Удивление, испытанное Шоном при виде хижины, не помешало ему, как опытному оперативнику агентства Пинкертона, тщательно исследовать окружающую территорию. Несколько пеньков от свежесрубленных деревьев навели его на мысль, что обитатели домика начали культивировать примыкавший к домику земельный участок, но поскольку поселились здесь совсем недавно, то и сделать успели не очень много. Недостроенные амбар и скотный двор лишь утвердили Шона в этой мысли, как и свежевскопанная полоска земли за домом, предназначавшаяся, по-видимому, для сада или огорода. Что же касается самой хижины, то окна в ней если и не были вымыты дочиста, то по крайней мере старательно протерты, что позволяло обитателям не только смотреть в них, но даже видеть то, что происходило во дворе, а порожек довольно тщательно подметен. По некоторым признакам Шон решил, что уборка производилась и внутри хижины, причем совсем недавно. Об обитаемости постройки свидетельствовал также легкий дымок, который шел из каминной трубы.
Проведенные Шоном изыскания показали, что дом скорее всего обитаем и его жители собираются обосноваться на этой земле. С другой стороны, ему пока не довелось увидеть ни единой живой души — как поблизости от дома, так и на некотором от него удалении. Еще больше его озадачило то, что в загоне для скота не оказалось ни одного животного, даже коровы, позволявшей разнообразить пищевой рацион семьи молоком. Более того, по двору не бегали цыплята и куры, а между, тем большинство ранчеро начинали обустройство своих владений, именно с приобретения кур, чтобы иметь под рукой собственную домашнюю птицу. По мнению Шона, полоска взрыхленной земли за домом, предназначенная для посадки различных растений, могла свидетельствовать о присутствии женщины, но…
Что-то здесь все-таки было не так.
Словно в ответ на его мысли дверца хижины неожиданно распахнулась, и из нее вышел мужчина лет сорока. Он был небрит и носил непричесанные длинные волосы. Когда он махнул кому-то, находившемуся в домике, на белый свет из полумрака выскочил подросток лет шестнадцати. Оба двинулись к недостроенному скотному двору. Почти одновременно до слуха Шона из близлежащей рощицы донеслось лошадиное ржание, после чего перед его взором предстали выходившие из-за деревьев и сами кони.
При виде животных молодой человек рассмеялся и, изменив направление, направился к ним. Тот, что постарше, продолжал идти к скотному двору.
Одно Шон определил совершенно точно: оружия при них не имелось. Так что время для его появления на сцене событий было самое удачное.
Выехав из своего укрытия, Шон очень быстро оказался в нескольких футах от обоих мужчин, которые, увидев его, словно по команде устремились к своим ружьям, стоявшим у стены рядом с дверью домика.
— Даже не пытайтесь добраться до них! — гаркнул Шон. Обитатели домика сразу поубавили прыти и стали с опаской посматривать на непрошеного гостя, успевшего к тому времени достать из кобуры револьвер и поставить его на боевой взвод. — Это было бы большой ошибкой с вашей стороны.
Обозленный до крайности из-за того, что его застали с голыми руками, старший мужчина прорычал:
— Это вы ошиблись, думая, что сможете здесь чем-нибудь поживиться! Я скорее умру, нежели уступлю вам хоть одну оставшуюся у нас вещь!
Юноша с не меньшей решимостью во взоре и голосе поддержал своего партнера:
— Вы не сможете сразу убить нас обоих. Оставшийся в живых доберется до своей винтовки и одним выстрелом ссадит вас с лошади.
— Давайте завершим на этом обмен воинственными заявлениями и побеседуем.
Шон, держа револьвер на изготовку, прищурился и окинул обитателей хижины оценивающим взглядом.
— Во-первых, грабить вас никто не собирается — если вас волнует именно это. А револьвер я достал для того, чтобы остудить головы некоторых субъектов, имеющих склонность к необдуманным действиям.
— Те парни тоже так говорили…
— Я не имею никакого отношения к тем парням.
— В таком случае кто вы?
Инстинкт велел ему не торопиться раскрывать свою принадлежность к агентству Пинкертона.
— Просто человек, приехавший к вам, чтобы задать несколько вопросов.
— Несколько вопросов? А пушку зачем вынули из кобуры?
— В целях самозащиты. Я же сказал, вы, ребята, имеете репутацию парней, у которых вошло в привычку выгонять взашей незнакомых путников. Я же не уеду отсюда, пока не получу ответы на свои вопросы.
— Ну и какие у вас к нам вопросы? Мы обыкновенные переселенцы в поисках куска земли, чтобы обосноваться на ней.
— А зачем тогда было бросаться к ружьям? — осведомился Шон.
Старший мужчина ответил на вопрос вопросом:
— Как, говорите, ваша фамилия, мистер?
Поскольку у Шона было какое-то время, чтобы оценить эту парочку, он решил сказать правду:
— Мое имя Шон Макгилл. Я сотрудник агентства Пинкертона и разыскиваю банду грабителей банков, скрывающуюся, по слухам, в этой местности. Имеющаяся у меня на ваш счет информация наводит на мысль, что вы весьма подозрительные типы.
Выслушав Шона, старший мужчина расхохотался, причем в его смехе явно слышалась горечь.
— Мы жертвы, мистер Макгилл, а не грабители. — Немного поколебавшись, он добавил: — Меня зовут Хэрри Мартин, а это мой сын Джефф. Моя жена Мэри находится сейчас в хижине.
Шон бросил взгляд в дверной проем.
Отвечая на его невысказанный вопрос, Мартин произнес:
— Она неважно себя чувствует. А все из-за этих ублюдков, ограбивших нас по пути сюда.
— Что с ней? — спросил Шон.
Проигнорировав его слова, Мартин сказал:
— Предлагаю вам, мистер Макгилл, сойти с лошади, чтобы мы могли нормально поговорить — так, как вы хотели.
Шон соскочил с седла и подошел к нему, пряча на ходу в кобуру револьвер. Маячившее за окном женское лицо и стальной отблеск на продолговатом предмете, который женщина держала в руках, явились для этого решающими аргументами. Если бы она захотела, ей не составило бы труда пристрелить Шона.
Он не пожалел о принятом им решении, поскольку глава семьи поведал ему много интересного.
— Прости меня, Дженни. Мне нечем оправдать свои поступки.
Мэтт и Дженни сидели на ранчо в полном одиночестве. Когда он постучал и она открыла ему, лицо у нее было печально. У Мэтта на душе тоже скребли кошки, поскольку он приехал к ней прямиком от Саманты и ее вкус все еще оставался у него на губах. А ее запах, казалось, сопровождал его и здесь. Тем не менее он чувствовал себя прескверно, держался настороженно и был настроен скептически ко всему миру.
Его отец любил мать до самой смерти, но его жизнь была разрушена. Саманта же слишком походила на его мать. Отец говорил, что мать была очень красива. Саманта тоже. Отец также упоминал, что она могла быть совершенно очаровательной женщиной, а в следующий момент неожиданно становилась язвительной и грубой. А еще он говорил, что ее очень ценили в каждом салуне, где ей доводилось работать. Вероятно, отец говорил правду, ибо мать, убежав из дома, имела возможность поддерживать собственное существование, равно как и существование Такера. Все это вполне можно было отнести и к Саманте. Обе рассчитывали только на себя. По крайней мере никто не обвинял его мать в том, что она, убегая из дому, прихватила с собой все сбережения семьи. Лично Мэтт в этом не сомневался, ибо помнил, что за годы жизни с отцом им не удалось скопить ни цента.
Хотя Мэтт догадывался, какое тяжкое бремя пришлось нести отцу, когда тот жил с матерью, он лишь недавно узнал, какой груз взвалил на свои плечи его младший брат-близнец, о существовании которого он долгое время и не подозревал. Втайне он даже радовался, что мать к ним так и не вернулась. Радовался потому, что боялся повторить ошибку отца и полюбить ее. А еще он радовался, что у него не было такого печального детства, как у его младшего брата.
Как бы ни нравилась ему Саманта, он никогда не забывал, что она являлась точной копией его матери. Ни у одной женщины из тех, что он знал до нее, не было такого выразительного взгляда. Но как выяснилось позже, ее взгляд оказался лживым. Ведь эти глаза говорили, как она его вожделеет, но теперь-то он знал, что его соблазнение с самого начала входило в ее планы. Сейчас ее взгляд говорил, что он нужен ей, но он, честно говоря, сомневался в ее искренности. Ее взгляд раздавал обещания, не облекая их в слова, и он верил этим обещаниям. Но сейчас, оказавшись от нее на некотором удалении, он не мог не задаваться вопросом, будет ли она исполнять данный ею бессловесный обет.
Дженни же представляла собой женщину совсем другого типа. Она была проста, надежна и излучала покой. Тихая и застенчивая, она ни разу не посмотрела ни на одного мужчину. Ни разу не соврала. Она была беззаветно предана только своему отцу и ему.
Он тоже очень любил ее — как мог, однако предал ее.
Не пытаясь скрыть владевшего им стресса, Мэтт тихим голосом продолжил:
— Сам не знаю, что случилось со мной. Знаю только одно: ты этого не заслуживаешь.
Глаза Дженни наполнились слезами, когда она поняла, что он еще не закончил свою исповедь. Прервав его излияния печальной улыбкой, она едва слышно произнесла:
— А вот я тебя понимаю, Мэтт. Ты вынужден был сделать то, что сделал, поскольку нашим взаимоотношениям многого не хватало.
— Ничего подобного! Не вздумай винить в этом себя.
— Я не собираюсь винить себя без причины, Мэтт. И повторяю, мне понятны мотивы твоих поступков, поскольку я сама поступила точно так же с одним близким тебе человеком.
Пораженный ее словами, Мэттна мгновение лишился дара речи.
— Я не знала, что у тебя есть брат-близнец, Мэтт. И даже на мгновение не могла предположить, что Такер — это не ты.
Это была истинная правда.
— Он выглядел, как ты, и его голос ничем не отличался от твоего.
— Ты не должна ничего объяснять.
— Нет, должна! Поскольку, принимая его за тебя, я восторгалась его словами, которых ты никогда в жизни мне не говорил. Он и целовал меня иначе — совсем не так, как ты, ну а потом… потом…
— Такер воспользовался своим положением и овладел тобой.
— Нет, не он овладел мной. Это я ему отдалась.
В душе у Мэтта поднялась буря.
В прошлом они с Дженни всегда откровенно говорили друг другу обо всем, что их волновало или смущало. Она умела слушать и была его преданной конфиденткой, ни разу не злоупотребившей его доверием, да и сама частенько рассказывала ему о сокровенном. К тому же она всегда прислушивалась к его советам и поступала согласно его рекомендациям. Кроме того, сама давала ему советы, весьма разумные и дельные. Иными словами, являлась стабилизирующим фактором его жизни, особенно когда он попадал в трудное положение или у него в силу тех или иных причин душа была не на месте.
Если разобраться, она занимала в его жизни место преданной любящей сестры.
Сестры…
— Дженни, тебе не надо ничего больше мне говорить, — взмолился он. — Я знаю, что произошло. Такер пытался точно так же обработать Саманту.
— Только она оказалась ему не по зубам. Он рассказывал мне, как пытался завлечь ее, а она его прогнала. А вот я не прогнала, Мэтт.
— Ты симпатизировала ему. Ведь ты думала, что он — это я.
— Нет… не имела в этом полной уверенности.
Мэтт погрузился в молчание.
— Я реагировала на него совсем не так, как на тебя, хотя и неосознанно. С одной стороны, он как бы был тобой, с другой — сильно от тебя отличался. И не был мне как брат. И смотрел на меня по-другому. А малейшее его действие по отношению ко мне, каждое, даже самое невинное прикосновение вызывало у меня сильнейшее сердцебиение. Ну а когда он признался мне, кто он такой…
— Он сказал тебе об этом?
— Он приблизился ко мне и хотел рассказать все, я же поначалу отказывалась его слушать. Я люблю его, Мэтт, и так прямо ему и сказала. А еще я хотела его, и он об этом знал. Он просто… взял то, что я ему предложила.
— Он взял то, что ты ему предложила, принимая его за меня.
— Нет… то есть да…
Дженни покачала головой. Несколько шелковистых каштановых прядок выбились из тугого пучка у нее на голове, и Мэтт инстинктивно, с какой-то братской приязнью, заправил их в прическу.
— Вот что я имела в виду, Мэтт. Он не так прикасался ко мне. Он дотрагивался до меня как… как любовник.
— Ты не сомневалась, что помолвлена с ним.
— В конце он попросил у меня прощения, и я поверила ему. Каждому его слову.
— И ты простила его…
— Да.
— И меня ты тоже простила?
— А ты не сделал ничего дурного, Мэтт. Просто следовал за своим сердцем туда, куда я не могла тебя привести.
— Дженни, прошу тебя, не прощай меня с такой легкостью.
— Ты что же — хочешь, чтобы я тебя выбранила? Я могу это сделать, но что бы я тебе при этом ни сказала, будет несправедливо. Только сейчас я поняла, что у нас с тобой ничего бы не вышло. Хотя мы очень хорошо относимся друг к другу. — Она покачала головой, как если бы желала внести коррективы в свои слова. — Нет, не то. Мы любим друг друга, но платонической любовью, не имеющей ничего общего со страстью, которую мы оба в состоянии испытывать. Ты всегда был частью меня, но не той частью, которой так быстро завладел Такер.
— Опять Такер!
— Не сердись на него, Мэтт. Он сам на себя злится.
— Сильно в этом сомневаюсь.
— Полагаю, он говорил искренне, когда просил у меня прощения. — С минуту помолчав, она добавила: — Однако я сказала ему, что не желаю его больше видеть.
— Почему же, если все дело в неверной идентификации? Тем более ты прониклась к нему чувствами.
— А потому, что я показала себя полной дурой. Я искренне верила каждому его слову, хотя позже поняла, что его речи были во многом спровоцированы эмоциональным напряжением момента, и пожалела об этом. Ну и кроме того, Мэтт, я сама предложила ему заняться со мной любовью.
— Ты знала, что я никогда не лгу тебе, поэтому и поверила ему.
— Интуитивно я догадывалась, что Такер — это не ты, но заставила себя поверить в обратное. В определенном смысле я тебя предала.
— Это не соответствует истине.
— Еще как соответствует.
С минуту помолчав, Мэтт осведомился:
— А что обо всем этом думает твой отец?
— Я не собираюсь рассказывать ему правду. Не хочу ставить его в неловкое положение. Он этого не заслужил. Но со временем, когда мы с тобой расторгнем нашу помолвку, он сам все поймет. Такеру я сказала, что мне не хотелось бы с ним больше встречаться. Ну а как поладишь с ним ты, Мэтт, меня не касается. Это ваше семейное дело.
— Я позабочусь о Такере.
Его грозный тон испугал Дженни, и она запротестовала:
— Прошу тебя, Мэтт, не причиняй ему зла.
— Я сделаю то, что посчитаю нужным, Дженни.
— Но я же сказала тебе, что это моя вина!
— Позволь мне с этим не согласиться.
Проигнорировав призывы девушки к милосердию, Мэтт вежливо приподнял шляпу и повернулся к двери. Она схватила его за руку, как если бы пыталась таким образом еще раз воззвать к его лучшим чувствам, но он молча высвободил руку и вышел на улицу.
Мэтт думал сейчас только об одном: она простила его потому, что сама чувствовала себя виноватой. Но ему лучше знать, кто главный виновник в сложившейся ситуации.
— Итак, Саманта, что у вас происходит? Что новенького?
Вечернее солнце начало катиться к горизонту, когда Саманта, открыв дверь своего номера, увидела стоявшего в коридоре Шона собственной персоной. Она приложила максимум усилий, чтобы скрыть удивление перед его столь ранним возвращением, на которое никак не рассчитывала. Похоже, что после возвращения в город он направился прямиком к ней. По крайней мере об этом свидетельствовали его одежда и сапоги, покрытые слоем пыли. С другой стороны, куда еще было ему идти, коль скоро считалось, что Саманта ждет его и как никто заинтересована в результатах его изысканий. Однако выражение лица Шона свидетельствовало о том, что он не очень-то в это верит.
Саманта, полагавшая, что маскарад в «Трейлз-Энде» должен продолжаться еще некоторое время, готовилась к выходу на работу и оделась соответствующим образом. На ней было кричащее ярко-красное платье с большим декольте, долженствовавшим притягивать взгляды посетителей. Шон посчитал нужным в очередной раз наградить ее неодобрительным взглядом, каковой Саманта предпочла проигнорировать.
Она ощутила укол вины. Прежде всего ей претило обманывать старого друга, тем более после того как он примчался в этот городишко до первому же ее зову. Но Мэтт до сих пор не вернулся, и у нее не было возможности переговорить с ним, а раз так, она понятия не имела, как реагировать на вопросы Шона. Между тем последний после смерти отца являлся единственным человеком, которого она по- настоящему уважала. Помимо всего прочего, она только недавно поняла, что он в своем Преклонном возрасте все еще весьма привлекательный мужчина. Ведь в молодости он покорил не одно женское сердце. Шон обладал огромной физической силой, и это тоже влекло к: нему женщин.