— Нет, — произнес наконец Одли, усевшись на ближайший стул. — Нет.
— Вы останетесь здесь, — объявила вдовствующая герцогиня, — пока это дело не разрешится к моему удовлетворению.
— Нет, — повторил Одли со значительно большей убежденностью в голосе. — Не останусь.
— Конечно, останетесь, — возразила она. — А если нет, я передам вас в руки властей как вора, которым вы и являетесь.
— Вы не сделаете этого, — выпалила Г рейс и повернулась к Одли. — Она никогда этого не сделает, если и вправду верит, что вы ее внук.
— Довольно! — прикрикнула на нее вдовствующая герцогиня. — Не знаю, что вы себе возомнили, мисс Эверсли, но вы не являетесь членом семьи и вам не место в этой комнате.
Томас шагнул вперед, чтобы вмешаться, но прежде чем он успел произнести хоть слово, Одли поднялся, выпрямившись во весь свой рост, с прямой как шомпол спиной и жестким взглядом.
Глядя на него, Томас поверил, что тот не солгал о своей службе в армии. Одли выглядел до кончиков пальцев ног военным, когда обратился к вдовствующей герцогине.
— Не смейте разговаривать с ней в таком тоне.
Леди Августа сжалась, пораженная, что он заговорил с ней подобным образом и по поводу особы, которую она считала недостойной внимания.
— Я твоя бабушка, — буркнула она, свирепо сверкнув глазами.
Одли выдержал ее взгляд.
— Это еще надо доказать.
— Что?! — воскликнул Томас, не сдержавшись.
Одли устремил на него прохладный взгляд.
— А теперь вы пытаетесь сказать, — продолжил Томас недоверчивым тоном, — что вы не сын Джона Кавендиша?
Одли пожал плечами, сделавшись вдруг более похожим на мошенника, чем когда притворялся.
— Честно говоря, я не уверен, что мне хочется стать членом вашего очаровательного закрытого клуба.
— У тебя нет выбора, — заявила герцогиня.
Одли выпятил губу, искоса поглядывая на нее.
— Такая любящая, такая заботливая, воистину редкая бабушка.
Грейс издала полузадушенный звук, какой Томас мог бы издать сам — в других обстоятельствах. Хотя нет, он бы громко рассмеялся. Но не сейчас, когда потенциальный узурпатор стоит в его забытой Богом гостиной.
— Ваша светлость, — неуверенно произнесла Грейс, но Томасу было не до нее. Он не желал ничего слышать: ни чьих-либо мнений, ни предложений — ничего.
Все они смотрели на него, ожидая его решения, словно он здесь главный. Прелестно. Черт побери, он даже не знает, кто он теперь. Возможно, никто вообще и уж точно не глава семьи.
— Уиндем… — начала леди Августа.
— Замолчите, — оборвал ее он и стиснул зубы, стараясь не показывать свою слабость. Что, к дьяволу, прикажете ему делать теперь? Он повернулся к Одли — к Джеку. Пожалуй, пора называть его по имени, раз уж он не в состоянии думать о нем как о Кавендише или, упаси Боже, Уиндеме. — Вам следует остаться, — сказал он, ненавидя собственный голос, усталый и подавленный. — Нужно разобраться в этом деле.
Одли не сразу ответил, а когда заговорил, его голос звучал так же утомленно, как голос Томаса.
— Вы не могли бы объяснить… — Он помедлил, прижав пальцы к вискам.
Томас хорошо знал этот жест. Его собственная голова раскалывалась.
— Вы не могли бы объяснить, где я на фамильном древе? — спросил Одли наконец.
— У меня было трое сыновей, — решительно сказала вдовствующая герцогиня. — Чарлз был старшим, Джон средним, а Реджинальд младшим. Твой отец отбыл в Ирландию сразу после женитьбы Реджинальда, — ее лицо приняло раздосадованное выражение, и Томас едва удержался, чтобы не закатить глаза, когда она дернула головой в его сторону, — на его матери.
— Она была простолюдинкой, — сообщил Томас, поскольку это не было секретом. — Ее отец владел несколькими фабриками. Какая ирония: теперь они принадлежат нам.
Леди Августа даже не удостоила его взглядом, сосредоточив свое внимание на Одли.
— Нас уведомили о смерти твоего отца в июле 1790 года. Через год мой муж и старший сын умерли от лихорадки. Я не подхватила заразу, и мой младший сын, который больше не жил в замке Белгрейв, тоже остался жив. Чарлз не успел жениться, а Джон, как мы полагали, умер бездетным. Так Реджинальд стал герцогом. — Она выдержала короткую паузу и добавила: — Вопреки ожиданиям.
Все повернулись и посмотрели на Томаса. Прелестно. Он промолчал, не желая подавать виду, что его задела ее реплика.
— Я останусь, — сказал наконец Одли. И хотя в его голосе прозвучало смирение, словно у него не было выхода, ему не удалось обмануть Томаса. Ради Бога, этот тип преступник. Вор, получивший шанс завладеть одним из высших титулов в стране. Не говоря уже о баснословном богатстве, которое прилагалось к нему.
— Весьма разумно с твоей стороны, — сказала вдовствующая герцогиня, хлопнув в ладоши. — А теперь мы…
— Но вначале, — перебил ее Одли, — я должен вернуться в гостиницу за своими пожитками. — Он окинул взглядом гостиную, словно насмехаясь над ее роскошью. — Какими бы скромными они ни были.
— Чепуха, — возразила леди Августа. — Их можно заменить. — Она бросила снисходительный взгляд на его костюм. — На вещи гораздо лучшего качества, должна добавить.
— Я не спрашивал вашего разрешения, — отозвался Одли прохладным тоном.
— Тем не менее…
— Более того, — перебил ее он. — Я должен объяснить своим спутникам, что произошло.
Томас открыл рот, собираясь вмешаться. Не хватает только, чтобы Одли распространял слухи. Через неделю вся Британия будет в курсе. И не важно, если претензии окажутся безосновательными. Никто не будет относиться к нему как прежде. За его спиной всегда будут шептаться, сомневаясь в его праве на титул: «Разве вы не слышали, что был другой претендент? Его собственная бабушка поддерживала его».
Это будет кошмар наяву.
— Разумеется, я не скажу им ничего похожего на правду, — сухо добавил Одли, бросив взгляд в его сторону. Томас ощутил беспокойство. Ему не понравилось, что его мысли так легко можно прочитать. Особенно когда дело касается этого типа.
— Не вздумай исчезать, — велела вдовствующая герцогиня. — Уверяю тебя, ты пожалеешь об этом.
— Не беспокойтесь, — сказал Томас и произнес вслух то, что все подумали: — Какой дурак исчезнет, когда ему светит герцогство?
Одли эта реплика явно не показалась забавной, но Томасу было все равно.
— Я провожу вас, — сказал он. Ему нужно было оценить этого человека, посмотреть, как он ведет себя, когда рядом нет женщин, чтобы позировать перед ними.
Одли одарил его насмешливой улыбкой, слегка приподняв бровь, совсем как — милостивый Боже, это выглядело пугающе — вдовствующая герцогиня.
— Мне нужно опасаться за собственную безопасность? — поинтересовался он.
Томасу пришлось сделать над собой усилие, чтобы не ответить на этот выпад. Вряд ли сегодняшний день нуждается в еще одной драке. Но укол был болезненным. Всю свою жизнь он ставил Уиндем на первое место: титул, наследие, земли. Мир никогда не вращался вокруг Томаса Кавендиша, рожденного в английском графстве Линкольншир, джентльмена, который любил музыку, но терпеть не мог оперу, предпочитал ездить верхом, а не в карете, даже в плохую погоду и любил клубнику, особенно со взбитыми сливками. Этот джентльмен закончил с отличием Кембридж и мог цитировать наизусть сонеты Шекспира, но никогда этого не делал, а смаковал в уме каждое слово. Казалось не важным, что он получает удовольствие от физической работы и терпеть не может небрежность. И никого не интересовало, что он так и не пристрастился к портвейну и считает нелепой моду нюхать табак.
Нет, когда надо было принять решение — любое решение, — все это не имело значения. Ведь он Уиндем.
Вот так просто и одновременно так сложно, потому что его преданность своему имени и наследству не подвергалась сомнению. От него ожидалось, что он поступит единственно верно и правильно. Он всегда так делал. В этом и заключалась вся ирония. Он всегда поступал правильно, потому что был герцогом Уиндемом. И похоже, правильный поступок может означать передачу его собственного имени незнакомцу.
Если бы он не был герцогом, сделало бы это его свободным? Смог бы он тогда делать все, что пожелает, — грабить кареты, совращать девственниц и что там еще вытворяют мужчины, не ограниченные в своих действиях?
И после всего, что он сделал, чтобы кто-то предположил, будто он поставит личные интересы выше долга перед семьей…
Это не просто резануло до костей. Это обожгло как каленое железо.
Но тут Одли повернулся к Грейс со своей раздражающе вкрадчивой улыбочкой и сказал:
— Я представляю собой угрозу для самой его личности. Любой разумный человек позаботился бы о своей безопасности.
Томас с трудом, удержал свои руки с пальцами, сжатыми в кулаки, по бокам.
— Вы не правы, — возразила Грейс, обращаясь к Одли, и Томас нашел странное успокоение, уловив дрожь в ее голосе. — Вы несправедливы к герцогу. Он… — Она запнулась на мгновение, затем распрямила плечи и продолжила: — Он самый достойный человек из всех, кого я встречала. Вам ничто не угрожает в его доме.
— Уверяю вас, — произнес Томас прохладным тоном, глядя на своего кузена, — что я не собираюсь следовать своим бешеным порывам, как бы меня ни искушали.
Грейс обратила свой гнев на него.
— Какие ужасные вещи вы говорите. — И добавила вполголоса, чтобы никто, кроме него, не слышал: — И это после того, как я вас защитила.
— Зато честные, — иронически заметил Одли, отвесив поклон.
Мужчины скрестили взгляды, заключив молчаливое соглашение. Они вместе поедут в гостиницу, не будут задавать вопросы и высказывать мнения… Проклятие, они даже не будут разговаривать друг с другом без особой необходимости.
Что полностью устраивало Томаса.
Глава 7
— У вас почернел глаз.
Это было первое, что сказал ему Одли через час после того, как они отбыли из замка.
Томас повернул голову и посмотрел на него.
— А у вас скула побагровела.
Они почти добрались до гостиницы, где остановился Одли, и поэтому замедлили скачку, перейдя на шаг. Одли ехал на лошади из конюшни замка Белгрейв, и Томас не мог не отметить, что он был весьма искусным наездником.
Одли без особой деликатности потрогал свою щеку, энергично похлопав по ней пальцами.
— Пустяки, — заявил он, видимо, имея в виду причиненный ущерб. — Не то что ваш глаз.
Томас только приподнял бровь в ответ на эту очевидную браваду. Щека Одли припухла и приобрела красновато-синий оттенок.
— Мне приходилось получать пулю в плечо и нож в бедро. А вам? — поинтересовался Одли с обманчивой мягкостью.
Томас не удостоил его ответом, но его челюсти сжались.
— Щека — это пустяк, — повторил Одли, снова устремив взгляд на дорогу.
Они были рядом с гостиницей. Томас хорошо знал здешние места. Проклятие, он владел ими.
Во всяком случае, так ему казалось. А теперь кто знает? Возможно, он вовсе не герцог Уиндем. Что, если он всего лишь один из Кавендишей, которых наверняка, полно в стране. Ясно, не близкой родни, а седьмой воды на киселе.
Это интересный вопрос. «Интересный», конечно, было единственным словом, которым он мог воспользоваться, не опасаясь лопнуть от смеха. Если он не герцог Уиндем, то кто он такой, черт побери? Владеет ли он хоть чем-то? Есть ли у него хотя бы скала или жалкий клочок земли, которые он может назвать своими?
Даже его помолвка с Амелией под вопросом.
Милостивый Боже. Он бросил взгляд через плечо на Одли, который, будь он проклят, выглядел холодным и невозмутимым, устремив взгляд вдаль.
Неужели и ее он должен уступить? Земли, титул, все до последнего пенни на его счетах — все ему достанется, включая невесту.
И, судя по реакции Грейс на этого наглеца, Амелия вполне может влюбиться в него с первого взгляда.
Он раздраженно фыркнул. Если день продолжится в том же духе, к ночи он доберется до седьмого круга ада.
— Пожалуй, я промочу горло, — объявил он.
— Элем? — удивился Одли, словно не мог вообразить, чтобы герцог Уиндем пил что-нибудь столь плебейское.
— Пока вы будете улаживать свои дела, — отозвался Томас, искоса взглянув на него. — Как я понимаю, вы не нуждаетесь в моей помощи.
Одли приподнял брови.
— Нет, если только у вас нет нездорового интереса к мужскому нижнему белью.
Томас холодно встретил его взгляд.
— Не вынуждайте меня снова врезать вам.
— Вы проиграете.
— А вы умрете.
— Не от вашей руки, — буркнул Одли.
— Что вы сказали?
— Вы пока еще герцог, — пожал плечами Одли.
Томас схватился за повод с большим рвением, чем было необходимо. И хотя точно знал, что имеет в виду Одли, он обнаружил, что испытывает извращенную потребность заставить его произнести это вслух.
— То есть вы хотите сказать… — отрывисто произнес он.
Одли повернулся к нему. Он казался расслабленным, непринужденным и полностью владел собой, что еще больше взбесило Томаса. Одли выглядел так, как обычно выглядел и ощущал себя он сам.
Но не сейчас. Его сердце бешено колотилось, руки были ледяными, голова шла кругом. Это был не он. Он никогда не чувствовал Себя таким растерянным, сбитым с толку. Он боялся закрыть глаза, опасаясь, что, когда откроет, небо станет зеленым, лошади заговорят по-французски, а земля будет ускользать из-под ног при каждом шаге.
— Вы герцог Уиндем. Закон всегда будет на вашей стороне.
Томас едва сдержался, чтобы не ударить его снова. Пусть даже это докажет правоту Одли. Никто не посмел бы перечить ему здесь, в деревне. Он мог избить Одли до смерти и спокойно избавиться от останков.
Все будут рады услужить герцогу Уиндему. Достаточно вспомнить обо всех преимуществах его положения, авторы ми он никогда не пользовался.
Они остановились у гостиницы и бросили поводья юному конюху по имени Бобби, который кинулся им навстречу. Томас знал его с детства. Его родители были арендаторами, честными, работящими людьми, которые почитали за честь приносить в замок Белгрейв корзинку песочного печенья на Рождество, хотя и знали, что Кавендиши едва ли нуждаются в еде.
— Ваша светлость, — просиял Бобби, запыхавшись после бега.
— Позаботишься о лошадях, Бобби? — Томас кивнул в сторону жеребца Одли.
— Наилучшим образом, сэр.
— Вот почему я не доверяю их никому другому. — Томас бросил ему монету. — Мы вернемся через… час? — Он посмотрел на Одли.
— Около того, — подтвердил тот и повернулся к мальчику, глядя на него в упор, что Томас нашел странным. — Вчера тебя здесь не было, — заметил он.
— Да, сэр, — отозвался Бобби. — Я работаю только пять дней в неделю.
Томас позаботился о поощрении хозяина гостиницы за то, что тот давал своим юным работникам дополнительный выходной. Правда, никто, кроме хозяина, не знал об этом.
— Ты видел Люси?
Люси? Томас заинтересовался.
— Черный мерин? — Глаза Бобби загорелись.
— Мерин с кличкой Люси? — спросил Томас.
— Он самый, — ответил Одли мальчику, прежде чем повернуться Томасу: — Это длинная история.
— Он просто красавец, — сказал Бобби, благоговейно округлив глаза.
Томас не мог не улыбнуться. Бобби сходил с ума по лошадям, с тех пор как научился ходить. Томас всегда думал, что когда-нибудь наймет его главным конюхом в замок Белгрейв.
— Мне он тоже нравится, — согласился Одли. — Пару раз он спас мне жизнь.
Глаза Бобби стали круглыми как блюдца.
— Правда?
— Правда. У Наполеона не было никаких шансов против такого замечательного британского коня, как этот. — Одли бросил взгляд в сторону конюшни. — Как он?
— Напоен и почищен. Я сам ухаживал за ним.
Пока Одли давал указания, чтобы его мерина со смешной кличкой подготовили к обратной дороге, Томас направился в пивную. Хотя его неприязнь к Одли слегка уменьшилась — нельзя не уважать человека, который так ценит свою лошадь, — пинта эля пришлась бы кстати в такой день, как этот.
Он хорошо знал хозяина гостиницы. Гарри Глэддиш вырос в замке Белгрейв, будучи сыном старшего конюха. Отец Томаса счел его подходящей компанией для своего сына. Он был настолько ниже по положению, что не возникало вопроса, кто главный. «Лучше подручный конюха, чем отродье торговца», — часто повторял он, обычно в присутствии матери Томаса, которая была дочерью торговца.