Томас помедлил, отложив перо, но не сделал попытки встать. Ему не особенно хотелось узнавать, что происходит, и, не услышав ничего больше в течение нескольких мгновений, он решил вернуться к просмотру документов. Но не успел он окунуть перо в чернила, как воздух сотряс голос вдовствующей герцогини:
— Оставьте в покос мою компаньонку!
Томас встал. Вряд ли леди Августе что-нибудь угрожало в отличие от Грейс. Он вышел в коридор и бросил взгляд в ту сторону, откуда раздавался шум. Милостивый Боже. Что его бабка затеяла на этот раз? Она стояла у двери в гостиную в нескольких шагах от Грейс, которая выглядела более несчастной и смущенной, чем когда-либо. Рядом с ней стоял мужчина со связанными за спиной руками. Томас никогда раньше его не видел.
Томас застонал. Старая перечница опасна для общества.
Он направился к ним с намерением освободить мужчину, извиниться перед ним и заплатить за ущерб, но когда он приблизился к троице, он услышал, как чертов бродяга шепнул Грейс:
— Я мог бы поцеловать вас.
— Что за черт? — требовательно спросил Томас. — Этот тип пристает к вам, Грейс?
Она быстро покачала головой, но он заметил в ее глазах панику.
— Нет-нет, — сказала она. — Но…
Томасу не понравилось выражение ее глаз. Он повернулся к незнакомцу.
— Кто вы?
— А вы кто? — отозвался тот с довольно наглой усмешкой.
— Уиндем, — отрезал Томас, намеренный положить конец этой чепухе. — И вы находитесь в моем доме.
Лицо мужчины на мгновение дрогнуло, но тут же приняло прежнее дерзкое выражение. Он был почти таким же высоким, как Томас, и примерно того же возраста. Томас сразу же возненавидел его.
— Ах вот как, — произнес мужчина любезным тоном.
В таком случае позвольте представиться: Джек Одли, в недавнем прошлом — солдат ее величества, а ныне — вольный путник.
Томас открыл рот, собираясь сказать» что он думает о подобном ответе, но леди Августа опередила его.
— Что еще за Одли? — осведомилась она, сердито шагнув к нему. — Вы не Одли. Это написано на вашем лице, в форме носа и челюсти, в каждой чертовой черте лица, не считая глаз, которые не того цвета.
Томас нетерпеливо повернулся к ней, озадаченный ее словами. Что она несет?
— Не того цвета? — переспросил мужчина. — В каком смысле? — Он повернулся к Грейс, изобразив простодушное нахальство. — Я слышал, что дамам нравятся зеленые глаза. Неужели меня ввели в заблуждение?
— Вы Кавендиш! — загремела вдовствующая герцогиня. — Вы Кавендиш, и я желаю знать, почему мне не сообщили о вашем существовании.
Кавендиш? Томас изумленно уставился на незнакомца, затем на свою бабку и снова на незнакомца.
— Что, черт побери, происходит?
Не дождавшись ответа, он повернулся к единственной персоне, которую он считал заслуживающей доверия.
— Грейс?
Она отвела глаза.
— Ваша светлость, — произнесла она с тихим отчаянием, — мы не могли бы перемолвиться парой слов наедине?
— И лишили бы всех остальных развлечения? — поинтересовался Одли, изобразив праведное негодование. — После всего, что я вынес….
Томас посмотрел на свою бабушку.
— Это твой кузен, — отрывисто произнесла она.
Неуверенный, что хорошо расслышал, он взглянул на Грейс, но та не внесла ясности, добавив:
— Это тот разбойник.
Пока Томас переваривал услышанное, наглый бродяга повернулся к ним спиной, демонстрируя свои связанные руки, и сказал:
— Уверяю вас, я здесь не по собственному желанию.
— Вашей бабушке показалось, что она узнала его вчера вечером, — сообщила Грейс.
— Я уверена, что это он, — огрызнулась герцогиня, махнув рукой в сторону незнакомца. — Достаточно посмотреть на него.
Мужчина скорчил удивленную гримасу, словно он был так же озадачен, как все остальные.
— Я был в маске.
Томас поднял руку и потер пальцами виски, которые начали болезненно пульсировать. Милостивый Боже. И тут он вспомнил — портрет!
Проклятие. Так вот в чем дело. Вот почему в три часа ночи Грейс была на ногах, собираясь снять со стены портрет его дяди…
— Сесил! — позвал он лакея.
Тот появился с впечатляющей скоростью.
— Принеси портрет, — резко бросил Томас. — Моего дяди.
Лицо лакея вытянулось.
— Тот, что мы только что отнесли наверх?
— Да. Принесите его в гостиную. — И когда лакей не двинулся с места, Томас нетерпеливо гаркнул: — Сейчас же!
Грейс положила руку ему на локоть.
— Томас, — сказала она, явно пытаясь успокоить его. — Пожалуйста, позвольте мне объяснить.
— Вы знали об этом? — требовательно спросил он, стряхнув ее руку.
— Да, — сказала она, — но…
Он не мог в это поверить. Грейс. Единственный человек, которому он привык доверять за абсолютную честность.
— И прошлой ночью? — уточнил он, осознав вдруг, насколько он дорожил теми мгновениями. В его жизни было прискорбно мало проявлений чистой бескорыстной дружбы. Разговор ночью на лестнице, при всей его нелепости, был одним из них. По-видимому, этим и объяснялось тягостное чувство, с которым он смотрел на ее виноватое лицо. — Вы знали это прошлой ночью?
— Да, но, Томас…
— Достаточно, — оборвал ее он. — Пройдите в гостиную, все вы.
Грейс попыталась что-то сказать, но он не стал слушать. Мистер Одли — его чертов кузен — сложил губы в трубочку, словно собирался засвистеть веселый мотивчик. А его бабушка… один дьявол знал, что она думает. Вдовствующая герцогиня выглядела так, словно страдает от несварения желудка, но она всегда так выглядела. Все ее внимание было приковано к Одли. Тот, казалось, не замечал ее зловещего взгляда. Он был слишком занят, строя глазки Грейс.
А она выглядела жалкой и несчастной. И поделом.
Томас выругался себе под нос» захлопнув дверь в гостиную» как только все они вошли внутрь. Одли поднял связанные руки и склонил голову набок.
— Вы не могли бы…
— Ради Бога, — буркнул Томас, схватил нож для разрезания бумаги с письменного стола и одним сердитым движением перерезал веревку.
— Томас, — настойчиво произнесла Грейс, встав перед ним. — Право, вы должны позволить мне поговорить с вами, прежде…
— Прежде чего? — резко бросил он. — Прежде чем мне сообщат еще об одном давно пропавшем кузене, за чьей головой, возможно, охотится корона?
— Вряд ли, — лениво откликнулся Одли, — но пара-другая судейских — наверняка. И пара викариев. — Он повернулся к вдовствующей герцогине. — Разбой на дорогах не самое безопасное занятие.
— Томас. — Грейс нервно оглянулась на вдовствующую герцогиню, свирепо сверкавшую глазами. — Ваша светлость, — поправилась она, — есть кое-что, что вам следует знать.
— Да уж, — огрызнулся он. — Например, кто мой истинный друг и доверенное лицо.
Грейс вздрогнула как от удара, но Томас отмахнулся от укола вины, пронзившего его грудь. Прошлой ночью у нее было достаточно времени, чтобы просветить его, и он не оказался бы в этой ситуации совершенно не подготовленным.
— Я попросил бы, — произнес Одли легким, но твердым тоном, — чтобы вы разговаривали с мисс Эверсли с большим уважением.
Томас замер. Кем, к дьяволу, этот тип себя считает?
— Прошу прощения?
Одли слегка склонил голову набок и пожевал губами, прежде чем ответить:
— Не привыкли, чтобы с вами разговаривали как с мужчиной?
Томасом завладело какое-то чуждое существо, яростное и темное, с острыми зубами и когтями, и не успел он опомниться, как бросился на Одли. Они повалились на рол и покатились по ковру, врезавшись в столик у стены. Томас с удовлетворением обнаружил, что сидит верхом на своем новоявленном кузене и держит его за горло, сжав другую руку в кулак.
— Стойте! — взвизгнула Грейс, но Томас даже не почувствовал, как она схватила его за руку. Она отлетела в сторону, когда он поднял кулак и нанес Одли удар в челюсть. Но Одли был грозным противником. У него была целая жизнь, чтобы научиться драться грязно, как осознал Томас с некоторым опозданием. Сделав мощное движение всем торсом, Одли ударил Томаса головой в челюсть, ошеломив его в достаточной степени, чтобы поменяться местами.
— Только… посмейте… еще раз… ударить… меня — прорычал он, прежде чем заехать кулаком в скулу Томаса.
Высвободив локоть, Томас ткнул Одли в живот и был вознагражден, когда тот охнул.
— Прекратите! Вы оба! — Грейс удалось втиснуться между ними, что было, пожалуй, единственным способом прекратить драку.
Томас едва успел остановить свой кулак, чуть не врезавшийся ей в лицо.
— Вам должно быть стыдно, — сказала она.
Томас согласился бы с ней, если бы не затрудненное дыхание, мешавшее говорить. Но тут он сообразил, что она обращается к нему. Это было так досадно, что он испытал не слишком похвальное желание смутить ее, как она смутила его.
— Вы не могли бы слезть с моего, э-э… — Он бросил красноречивый взгляд на свой живот, на котором она сидела.
— О! — пискнула Грейс, вскочив. Однако она не отпустила руку Одли и потянула его за собой, отделив мужчин друг от друга.
Одли казался более чем счастливым подчиниться ей.
— А кто будет врачевать мой раны? — жалобно произнес он, глядя на нее, как обиженный щенок.
— У вас нет никаких ран, — отрезала она, переведя взгляд на Томаса, который тоже поднялся на ноги. — И у вас тоже.
Томас потер челюсть, уверенный, что к вечеру их физиономии опровергнут ее слова.
Тут его бабушка — вот кто мог преподать другим уроки доброты и учтивости — решила, что пора вступить в разговор. Неудивительно, что она начала с того, что пихнула Томаса в плечо.
— Сейчас же извинись! — бросила она. — Он гость в нашем доме.
— В моем доме.
Ее лицо напряглось при упоминании об одном из рычагов, с помощью которых он держал ее в повиновении. Все знали, что ее пребывание здесь зависит исключительно от его милости и терпения.
— Он твой двоюродный кузен, — сказала она. — Казалось бы, при отсутствии близких родственников, ты должен бы встретить его с распростертыми объятиями.
Наверное, подумал Томас, настороженно глядя на Одли. Не считая того, что он невзлюбил его с первого взгляда, его насмешливую ухмылку и тщательно взвешенную дерзость. Он знал подобных типов. Этот Одли не имеет представления о долге, ответственности, однако у него хватает наглости явиться сюда и читать ему нотации?
Более того, кто, к дьяволу, сказал, что Одли его кузен? Пальцы Томаса сжались и снова выпрямились, пока он пытался успокоиться.
— Может, кто-нибудь, — отрывисто произнес он, — будет так любезен объяснить, как этот тип оказался в моей гостиной?
Последовало молчание, словно каждый ожидал, что кто-нибудь другой заполнит паузу. Затем Одли пожал плечами, качнув головой в сторону вдовствующей герцогини.
— Она похитила меня.
Томас медленно повернулся к своей бабушке.
— Вы похитили его, — повторил он, не потому что в это трудно было поверить, а потому что легко.
— Пожалуй, — бросила она. — И я бы сделала это снова.
Томас посмотрел на Грейс.
— Это правда, — сказала она. А затем — проклятие — повернулась к Одли: — Извините.
— Извинение принято, — отозвался тот с галантностью, способной выдержать испытание в бальном зале среди самых высоких гостей.
Должно быть, на лице Томаса отразилось отвращение, потому что Грейс добавила:
— Ведь его похитили!
Томас только закатил глаза, не желая вступать в препирательства.
— И заставили меня принять в этом участие, — пробормотала Грейс.
— Я узнала его прошлой ночью, — объявила вдовствующая герцогиня.
— В темноте? — усомнился Томас.
— Под маской, — гордо сообщила она. — Он точная копия своего отца. Голос, смех — словом, все.
Теперь все обрело смысл: портрет, ее расстройство прошлой ночью. Томас испустил протяжный вздох и закрыл глаза, пытаясь набраться сил, чтобы отнестись к ней с участием.
— Бабушка, — сказал он, что следовало воспринять как оливковую ветвь, учитывая, что он редко называл ее бабушкой. — Я понимаю, что вы скорбите по своему сыну…
— Твоему дяде, — бросила она.
— Моему дяде, — произнес он, хотя ему было трудно так думать о человеке, которого он никогда не видел. — Но с его смерти прошло тридцать лет.
— Двадцать девять, — резко поправила она.
Томас взглянул на Грейс в ожидании сам не знал чего. Поддержки? Сочувствия? Но она молчала, растянув губы в извиняющейся улыбке.
Он снова повернулся к своей бабке.
— Прошло много времени, — сказал он. — Воспоминания блекнут.
— Только не мои, — надменно отозвалась она, — и определенно не те, что связаны с Джоном. Твоего отца я бы охотно забыла…
— В этом мы единодушны, — натянуто перебил ее Томас. Единственное, что могло сделать ситуацию еще более фарсовой, так это вмешательство призрака его отца.
— Сесил! — снова рявкнул он, сгибая и разжимая пальцы, чтобы не поддаться порыву придушить кого-нибудь на месте. Где, черт побери, этот проклятый портрет? Он давно послал за ним лакея. Не такое это сложное дело — принести его в гостиную. Вряд ли бабка успела повесить его на стену.
— Ваша светлость! — донеслось из коридора, и во второй раз за этот день появился, покачиваясь, портрет, который два лакея с трудом удерживали в вертикальном положении.
— Поставьте его где-нибудь здесь, — велел Томас.
Лакеи нашли пустое место и поставили портрет на пол, осторожно прислонив к стене. И во второй раз за этот день Томас обнаружил, что смотрит в лицо своего давно почившего дяди Джона.
Впрочем, на этот раз все было иначе. Сколько раз он проходил мимо портрета, не удосужившись рассмотреть его более внимательно? Да и зачем? Он никогда не знал этого человека, никогда не имел причины искать в его лице знакомые черты.
Но теперь…
Грейс первая нашла слова, чтобы выразить то, что они все чувствовали.
— О Боже…
Томас потрясенно уставился на Одли. Могло показаться, что это его портрет.
— Вижу, все согласны со мной, — самодовольно заявила вдовствующая герцогиня.
— Кто вы? — прошептал Томас, уставившись на мужчину, который мог быть его двоюродным братом.
— Меня зовут… — Он запнулся, не в силах оторвать взгляд от портрета. — Мое полное имя Джон Огастус Кавендиш-Одли.
— Кто ваши родители? — прошептал Томас, но не дождался ответа. — Кто ваш отец? — переспросил он громче, уловив в собственном голосе пронзительные нотки.
Одли резко обернулся.
— А как вы, черт побери, думаете?
Томас почувствовал, что его мир рушится. Он всегда знал, кто он такой. И теперь это сознание, составлявшее основу его бытия, ускользнуло, оставив его ошеломленным, одиноким и безоружным.
— Ваши родители, — произнес он дрогнувшим голосом, — были женаты?
— На что вы намекаете? — вскинулся Одли.
— Пожалуйста, — взмолилась Грейс, поспешно встав между ними. — Он не знает. — Она бросила на Томаса взгляд, и он понял, что она пытается сказать ему. Одли не имел понятия о том, что значит, если он родился в законном браке.
Ее извиняющийся взгляд также говорил, что им придется рассказать Одли правду. Они не вправе скрывать ее от него, каковы бы ни были последствия.
— Кто-то должен объяснить мистеру Одли…
— Кавендишу, — буркнула вдовствующая герцогиня.
— Мистеру Кавендишу-Одли, — поправилась Грейс, дипломатичная, как всегда. — Кто-то должен объяснить ему, что… что… — Она обежала взглядом всех присутствующих и остановилась на лице потрясенного Одли. — Ваш отец — если допустить, что мужчина, изображенный на портрете, является вашим отцом, — был старшим братом… отца его светлости.
Повисло молчание.
Грейс прочистила горло.
— То есть если… если ваши родители состояли в законном браке…
— Они состояли, — отрезал Одли.
— Да, конечно. Но я хочу сказать…
— Она хочет сказать, — резко вмешался Томас, желая покончить с этой нелепой ситуацией, — что если вы законнорожденный отпрыск Джона Кавендиша, то именно вы герцог Уиндем.
Он замолк с, чувством исполненного долга. Он сказал все, что от него требовалось. Пусть остальные выскажут свое чертово мнение.