Ник Вилгус
Серия: Сахарное дерево (книга 2)
Название на русском: Камни на дороге
Серия: Сахарное дерево
Перевод: rograd
Сверка: helenaposad
Редактор: Amelie_Holman
Оформление:
Eva_Ber
Аннотация
Когда в гости из самого Бостона приезжают его чванливые будущие родственники, южный остряк Вилли Кантрелл узнаёт, что гей-брак не без недостатков. Хлопоты о здоровье его сына с особыми нуждами, Ноя, метамфетаминового ребёнка, который не должен был выжить, и который сейчас на пике пубертатного периода, выходки возмутительной будущей тёщи Вилли и строго-консервативный тесть вносят напряжение в его отношения с Джексоном Ледбеттером, медбратом педиатрии, у которого в этот момент тоже есть свои собственные проблемы. Когда их семьи встречаются и знакомятся, одна назойливее и непреклоннее другой, Север встречается с Югом, и появляется множество шуток и культурных недопониманий.
Через маленький городок Миссисипи, где живёт мать Вилли, проходит торнадо, разрушая дом его матери и оставляя их жизни в беспорядке. Затем обнаруживается тайная наркозависимость Джексона, и Вилли и Ной опустошены. Эти камни на дороге заставляют Вилли и Джексона понять, что их мечта стать настоящей семьёй разваливается. Хотя Вилли и полагается на чувство юмора, чтобы со всем справиться, ему понадобится нечто большее, чтобы удержать и не дать ускользнуть своему “долго и счастливо”.
Глава 1
Насколько они могут быть плохи?
— Я знаю пожилую даму, которая так слепа, что надевает свои зубные протезы задом наперёд, и всё равно она ездит быстрее тебя, — сказал я, глядя на Джексона Ледбеттера, нетерпеливо нахмурившись. — Если ты будешь ехать ещё медленнее, мы начнём двигаться в обратную сторону.
— Хочешь сесть за руль сам, умник? — требовательно спросил Джексон.
— Конечно, — сказал я.
— Отлично!
Но он не предпринял никаких попыток остановиться, его челюсти были стиснуты, руки сжимались на руле «Джипа» так, будто цеплялись за его здравомыслие.
— Насколько плохи могут быть твои родители? — спросил я, всё больше беспокоясь.
— Моя мать может составить конкуренцию Невесте Чаки.
— Как и ты, — отметил я. — И без сомнений, Невеста Чаки водит быстрее тебя, даже несмотря на свои короткие ножки и всё такое.
— Ты прекратишь? Боже, что за ворчун!
— Не думаю, что меня раньше называли ворчуном.
— В это тяжело поверить.
— А мы разве не мистер Капризные Штанишки?
— Ты бы тоже таким был.
Джексон Ледбеттер очень мало сказал о своих родителях за прошедшие два года, которые мы провели вместе, и он определённо не говорил ничего о том, что его мать напоминает Невесту Чаки или какого-либо другого вымышленного персонажа. Я, конечно, пытался поговорить о них, но он заставил меня поверить, что говорить не о чем. Граждане, здесь ничего не происходит. Проходите мимо! Не на что смотреть!
Видимо, это была не совсем правда.
— Я думал, вы с родителями годно ладите, — сказал я.
— Годно? И ты писатель?
— Хорошо ладите. Так лучше, мистер Грамматический Нацист?
— Намного.
— Совсем скоро ты начнёшь мне подсказывать, как писать годно.
— Хорошо!
— Так в чём вся драма?
— Есть причина, по которой я переехал на расстояние в половину Соединённых Штатов.
— И это…?
— Мне нужно жить своей собственной жизнью.
— Я думал, у них нет проблем с тем, что ты большой добрый неистовый гомосексуалист.
— Дело не в этом.
— Тогда в чём?
— Увидишь.
— Ты пережил мою семью. Мы переживём твою. Нужно просто немного веры.
— Есть вещи, о которых я забыл упомянуть.
— Ну конечно.
Он не вдавался в подробности.
— Таинственно, — произнёс я.
— Ты и понятия не имеешь.
— У твоей мамы что, три груди?
— Вилли!
— Просто спрашиваю.
— Ничего такого.
— Тогда что?
— Увидишь. Боже, увидишь! Зажжётся свет, и тьма исчезнет, и, брат, ты увидишь!
— Ты поэт, а я и не знал.
— Это такая старая шутка…
— Ты меня совсем не знаешь? Как давно мы уже вместе?
— Иногда кажется, что пять тысяч лет.
— Звучит грубовато.
— И это были лучшие годы моей жизни. В любом случае, я остаюсь ради детей, а не ради тебя.
— Ну, спасибо!
Я взглянул через плечо на заднее сидение, где сидел Ной, глядя в окно и бессвязно гудя.
— Хуу хуу оук! Хуу хуу оук!
— Когда ты говоришь «дети», — произнёс я, — меня это немного беспокоит, так как у меня только один ребёнок, и, насколько мне известно, у тебя нет ни одного. Я чего-то не знаю? Ты обрюхатил какую-то беспомощную женщину в больнице? У тебя ребенок на стороне? Думаю, нам нужно прояснять такие вещи.
— Я имел в виду “дети” в смысле Ной и кто-либо ещё, кто может появиться, когда мы поженимся и задумаемся об усыновлении.
— Кто-либо ещё?
— Тебя обижает хорошая грамматика?
— И это я считал себя ворчуном. Но, в любом случае, усыновление занимает слишком много времени. Мы просто купим парочку на еВау. Если они нам не понравятся, мы отошлём их обратно. Если они не подлежат возврату, мы немного поднимем цену и продадим их кому-то ещё. Мы можем подзаработать, знаешь ли. Как считаешь?
— Я не считаю, потому что я янки, а мы не считаем. Мы думаем. И я знаю, что ты шутишь, когда так говоришь, но тебя не все понимают. На самом деле, об этом я и хотел с тобой поговорить.
— А?
— Мы должны сделать так, чтобы этот визит моих мамы и папы прошёл успешно.
— Что может пойти не так?
— Я серьёзно. Никакого твоего типичного Вилли-дерьма.
— И это значит…
— Никакой ходьбы по дому в нижнем белье, например.
— Что в этом такого?
— Я знаю, что ты любитель шестидесятых, Бит-поколение*, Харе Кришна, “Мой дорогой Господь” хиппи-будист, мечтающий ходить с торчащим из каждого отверстия цветком, и свободная любовь, и Джон Леннон, и занимайтесь любовью, а не войной, и Благодарные Ходячие мертвецы, или что-угодно ещё из всего этого дерьма, но на следующий месяц, Вилли, просто прикрой все это крышкой.
*Бит-поколение — название группы американских авторов, работавших над прозой и поэзией.
— Другими словами, носить много одежды.
— Именно. Тебе и твоему сыну, обоим. Мы живём не в хлеву.
— А есть что-то плохое в жизни в хлеву?
— И никаких твоих чепуховых историй о том, как твоего младшего брата съели крокодилы, что у твоего дяди Берни было две головы, или как ты и твой брат Билли—Джо—Боб—Майк—Дэниел—Гарольд доили куриц, чтобы приготовить эгг-ног на рождественский ужин.
— У меня нет брата по имени Билли—Джо—Боб—Майк—Дэниел—Гарольд…
— И никакой политики, Вилли! Никакой резкой критики «Чаепитий» или разговоров о твоём пенисе, или об абортированных эмбрионах, или о вагине Мишель Бахман, или о другом каком-то твоём дерьме, о котором ты говоришь из раза в раз. И Бог Свидетель, ты говоришь и говоришь. Если чувствуешь, что это появляется на горизонте, просто прикрой варежку.
— Очень хорошо прикрыть?
— Прикрывай, Вилли! Понял меня? Всего месяц. Ты не умрёшь. Я тебе обещаю.
— Когда на горизонте появляется пенис… Я должен прикрыть варежку!
— Теперь я знаю, почему твоя мама говорит, что ты как камень у неё на шее!
— А не было бы проще меня кастрировать?
— Я не хочу, чтобы они подумали, что ты чокнутый.
— Но я и есть чокнутый.
— Знаю!
— Я думал, это тебе во мне и нравится.
— Нравится, но мои родители тебя не знают. Постарайся вести себя, как нормальный парень.
— Ну, если я должен…
— Я серьёзен как сердечный приступ, Вилли. Если мы с тобой собираемся когда-нибудь пожениться, нам нужно их одобрение.
— Я могу достать тебе молоток.
— Зачем?
— Чтобы ты мог доказывать своё мнение эффективнее.
— И никакой твоей саркастической ерунды!
— Другими словами, на следующий месяц я должен очень сильно постараться не быть собой. Если я почувствую какие-либо свои обычные импульсы, я должен сделать абсолютно противоположное.
— Именно!
— Мне нравится!
— Для меня это важно, — сказал он, сжимая руль так крепко, что костяшки на пальцах побелели. — Мне нужно, чтобы мои мама и папа одобрили мои действия. Хоть раз в жизни. Я хочу, чтобы они были частью нашей семьи, и я не хочу, чтобы ты спорил об эмбрионах, или о Гражданской войне, или о стыде тела, или о социальном строении половой идентификации, или о том, что Саре Пэйлин нужно больше мастурбировать, или Бог знает о чём ещё. Ты всегда что-нибудь найдёшь.
— Хорошо, Капитан Очевидность. Понял.
— Правда?
— Хочешь, чтобы я поискал сзади молоток?
— Пожалуйста, Вилли. Мне нужно, чтобы все прошло хорошо.
— Я не настолько плох.
— Мои родители будут полными девственниками по отношению к впечатлениям, которые может подарить им Вилли. Так что просто будь с ними полегче. Если мы будем завтракать, и ты выйдешь к столу голым, они точно сойдут с ума.
— У меня нет привычки выходить к столу голым, когда у нас гости, дорогой.
— С тобой только Бог может знать это наверняка, Вилли.
— Если ты не хочешь, чтобы я рассказывал им о двух пенисах дяди Джерри, я не буду. Оставлю это для людей, которые это оценят.
— Пожалуйста, будь добр!
— Ну и хорошо.
— Спасибо.
— Так как ты думаешь, ты мог бы вести чуточку быстрее?
— Боже, ну ты и ворчун!
— Надеюсь, ты не будешь вести также медленно по дороге домой. Знаешь ли, нам с Ноем нужно успеть в школу.
— Будто я мог забыть!
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Ага.
— Люблю, люблю, люблю тебя, здоровяк!
— Ага.
— Ты будоражишь мой мир!
— Прикрой варежку, Вилли, — строго сказал он. — На месяц. Рот на замок.
— Ладно, — произнёс я, дуясь. — Я знаю, когда меня не ценят.
— Иногда тебя слишком много, вот и всё.
— Когда на горизонте появляется пенис… Я должен прикрыть варежку! — пропел я.
— О Боже!
На заднем сидении пел Ной:
— Хуу хуу оук! Хуу хуу оук!
Он глухой и не совсем знал, что такое ноты, но был намерен продолжать попытки, пока у него не получится.
Что ты поёшь? — прожестикулировал я.
Это песня Д—ж—о—н—а Д—е—н—в—е—р—а, — с хитрой улыбкой прожестикулировал он.
Ты остришь?
Да.
А я неплохо тебя научил! Хороший мальчик! Ты проголодался?
Мы можем поехать в М-К? — Его лицо вдруг стало очень серьёзным. М-К было жестом для Золотых Арок*, которые мы посещали редко, потому что не были особыми поклонниками похожих на еду продуктов. Ну, я не был. Ещё одна из многих вещей, которые пока не повлияли на моего единственного ребёнка.
*Золотые Арки — вариант названия сети ресторанов “Макдональдс”, основанный на изображении логотипа.
Не знаю, — сказал я.
Пожалуйста? Я перестану петь…
Серьёзно?
Он нетерпеливо кивнул.
Может быть…
Пожалуйста?
Может быть…
Папа! Мы никогда не ходим! Мои друзья ходят туда постоянно, а мы никогда! Пожалуйста? Всего разок? Почему у меня не может быть нормального отца, как у всех остальных? Почему ты должен быть таким странным?
Я не странный!
А вот и странный!
Нет!
А вот и да! Пожалуйста? Мы можем пойти? Всего разок?
Я не знаю. Ты был хорошим мальчиком?
Конечно!
У тебя в комнате свинарник.
Я все уберу. Обещаю!
У тебя есть одежда, которая валялась на полу так долго, что скоро встанет и уйдёт сама.
Пожалуйста?
Я не знаю…
Ты мой любимый папочка, и я люблю тебя очень-очень сильно, и я вёл себя очень хорошо, и даже Миссис Х. говорит, что я был очень-очень хорошим…
Это было до или после того, как ты положил паука на парту Л—и—з—ы в школе, и мне пришлось разговаривать с твоим учителем?
Его улыбка была полна озорной радости.
Думаешь, это смешно? — спросил я.
Он кивнул. Было тяжело спорить, потому что это и правда было смешно, даже если только потому, что Лиза Стедлер была несносной маленькой хамкой, которая с радостью брала на себя необходимость рассказать о том, что у Ноя “два папочки”, и что ему нельзя разрешать играть с остальными на перемене.
Ты не должен был этого делать, — прожестикулировал я как можно строже.
Я сказал ей, что мне жаль, — прожестикулировал он, становясь в позу кающегося грешника. — И ты уже наказал меня. И в любом случае, ты не можешь наказать меня дважды — таково правило. Помнишь? Нельзя нарушать правила. Так… мы можем пойти?
Если ты не перестанешь петь, папа заставит тебя остаток пути ехать на крыше машины.
Не заставит!
Он сегодня очень капризный. Он может…
Я перестану, — пообещал он. — Так… мы можем?
Ох, ну хорошо!
Его победная улыбка открыла ад, которым являлись его зубы — щели, двойные ряды, такие большие зубы, что Сатана бы гордился, а Лиза Стедлер и её банда пятиклашек с демонической сущностью никогда не уставали это высмеивать. Как лишний мизинец на его левой руке, они были видимыми напоминаниями о начале его жизни метамфетаминового ребёнка с врождёнными дефектами для доказательства.
Папочка? — спросил он, его лицо вдруг стало серьёзным, светлые волосы упали на глаза.
Что, милый?
Думаешь, папиным маме и папе я понравлюсь?
Конечно, понравишься.
Они будут моими бабушкой и дедушкой, да?
Да.
Думаешь, я им понравлюсь. В смысле, очень, очень понравлюсь?
Знаю, что понравишься, малыш.
Он не казался убеждённым.
Почему ты не должен им понравиться? — спросил я.
Он пожал плечами, прикусил нижнюю губу.
Ты им понравишься. Не переживай, — сказал я.
Он отвернулся и посмотрел в окно на проплывающую мимо сельскую местность Миссисипи.
Я повернулся обратно к Джексону, бросил взгляд на спидометр.
— Пятьдесят пять? Серьёзно?
— О Боже, чёрт возьми! — воскликнул Джексон Ледбеттер. — Ты заткнёшь свою пасть?
— Не ругайся при детях, дорогой.
Глава 2
Невеста Чаки
Когда мистер и миссис Стивен Ледбеттер из Бостона увидели своего сына, стоящего в зоне прилета в международном терминале аэропорта Мемфиса вместе с неряшливым южанином с козлиной бородкой и хвостиком (я) и глухим мальчиком со скованным выражением лица и в сандалиях, с копной вьющихся блондинистых волос, живущих своей жизнью (мой сын, Ной, похожий на кого-то из «Зверей дикого Юга»), наступил долгий момент тишины.
— Так приятно с вами познакомиться, — сказала миссис Ледбеттер, когда мы подошли, и Джексон провёл знакомства. Она протянула длинную костлявую руку в мою сторону, бросив взгляд поверх своего носа на Ноя. — А это твоя… дочь?
— Это Ной, мой сын, — сказал я.
— Ох, верно, — ответила она. — Я не была уверена. Эти волосы такие длинные.
— Мама, — твёрдо произнёс Джексон.
— Это существо похоже на девочку, — сказала миссис Ледбеттер.
— Существо? — не веря в услышанное, произнёс я.
— Привет! — воскликнул Ной своим нескладным голосом. Он потянул за рукав миссис Ледбеттер, чтобы привлечь её внимание.
Она нахмурилась, гладя на него вниз.
— Привет! — снова воскликнул Ной. — Я люблю вас! — Это прозвучало как “Я лю ва!”.
— Оу, — произнесла миссис Ледбеттер. — Это мило, дорогой. — По непонятной причине она полезла в свой маленький клатч и достала двадцатку, которую протянула ему, будто давая чаевые. — Потрать их с умом, — сказала она.
— Он глухой, — отметил я.
Она наклонилась и проговорила ему очень медленно и очень громко:
— Потрать их с умом!
Мистер Ледбеттер поспешно сделал шаг вперёд.
— Очень рад встретиться с вами, — сказал он мне, протягивая руку и хватая мою, будто она была репкой, из которой он намеревался выжать кровь.