— Кофейни уже открыты. — Лукас по-хозяйски взял меня за руку. — Мы сейчас не в режиме изоляции. И я могу пойти погулять, если захочу, это закон.
Эдуардо посмотрел так, словно собрался спорить, но ограничился одним словом:
— Идите.
Наконец-то мы были свободны и смогли выйти на улицу, не имея никакой определенной цели и толком не зная, куда пойти. Начинался дивный осенний день из тех, когда солнце окрашивает листья во все оттенки золота. Оставшись наедине, мы с Лукасом, наверное, должны были сразу начать обсуждать все накопившиеся у нас важные тайные вопросы, но мы говорили о чем-то другом. Обо всем на свете. Наша жизнь стала слишком запутанной, а этот день вдруг показался настолько обычным, насколько это вообще было для нас возможно. Провести один день вместе, не тревожась вообще ни о чем, — это все, на что мы могли надеяться, и я не собиралась терять его даром.
В маленькой кофейне мы немного поспорили, что заказать — шоколадное печенье или печенье с арахисовым маслом, а потом по очереди макали его в мой кофе латте.
На главной площади Амхерста мы пару часов просидели на лавочке, придумывая истории про каждого прохожего: женщина в красной куртке стала у нас тайным агентом, а у седовласого мужчины, садившегося в машину, находились секретные документы, которые нужны были женщине, чтобы спасти мир. Пожилая леди, которая шла по другой стороне улицы, в пятидесятых была танцовщицей и выступала в Лас-Вегасе в бикини с блестками и с перьями на голове. Конечно, мы не забывали, что наша жизнь, пожалуй, куда более странная, чем все эти придуманные нами истории, но игра от этого не стала хуже.
В книжном магазине мы показывали друг другу любимые детские книжки, причем оказалось, что мы оба любили «Хроники Нарнии».
— Я даже не догадывалась, что это христианская книжка, — призналась я. — А сейчас вспоминаю и думаю что это, конечно, было ужасно глупо с моей стороны — не понять. Но только, знаешь, мои родители... В общем, они меня в церковь не водили.
Лукас имел полное право засмеяться, но вместо этого серьезно посмотрел на меня, и мне показалось, что я заметила в его взгляде некоторую нерешительность.
— А сейчас это на тебя как-то действует? Ну, в смысле — всякие упоминания о Боге в книжках?
— Когда я читаю? Нет. Наверное, никогда и не будет. Я помню, как мама вслух читала «Плавание на край света»[2]. Вот что по-настоящему мешает — так это наглядные символы. — Мы сидели на полу в нижнем отделе книжного магазина, в стороне от остальных покупателей.
Поскольку шел самый разгар семестра, студенты нам не мешали. Я решилась спросить:
— А ты чувствуешь что-нибудь новое? Ну, ты знаешь — способности?
— Я чувствую себя сильнее. Быстрее бегаю. Пару раз на это даже обращали внимание, но вроде бы никто ничего не подозревает. Все решили, что я просто много тренируюсь. В смысле — я сильный, конечно, но ничего сверхъестественного. Миссис Бетани говорила, что, кроме преимуществ, я буду чувствовать и недостатки, но пока ничего такого нет.
— Может быть, не сейчас, а позже. — Во мне, как свечка, опять вспыхнула надежда. — Ты говорил, что подумывал уйти из Черного Креста.
— Да, но я не знаю, что меня ждет после этого. Смогу ли я найти работу? Ведь это единственное, что я умею делать, и я очень сомневаюсь, что на свете полно вакансий такого рода. — Он вздохнул. — Бьянка, я даже в старших классах не учился — ну, если не считать прошлого года в «Вечной ночи». Я читал книги и занимался самостоятельно, но это не то же самое. Все эти учебники для колледжей — для меня они как чужой мир. Место, куда я никогда не смогу попасть.
— Всегда есть возможность поступить в колледж, не заканчивая старших классов. Можно, например, сдать экзамены экстерном. Запросто.
— А потом? Таким студентам не дают стипендию, а мама ни за что не будет за меня платить. Вот тебе начало, середина и конец сказки. Может быть, я смогу работать и учиться, но... не знаю. — Он с трудом сглотнул, и я поняла, что он много об этом думал. — Хотя я еще не отказался от этой мысли. Но боюсь, что ничего не получится.
Не знаю, что я могла ему сказать, понимая, в какую западню он попал. У меня не было ни нужных сведений, ни слов утешения. Поэтому я просто взяла его за руку.
— А что бы ты стал изучать? В смысле — в колледже?
— Думаю, право.
— Право? Не представляю тебя в строгом костюме-тройке и с «дипломатом» в руке.
— Я бы все это носил, если бы точно знал, что сумею посадить за решетку плохих парней. — Лукас попытался улыбнуться. — Носил же я дурацкую форму «Вечной ночи»!
— И нечего смеяться. Я до сих пор ее ношу.
Он убрал с моей щеки прядь волос.
— Вот тебя можно и не спрашивать. Ты бы изучала астрономию. — Я кивнула. — А почему ты ее так любишь? Ты показала мне все созвездия, но никогда не объясняла, почему стала смотреть на звезды.
Я обхватила руками коленки и, размышляя, пристроила на них подбородок. Ответ я знала, но было важно объяснить это Лукасу так, чтобы он понял.
— Мои родители рассказали мне, кто я такая на самом деле, когда я была еще совсем маленькой, — как только решили, что я смогу хранить тайну. И преподнесли это так, словно во мне есть нечто особенное. Будто все это большое приключение. Мне казалось, что все это похоже на волшебные сказки, в которых девочка, подметавшая в доме, на самом деле оказывается принцессой, и однажды за ней приезжает принц. Как будто секрет, скрывающийся во мне, на самом деле волшебный.
Лукас, кажется, хотел задать вопрос, но, наверное, заметил, что я с трудом подбираю нужные слова, и промолчал.
— Впервые я поняла, что это не только веселье и волшебство... впервые поняла, что есть кое-что плохое в том, чтобы быть... — Я огляделась. В магазине по-прежнему никого не было, но я все равно решила обойти слово на букву «в». — ...Что есть во всем этом кое-что плохое — это когда до меня дошло, что я никогда не умру, а вот все мои эрроувудские друзья умрут. Керри, и Том, и Рене — все умрут. Все до единого. Они постареют и исчезнут, и я останусь одна. Это меня напугало, потому что я поняла, что из всех тех, кого я в этом мире люблю, со мной навсегда останутся лишь очень немногие.
Лукас ласково положил ладонь мне на щеку. Я проглотила возникший в горле комок и продолжила:
— И тогда я стала думать, что же можно сохранить. Есть ли в мире хоть что-то, что останется со мной навсегда.
— Звезды, — произнес Лукас. — Ты поняла, что звезды всегда будут с тобой.
Я кивнула. Он все понял. Он привлек меня к себе и обнял так крепко, что я почти поверила: и Лукас будет со мной всегда.
Ближе к вечеру Лукас отвез меня в стареньком пикапе Кейт обратно в академию «Вечная ночь». Мы добрались туда в сумерках, хотя погода стояла такая хмурая, что казалось, будто уже ночь. Туман прокрался на холмы, скрыв все вокруг под молочной пеленой и окрасив мир в серый цвет. Разглядеть что-либо можно было только на расстоянии нескольких футов. Конечно, Лукас не высадил меня из машины возле парадного входа. Он остановился у обочины на опушке леса. Оттуда я легко могла добраться до школы — каких-то десять минут пешком. Я понимала, что нужно срочно возвращаться, пока Ракель не начала задавать ненужные вопросы, но никак не могла расстаться с Лукасом и тянула время. Мы целовались, пока окна пикапа не запотели изнутри, и мне хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось, но все равно ощущала близость «Вечной ночи», словно на нас падала тень школьного здания.
— Я не выдержу еще шесть месяцев без тебя, — пробормотал Лукас мне в волосы. — Мы должны снова встретиться.
— В любой момент, и ты это знаешь. Просто отправь мне сообщение — я дам тебе адрес моей электронной почты на Hotmail, вряд ли у миссис Бетани есть к нему пароль.
— Не пойдет. Нам не разрешается иметь ноутбуки или что-нибудь в этом роде с тех пор, как три года назад нас чуть не поймали двое вампиров-хакеров. — Лукас вздохнул. — Конечно, можно попытаться зайти в библиотеку, но я никогда не знаю, когда может начаться режим строгой изоляции, а если это случается, то мы сидим в своих кельях. Выйти нельзя ни под каким предлогом.
— И как же мы с тобой будем видеться?
— Нужно при расставании сразу назначать новую встречу. Сейчас договоримся, когда снова увидимся. В следующий раз назначим очередную встречу и так далее. И придем туда, несмотря ни на что. Просто придется.
— Я знаю, у нас все получится! А следующий месяц подойдет просто отлично. — Лукас непонимающе посмотрел на меня. Я легонько ткнула его в плечо. — Ривертон! В «Вечной ночи» скоро будут выходные в Ривертоне. Помнишь?
— Конечно! Это замечательно! — Восхищенный этой идеей Лукас просиял, но тут же замялся. — Но ведь там будет полно людей, которые могут меня узнать.
— Конечно нет, если мы назначим встречу в уединенном месте. Как насчет берега реки? Туда не ходит никто, кроме Вика, а если тебя увидит Вик, это еще не конец света.
— Я не хотел бы впутывать в это Вика ради его же блага, но да, это нам удастся провернуть. Кроме того, Вик скорее всего предпочтет торчать в закусочной.
В восторге от принятого решения я снова его поцеловала. Лукас на несколько долгих минут прижал меня к себе. Если бы мы могли подольше остаться наедине... Может быть, где-нибудь в Ривертоне? Нужно хорошенько подумать.
Туман сгустился еще сильнее. Вот-вот наступит ночь.
— Я должна идти, — сказала я. — Нужно было уйти давным-давно.
— Иди. И поторопись. Я не прощаюсь. Точнее, ненадолго.
Мы еще раз поцеловались. Лукас прижал руку к моему сердцу, и от его прикосновения я задрожала, но все-таки как-то сумела отвернуться, выбраться из пикапа и побежать. За спиной заработал двигатель, зашелестели шины.
Он уехал. Сердце заныло, я остановилась и оглянулась. Красные габаритные огни пикапа исчезали в тумане.
Позади чей-то низкий голос произнес:
— Думаю, можно не спрашивать, кто это был. Я круто повернулась и увидела Балтазара.
Глава 8
Попалась!
Балтазар стоял, скрестив руки на груди. Высокий, широкоплечий, он выглядел так же внушительно, как дубы в лесу. У меня скрутило желудок.
— Я... я могу все объяснить...
— Ни к чему. — Взгляд Балтазара метнулся к черной резной броши, все еще приколотой к моему свитеру. Понятно. Он сообразил, что это подарок Лукаса: в прошлом году я ее не снимала. — И что, это продолжалось все это время?
— Не твое дело! — Я делала глубокие вдохи, пытаясь успокоиться. — Честное слово, я не рассказала Лукасу ничего такого, чего бы он еще не знал. Он больше не шпионит для Черного Креста.
— Как в прошлом году?
К сожалению, это было слишком близко к правде.
— Ты не понимаешь. Лукас не хотел мне врать. Они отправили его сюда с заданием...
— С заданием, которое он успешно выполнил, и ему было наплевать, что пришлось использовать для этого тебя, — Балтазар резко, прерывисто дышал, словно испытывал физическую боль. — Я не сержусь на тебя, Бьянка. Ты... ты просто впервые в жизни влюбилась и не можешь видеть ясно.
— Балтазар, пожалуйста, послушай...
Он выпрямился, в его взгляде появилась решимость.
— Я займусь этим. Мы все вместе займемся.
Кровь в жилах похолодела.
— Кого ты имеешь в виду?
— Людей, которые по-настоящему тебя любят.
Он повернул к школе, но я схватила его за руку.
— Ты не можешь рассказать моим родителям! Ты никому не можешь рассказать!
Балтазар положил руки мне на плечи, словно утешал меня, а не пытался уничтожить.
— Однажды ты поймешь, что все это только ради твоего блага.
Ради моего блага. Всякий раз, когда кто-нибудь мне это говорил, оказывалось, что они понятия не имеют, что такое «мое благо» на самом деле. Я так сильно толкнула Балтазара, что он покачнулся и невольно сделал пару шагов назад, чтобы удержаться на ногах.
— Ты ревнуешь. Ты просто ревнуешь, вот почему делаешь все это!
Едва слова вырвались, я поняла, что это неправда. Не ответив, Балтазар пошел в сторону «Вечной ночи».
Я побежала за ним. Дыхание сбивалось, под ногами хрустели ветки. Перепуганные птицы взлетали над головой, тяжело хлопая крыльями.
— Это не то, что ты думаешь! Лукас меня любит. Он хочет быть со мной, и нам все равно, что мы... что мы разные. Это и не должно ничего значить, если мы по-настоящему любим друг друга.
— Это первая глупость, какую я от тебя услышал. Надеюсь, что и последняя. — Балтазар отвел в сторону низкую сосновую ветвь, чтобы я на нее не наткнулась, однако на меня по-прежнему не смотрел. — Будь он просто человек — просто один из мальчишек в «Вечной ночи», думаешь, меня бы это волновало?
— Да. — Может, Балтазар делает все это не из ревности, но это не значит, что он не ревнует.
Он обернулся.
— Ладно. С кем бы ты ни встречалась, меня бы это волновало. Но я бы не вставал у тебя на пути — и никто другой из наших тоже. Однако Лукас не просто какой-то мальчишка. Он охотник Черного Креста, а это значит, он хочет нас уничтожить. Ему нельзя доверять.
— Ты его не знаешь! — Я прокричала это во весь голос.
Кажется, мне было уже все равно, услышат меня или нет. Балтазар в любом случае всем расскажет. Я хотела ударить его в лицо. Я хотела зарыдать, да так, чтобы он начал меня утешать. Я хотела оказаться в классе фехтования, чтобы у меня в руке была рапира. Сейчас все рухнет, рухнет навсегда, и я так испугалась и разозлилась, что не могла нормально соображать.
— Ты даже не знаешь, что он сделал вчера ночью!
Балтазар бросил на меня взгляд, и я внезапно остро ощутила, что рубашка у меня помята, а волосы спутаны после прощания с Лукасом.
— Могу себе представить.
— Он помог мне спасти вампиршу! Спасти ее, Балтазар! Все прочие в Черном Кресте хотели ее убить, но Лукас не захотел. Он прислушался ко мне. Это самая юная вампирша, какую я когда-либо видела, почти ребенок, бледная, оборванная, ее невозможно не пожалеть, и Лукас ее пожалел, я знаю, что пожалел!
Балтазар резко остановился и медленно повернулся ко мне. Его лицо так исказилось, что я его едва узнала.
— Самая юная, какую ты когда-либо видела? Почему его удивило только это?
— Да.
— Как она выглядит?
— Ну... светлые волосы, немного кучерявые... Главное, что Лукас помог ей сбежать от Черного Креста! Он теперь все понимает, неужели ты не видишь?
— Опиши мне точно, как она выглядит.
— Я это только что сделала!
— Бьянка... — Голос его дрогнул. — Пожалуйста.
Я не могла проигнорировать отчаяние, прозвучавшее в его словах. Медленно закрыла глаза и попыталась в точности вспомнить, как выглядела вампирша, когда я шла с ней рука об руку по городской площади. Описала ее лицо, темные глаза, волосы пшеничного цвета. Лицо Балтазара не менялось до тех пор, пока я не упомянула родимое пятно на ее горле, но в этот миг рот его приоткрылся и он прошептал:
— Она вернулась.
— Погоди, ты что, ее знаешь?
Он кивнул, но очень медленно, и отвел взгляд. Балтазар выглядел оглушенным и таким несчастным, что весь мой гнев испарился.
— Балтазар, кто она?
— Черити.
Имя мгновенно вызвало воспоминание: прошлое Рождество, мы с Балтазаром идем мимо заснеженных кустов, и он рассказывает мне о том, как жил много-много лет назад. Тогда он и упомянул человека, которого ему не хватает больше всего на свете.
— Черити. Ты имеешь в виду... свою сестру? — Я-то думала, что во время той прогулки по снежному лесу он поведал мне все свои самые сокровенные тайны, но оказывается, есть кое-что еще. И даже не намекнул, что его любимая сестра тоже превратилась в вампира. — Это она?
Балтазар не ответил. Мне показалось, что он просто не в силах. Медленно, спотыкаясь, он побрел от меня прочь, грубо кинув:
— Не говори никому.
— Хорошо, обещаю. — И с запозданием вспомнила, что у меня тоже есть секрет. — Но ты тоже никому не расскажешь, правда?
Он не ответил ни да, ни нет, но я знала: Балтазар ни с кем не станет делиться тем, что каждый из нас узнал сегодня вечером. Я долго смотрела ему вслед, испытывая удивление и одновременно облегчение. Потом глубоко вздохнула и помчалась в школу, на ходу придумывая, как буду описывать Ракели метеоритный дождь, которого не видела.