— Взаимно, сэр, — произнёс я, морщась.
— Прочёл твою книгу, — сказал он. — “Крэковый малыш”. То ещё название. Но потом оказалась та ещё книга. Но ты, должно быть, кучу людей разозлил. Не все хотят читать о гомосексуалисте, самостоятельно воспитывающем ребёнка…
— Не сейчас, дорогой, — сказала миссис Ледбеттер. — Мы на Юге, Стивен. Свяжешься с одним — свяжешься со всем трейлерным парком, и давай не забывать, что окончания здесь заглушают в девяносто девяти процентах слов.
Я нахмурился.
— Господи! Что это за запах?
— Какой запах? — спросил я.
— Похоже на бекон и прогорклое сливочное масло, — сказала миссис Ледбеттер. — Ох, забудь. Мы на заднем дворе Полы Дин, да? Запах жира можно учуять прямиком из Джорджии.
Джексон усмехнулся.
— Кстати о жаре, мы делали пересадку в Атланте, — сказала Джексону миссис Ледбеттер. — Ох, там было так отвратительно, а сейчас даже не июль, и тот аэропорт… ох, он слишком уж большой! Это напомнило мне о том разе, когда мы бродили по пирамидам. Джеки, как ты выдерживаешь эту жару? Ещё даже не самая жаркая часть лета. Не знаю, как ты выживешь. Хотела бы я, чтобы ты приехал к нам в Бостон вместо того, чтобы заставлять проделывать весь этот путь сюда, в эту… в эту историческую помойную яму. Но мы хотели повидать тебя, дорогой. Прошло почти два года!
— Да уж, — тепло произнёс Джексон.
— И никто не может вытащить из тебя и слова об этих… отношениях… или что бы это ни было.
— Мама, — предупреждающе сказал Джексон.
— Я считаю весь этот разговор о гей-браках кучей пафосной чепухи, Джеки. Не пойми меня неправильно. У меня нет никаких религиозных предубеждений. Это так утомительно, люди всё говорят о теологии, будто кому-то есть дело. Думаю, это глупо, потеря времени и, ох, очень утомительно. Это как музыка Малера* — звучит не так хорошо, как выглядит. Думаю, вам следует просто жить вместе в грехе и быть счастливыми. Что тут такого? Какой-то кусок бумаги не сделает разницы.
*Густав Малер — австрийский композитор, оперный и симфонический дирижёр.
— Это не совсем правда, — сказал Джексон.
— Мы с твоим отцом жили в грехе почти год, прежде чем поженились, и я пользовалась контрацептивами, прежде чем об этом вообще начали говорить в Бостон Геральд*. Мы всегда были очень прогрессивной семьёй в этом смысле. Я права, Стивен?
*Бостон Геральд — американская ежедневная газета, распространяемая в Бостоне, штат Массачусетс, и в его окрестностях.
— О, еще как, — сказал мистер Ледбеттер, очень активно кивая.
— Так что я думаю, тебе нужно выкинуть всё это скверное дело с гей-браком и… детьми… прямо вон из своей головы, Джеки. Послушай свою мать. Никто не знает тебя так, как знаю я, и, если не слишком сильно ошибаюсь, все это катится к катастрофе. Гей-брак? Я тебя умоляю!
— Мам, не начинай. Думаю, нам лучше поехать по Бил*, пока мы в Мемфисе. Что думаешь?
*Бил-стрит — исторически известная улица в Мемфисе, штат Теннесси. Знаменита сетью ресторанов, ночных клубов, магазинов, и двумя памятниками.
— Бил?
— Да, — сказал Джексон. — Она очень знаменита.
— Никогда не слышала, — хмыкнула миссис Ледбеттер. — Что это, собака?
— Если бы это была собака, мы бы по ней не поехали, — отметил я.
— Знаю, дорогуша. Я немного шутила. Постарайся не отставать. Хотя, полагаю, ничего не поделаешь, когда твой мозг маринуют всем этим жиром.
— Мама, пожалуйста! — воскликнул Джексон.
— Я просто шучу. Уверена, южная еда замечательна. Не могу дождаться, когда попробую, дорогой. Почему бы нам прямо сейчас не пойти в KFC и не поесть жареной курицы и пюре с большим корытом жира? Приступим? Это так вкусно, что пальчики оближешь, а кому не нравится лизать свои конечности?
— Вы голодны? — спросил я.
— Ты действительно тормозишь, да? Скажи ещё раз, как тебя зовут, дорогуша? Вайли? Вайлис?
— Вилли, — ответил я.
— Верно, — сказала она. — Вилли. Как койот*. Из мультика. Ты должен гордиться южным именем. Твои родители, должно быть, очень старались, чтобы придумать такое изумительное имя. И почему-то оно тебе подходит. И, кажется, Джеки забыл рассказать нам, что встречается с членом «Утиной Династии»**. Нам следует пойти на охоту на оленя? Тебе было бы удобнее, если бы мы держали винтовки и пули, стреляли и убивали что-то? Уверена, у тебя есть куча огнестрельного оружия в трейлере или в какой-то лачуге, где ты живёшь. Надеюсь, у тебя есть водопровод в доме. Пожалуйста, скажи, что есть. Прошло много времени с тех пор, как мне приходилось присаживаться в кустах.
*Койот Вилли — персонаж серии короткометражных мультсериалов “Хитрый койот и Дорожный бегун”.
** «Утиная Династия» — документальный многосерийный фильм о клане Робертсонов, превративших утиные манки в настоящую империю и семейный бизнес. Мужчины этой семьи обладают длинными бородами, сумасшедшими выходками, деревенским очарованием и настоящим юмором.
— Прошу прощения, — произнёс я, сильно хмурясь.
— Это водка говорит, — предположил мистер Ледбеттер.
— Я просто шучу, — сказала она, широко улыбаясь. — Старайся не отставать, Вайлис!
— Я Вилли, — сказал я.
— Ах да, — отозвалась она. Она помахала рукой перед своим носом. — Не могу избавиться от этого запаха в ноздрях.
— Какого запаха? — спросил я.
— Ох, с нами в первом классе сидела пара индийцев. Ели какую-то вегетарианскую еду. Какое-то карри или что-то ещё. Разило на весь салон. Знаете, какие эти люди. Запах стоял ужасный. Напомнило мне о том разе, когда мы летали в Париж. Мы сидели рядом с какой-то француженкой, которая не пользовалась дезодорантом. О, это было самое неприятное. Я спросила стюардессу, есть ли у неё какой-нибудь дезодорант для этой бедной души, но у неё не было. Ужасно! Весь путь через Атлантический океан сидели рядом с кем-то, от кого несло трупом. Путешествия — это так сложно. А теперь, Джеки, что ты сделал с нашим багажом? Ты кого-то нанял, да?
— Мы отнесём его вниз, — сказал Джексон, направляясь к эскалатору.
— Ты заставишь меня нести свой багаж по этой зверской жаре? — требовательно спросила она.
— Мы припарковались прямо у входа, мам, — ответил он, стараясь убедить её.
— Конечно, у вас здесь есть все разновидности людей, из всех мест, и ты можешь нанять их для такого рода вещей. Нет? Возможно, несколько мексиканцев?
— Мама, пожалуйста, — тихо произнёс Джексон.
— Ладно, хорошо, — сказала она. — Я просто вскину это на спину, как мул. Буду носить вещи как ломовая лошадь. Так подойдёт, дорогой? Или, может быть, я смогу быть как одна из этих африканок и просто поставлю всё себе на голову. Как насчёт этого, дорогой? Что ты думаешь? Хмм? Думаешь, мамочка будет хорошо выглядеть с чемоданом на голове?
Я с трудом подавил желание указать на то, что это на самом деле могло иметь успех.
Джексон отвернулся и исчез на эскалаторе.
Что она говорит? — спросил Ной.
Я покачал головой, чтобы показать, что не могу объяснить.
Она очень мило выглядит, — восторженно сказал он.
Я фыркнул.
Глава 3
Доктор сейчас вас примет
— Что насчёт твоих родителей, Вилли? — спросил мистер Ледбеттер — Стивен, как он попросил себя называть — пока мы сидели на тесном заднем сидении «Джипа» Джексона во время двухчасовой поездки до дома в Тупело, штат Миссисипи. Ной был раздавлен между нами, отвлекшись на комикс про зомби. Он не особо читал, но там и читать-то особо нечего.
— Моя мама живёт в Нью-Олбани, — сказал я.
— А твой отец?
— Он умер.
— Оу, — с улыбкой произнёс Стивен.
— Оу, что? — переспросил я.
— Когда бы я ни встречал гомосексуалиста, с отцом всегда что-то не так.
— Правда? — спросил я, ощетинившись из-за использования клинического слова “гомосексуалист”, будто я был бабочкой, приколотой к выставочному стенду, а он был учёным, изучающим мои половые органы.
— Правда, — сказал он, кивая. — Отец пропал без вести. Отсутствует. Мёртв. Отец их бросил, был жесток. Возможно, алкоголик. Возможно, безэмоционален. Всегда… что-то не так.
Я сжал губы, задаваясь вопросом, к чему это приведёт, наперед зная, что мне это не понравится. И мне это на самом деле не понравилось.
— Так к чему вы ведёте? — наконец спросил я, заглатывая наживку.
— Ты не видишь связь? — спросил он.
— Нет, — признался я.
— Вероятно, эти гомосексуальные чувства… возможно, они указывают на отсутствие мужчины в твоей жизни?
— Я гей, потому что скучаю по папочке?
— Что-то вроде того. Я понимаю, что это спорно.
— Это кастрюля горячего вонючего дерьма, — сказал я довольно неизящно.
— Некоторые вещи, которые к нам ближе всего, рассмотреть тяжелее, — отметил он.
— Нет столько данных, чтобы поддержать эту точку зрения, — сказал я.
— Но немного есть, — произнёс он, очень выделяя слово “немного” и заставляя глагол звучать в согласии с его темой. — Тяжело быть совершенно безусловным в вопросах разума.
— Значит, ваш собственный сын гей потому, что… вы бросили его? — спросил я.
— Между нами всегда была дистанция, — просто ответил он.
— Значит, он гей потому, что вы не ходили на его бейсбольные игры?
— Я приходил так часто, как мог, но был занят работой.
— И чем вы занимаетесь, сэр?
— Я психиатр. Джексон тебе не рассказывал?
Нет, не рассказывал.
— В любом случае, — торжественно произнёс он, — будет полно времени поговорить об этом позже, как только мы сориентируемся. Должен сказать, я очень интересуюсь Миссисипи. Это красный штат* — а нам нужны все красные штаты, которые можно заполучить.
* В США «красными» называют консервативные штаты, голосующие за республиканцев.
— Правда? — скептически спросил я.
— Конечно, правда. Нам нужны люди, которые верят в американскую мечту и американские ценности тяжёлой работы и самообеспечения, а не кучка лодырей с купонами на еду, которые вгоняют нас в долги.
У меня отвисла челюсть.
— Не знаю, сможем ли мы ещё дольше выдержать Обаму, — продолжал он. — Этот человек даже не американец.
Я закрыл рот, чувствуя, как что-то сжимается в животе. Я посмотрел в зеркало заднего вида и попытался поймать взгляд Джексона, но он был занят разговором со своей матерью.
— Даже не американец? — недоверчиво повторил я.
— Он родился в Кении, — презрительно произнёс он. — Его отец был марксистом. Что может такой человек знать об американцах?
— Кении не существовало в то время, когда родился Обама, — отметил я.
— Что ты говоришь?
— Не было такой страны с названием “Кения”, когда родился президент, — сказал я.
— Ну, где бы он ни родился. Какая разница? Кения. Ямайка. Китай. Флорида. Это всё одно и то же, чёрт возьми. Он не один из нас и никогда им не был. Он продукт своего марксистского воспитания. В конце концов, такие мы все — продукты нашего воспитания. Люди не меняются. Не полностью.
— Значит, вы считаете его марксистом?
— Конечно. Отдавать деньги других людей — как ты думаешь, кто такие марксисты? Я верю в тяжёлый труд, пробивание своего пути в мире. Я не верю в президента Соединённых Штатов, который раздаёт тяжело заработанную награду моих усилий. Прости, но не верю.
— Люди с купонами на еду, должно быть, действительно вас бесят.
— Мы самая жирная страна на лице земли. У нас навалом страдающих ожирением людей. Для чего людям нужны купоны на еду, чёрт побери? Им уже недостаточно еды? А потом они пользуются своими купонами, чтобы купить конфеты и пиццу, чтобы сделать себя жирнее. В чём смысл? Почему бы не сделать им всем одолжение и не избавиться от купонов, позволяя людям пойти и найти работу, как остальные?
— Большинство людей с купонами на еду — дети, — отметил я, бросая взгляд на Ноя, который был одним из таких детей, так как мы были настолько далеко за чертой бедности, что у нас никогда не будет даже горшка, чтобы помочиться, или окна, куда это вылить, не говоря уже о чём-то другом.
— Посмотри на эпидемию ожирения, — парировал он. — В Белом доме Мишель Обама пытается поднять наших жирных детей с их задниц и заставить время от времени делать упражнения. Лучший способ заставить этих толстяков скинуть вес — это избавить их от купонов на еду и вынудить найти работу.
— Даже детей?
— Почему нет? Я работал, будучи ребёнком. У меня было два маршрута раздачи газет. Два. Я каждое утро вставал в пять и ездил на велосипеде по всему городу, доставляя газеты. Для меня это было хорошо. Летом я работал в магазине рыболовных принадлежностей. Я оставался допоздна на полях для гольфа и собирал дождевых червей. Я получал двадцать пять центов за дюжину, когда продавал их на следующий день в магазине. Я не сидел и не ждал, пока государство даст мне Обамафон, или что там самое новейшее. Я зарабатывал на жизнь и горжусь этим, и я не хочу платить налоги за тех, кто не хочет работать, кто думает, что мы им что-то должны.
— Ну, вот и хорошо! — воскликнул я.
Я откинулся на спинку своего сидения и нахмурился.
Глава 4
Разоблачение
— Что это, во имя всего святого и хорошего? — требовательно спросил я после того, как мы высадили родителей Джексона рядом с «Хилтон Гарден Инн» на Главной Восточной улице в Тупело и вернулись в «Джип». — О. Мой. Бог. Ты действительно думаешь, что я буду держать рот на замке целый чёртов месяц, слушая это? Ты из ума выжил? Почему они не могли приехать на неделю или около этого? Почему целый месяц? Почему, Джек? Почему? О Боже, пробравшийся на борт Бэтмобиля!
Я пристегнул ремень безопасности и обратил на него злобный взгляд.
— У них твёрдые убеждения, — сказал он. — Тебе это никого не напоминает?
— Нет, — ответил я.
Он усмехнулся.
— Я не вижу в этом ничего смешного, Джеки.
— Они немного чокнутые, — признался он. — И не называй меня Джеки.
— Немного чокнутые, Джеки?
— Они слишком чокнутые.
— Слишком, Джеки?
— Но они со страстью относятся к тому, во что верят.
— Со страстью, Джеки?
— Ты будешь повторять всё, что я говорю?
— Прямо сейчас ты должен считать, что тебе повезло, если я делаю только это, потому что мне хочется тебя убить. И я имею это в виду не в лучшем смысле слова. Ты ожидаешь, что я буду месяц слушать эту чепуху? Ты мог бы меня предупредить!
— До тебя не дошло, что есть причина, по которой я переехал так далеко от дома?
— Потому что твой отец антихрист?
— Он не настолько плохой.
— Он кошмарный, — сказал я. — Он рожденец*! В моём доме! Он не верит, что президент Соединённых Штатов — американский гражданин. Он идиот!
*Рожденец — сторонник теории, согласно которой Барак Обама родился за пределами США и не имеет право занимать пост президента.
— Он много смотрит новости канала «Фокс», — признал Джей.
— А твоя мать… какого чёрта?
— Она может составить тебе конкуренцию, не так ли?
— Прости?
— Знаешь, Вилли, не мне это говорить, но ты тоже можешь произвести по-настоящему сильное впечатление. Просто потанцуешь на мозгах у людей и даже не поймёшь этого.
— Хочешь сказать, я такой же, как твоя мать?
— Вроде того, да, — сказал он.
— Я совсем не похож на твою мать, — сердито произнёс я.
— Похож, — с улыбкой отозвался он.
— Я не оскорбляю людей в первую же встречу с ними.
— Правда? Уверен, ты назвал меня мудаком, когда узнал, что я не голосовал. Это было одно из первых слов, вырвавшихся из твоего рта. «Это ты причина того, почему нас одолели эти бешеные псы из движения чаепития!» Помнишь?