еще как!
— Скажи маме, что я встретила Грейс Эверсли.
— Подругу Элизабет?
— Она и моя подруга.
— Да, но с Элизабет они больше…
— Не важно, кто чья подруга, — оборвала ее Амелия. — Просто скажи ей, что я увидела Грейс и она пригласила меня в Белгрейв.
Милли озадаченно моргнула, напомнив Амелии сову.
— В это время утра?
— Милли!
— Я всего лишь хочу убедиться, что это звучит правдоподобно.
— Да. В это время утра. — Было слишком рано для визита, но Амелия не могла придумать ничего лучше. — Тебе не придется ничего объяснять. Мама покудахчет немного, скажет, что это любопытно, и все на этом кончится.
— Я должна оставить тебя здесь, на улице?
— Со мной все будет в порядке.
— Я знаю, — фыркнула Милли, — но мама спросит.
Проклятие, но Милли права. Они вышли купить конфет, а значит, должны вернуться вместе. Милли было семнадцать, и она могла пройти мимо трех витрин самостоятельно, но мать всегда считала, что приличные девушки не должны гулять в одиночестве.
Амелия быстро оглянулась через плечо. Солнце отражалось от стеклянной витрины магазина одежды, и было трудно разглядеть что-либо внутри.
— Думаю, она все еще в задней части, — сказала Милли. — Она собиралась примерить три платья.
Это означало, что она почти наверняка примерит восемь, но все же они не могли рассчитывать на это.
Амелия на секунду задумалась.
— Скажи ей, что Грейс очень торопилась уехать, и у меня не было времени предупредить маму об изменении планов. Скажи, что у Грейс не было выбора, что она была нужна леди Августе.
— Леди Августе, — повторила Милли, кивнув. Они все знали вдовствующую герцогиню с ее причудами.
— Мама не станет возражать, — заверила ее Амелия. — Уверена, она будет в восторге. Она постоянно пытается отправить меня в Белгрейв под любым предлогом. А теперь иди. — Она слегка подтолкнула сестру, но передумала, удержав ее за локоть. — Нет, подожди. Еще немного.
Молли посмотрела на нее с терпеливым неодобрением.
— Дай мне пару минут, чтобы увести его отсюда.
— И самой убраться отсюда, — поддела ее Милли.
Амелия сдержала порыв вытрясти из сестры всю душу.
— Ты можешь это сделать? — спросила она.
Милли надулась.
— Конечно.
— Отлично. — Амелия деловито кивнула. — Спасибо. — Она шагнула прочь, добавив: — Не следи за мной.
— О, теперь ты просишь слишком много, — возразила Милли.
Амелия смирилась. Если бы они поменялись местами, она бы никогда не пропустила такого зрелища.
— Ладно. Просто никому не говори об этом.
— Даже Элизабет?
— Никому.
Милли кивнула, и Амелия поняла, что может рассчитывать на нее. Элизабет не всегда удавалось держать свой рот на замке, но Милли — при правильной мотивации — умела молчать. И поскольку Амелия была единственным человеком, который знал, кто опрокинул чайник на коллекцию импортных сигар лорда Кроуленда (их мать терпеть не могла сигары и не стала искать виновника)…
В общем, Милли имела веские основания держать язык за зубами.
Бросив последний взгляд на сестру, Амелия перебежала на другую сторону улицы, стараясь не ступать в лужи, оставленные ночным дождем. Она приблизилась к Уиндему — все еще питая смутную надежду, что это не он, — и с некоторой опаской произнесла: