Удар наотмашь, по щеке, так, что голова дернулась, и я врезалась затылком об край навесного шкафчика. Удар в живот, выбивающий воздух из лёгких, оставляя после себя надрывный кашель и привкус горько-солёной крови на языке. И тихий, почти насмешливый голос, бьющий по ушам в оглушающей тишине:
— Я же говорил, что найду тебя, Варенька. Говорил? Говорил. Я говорил, не стоит мне перечить и уж тем более не стоит бегать от меня с моей дочерью на руках. Ты, как всегда, не послушалась. Что ж… Придётся пожинать плоды своего непослушания, Варенька.
— Не надо… Андрей… — с трудом смогла проговорить, вжимаясь в угол ванной комнаты. И повторяя про себя как мантру: нельзя кричать, кричать нельзя.
— Надо, Варенька, надо…
А дальше начался мой персональный, личный, заслуженный за какие-то неведомые мне грехи ад. Ад, где меня швыряли по небольшому помещению, как безвольную куклу. Ад, где меня профессионально и жёстко били по животу, спине, груди. Не оставляя следов, но скручивая от боли так, что приходилось до крови закусывать губы, что бы не кричать. Прикладывали головой об раковину, разбивали и без того искусанные губы, выворачивали руки.
И напоминали, что я не права. Что он решает, где и с кем будет жить его дочь. Напоминали, что нас только развели, что суд принял неправильное решение. Что я его оклеветала и за это он спросит с меня отдельно.
После чего, стоило ему выдохнуться, всё повторялось вновь. Раз за разом. Пока моему незваному гостю это не надоело. Я валялась на полу, свернувшись в калачик, давясь всхлипами и собственной кровью. Он, поднявшись, брезгливо вытер руки полотенцем, бросив его мне в лицо. И произнес небрежно:
— Я подал исковое в суд. Будет решать вопрос об определении места жительства ребёнка. И поверь мне, Варенька… Ты его не выиграешь. Здесь тебе некому помочь. Здесь никто не узнает наш маленький секрет, верно? Ты же не хочешь, что бы Машуня осталась сиротой, верно? И не хочешь лишиться даже призрачной возможности видеться с нею, так ведь? Так что будь умницей, Варенька… И не провожай меня. Дверь я захлопну самостоятельно.
— Пожалуйста… — прохрипела, пытаясь подняться. Не смогла, рухнув на холодный капель. И беззвучно зашлась слезами, слыша его издевательский смешок.
— Нет, Варенька. Я позволил тебе решать всё самой… Теперь моя очередь. Увидимся в суде, дорогая супруга…
Хлопок двери дошёл до моего затуманенного болью и страхом мозга не сразу. Вот только осознав, что он ушёл, я так и не смогла подняться. Я свернулась в комок, обхватив колени руками, не обращая внимания на боль, на выворачивающую кости, невыносимую боль и подступавшую к горлу тошноту. И сжавшись, вздрагивая всем телом, разрыдалась.
Захлёбываясь отчаяньем, задыхаясь от безнадёжности, от невыносимого одиночества, от воспоминаний, разбуженных этим явлением из прошлого. Раздирая ногтями обнажённую кожу, выгибаясь дугой и разбивая костяшки в кровь об холодный, безучастный кафель. И не зная, что делать, не понимая, как быть дальше…
Я думала, всё закончилось. Я думала, всё осталось там, в другом, родном мне городе. Я думала, всё завершилось ударом молотка судьи, провозглашавшего вердикт. Я думала, что стала свободной и больше никогда не вернусь в этот кошмар.
Но кошмар решил иначе. Ему всегда было плевать на моё мнение, на мои желания. Ему было плевать на дочь, на родителей и подобие семьи, которое у нас было. Зато ему было далеко не плевать на пресловутое общественное мнение. И ради него он не оставил попыток найти меня и дочь.
Только… Что мне теперь делать? Что?!
Истерика только было утихшая, снова набирала обороты. У меня уже не было сил, не было желания, но я продолжала выть белугой, задыхаясь от слёз, выгибаясь дугой и умирая от боли. Не от той, которая выкручивала все внутренности и заставляя сердце биться пойманной клеткой о рёбра, нет. От той, что поселилась в душе, стоило только осознать реальность происходящего, понять, что моя Манюня, моя обожаемая Царевишна может действительно оказаться с ним. И в этот раз некому меня защитить, некому мне помочь, некому меня спасти.
Некому…
* * *
— Где Варя? — Ромыч с подозрением глядел на хмурого мужчину, представленного Варей как Варяг. Высокий, блондинистый и с грубыми чертами лица он действительно смахивал на викинга. И этот самый викинг смерил его не менее подозрительным взглядом, крепко прижимая к себе притихшую Манюню.
Малышка выглядела бледной, но в целом здоровой. Вот только это Кощея ни капли не успокоило. Потому что к малышке должна была прилагаться её мама. Язвительная, насмешливая, очаровательная.
Не отвечавшая на звонки, отделавшаяся всего одним сообщением, в котором просила присмотреть за Царевишной пару дней, не больше. И это лишь подогревало беспокойство, съедающее его изнутри.
— Занята, — сухо откликнулся Варяг, осторожно поглаживая спину девочки. И чему-то зло усмехнувшись, добавил. — И эти проблемы требуют срочного решения. Так что на тебя, Роман, возлагается ответственность за мелкую…
Осторожно отцепив крепко ухватившуюся за него Манюню, блондин передал её Ромычу и добавил, с ноткой угрозы в голосе:
— Обидишь, недосмотришь, потеряешь… Мне на твою банду глубоко параллельно, Костин. Но за Маню я тебе лично сломаю все двести шесть костей в твоём хилом организме.
— Ома хооший… — тихо произнесла малышка, тут же пряча лицо на груди байкера.
— Не сомневаюсь, принцесса, — мягкая улыбка сгладила суровые черты лица Варяга, сделав того на пару лет моложе. — Но за тебя я даже хорошему Роме устрою весёлую жизнь.
И потрепав ребёнка по голове, он направился в сторону поджидавшей его машины. Оставляя Кощея со странным ощущением вранья, осевшим вязким привкусом на языке. А ещё смутное ощущение свалившейся гадости, о которой сам парень пока не имеет ни малейшего представления. Но она ему не нравится заранее…
Как и последствия оной, определённо. Понять бы ещё, что же могло случиться за одну ночь.
— Дядя Ома… Всё будет хоошо? — вдруг тихо спросила Марья, заглядывая ему в лицо. Печальные карие глаза малышки были полны какой-то совершенно недетской грусти и затаённой боли.
У трёхлетнего ребёнка не может быть такого серьёзного взгляда. И подозрения о том, что случилось что-то действительно серьёзное, росли и крепли быстрее, чем падал курс рубля на бирже валюты. Но вместо того, что бы задавать глупые вопросы, Ромыч только крепче прижал к себе малышку, уткнувшись носом в макушку и тихо пообещав:
— Конечно, ребёнок… Всё будет хорошо, обязательно.
Маня на это только тихо вздохнула, пряча лицо на плече байкера, утыкаясь холодным носом в ткань любимой тёмной футболки и обнимая ладошками за шею. Хотелось бросить всё и рвануть по известному адресу, наплевав на алкоголь гуляющий в крови, правила дорожного движения и собственную осторожность. Хотелось выбить к чёрту двери и вытрясти из этой невыносимой женщины всю правду.
Или хотя бы просто увидеть её, понять, что страхи не оправдались и на самом деле всё хорошо. Вот только в последнее не верилось от слова совсем. А ещё Кощей очень чётко осознавал, что не может ничего сделать. И не потому, что не хочет. Хочет и ещё как! Просто Варя в очередной раз поступила так, как от неё меньше всего ожидали, и доверила ему самое ценное, что у неё есть — свою дочь.
Не Варягу, не этому малохольному Пете, не кому-то ещё, а именно ему, Ромке. И если он не оправдает этого доверия, то смело может номинировать собственную персону на конкурс «Идиот года», как минимум. Потому как это будет вторым самым фееричным в своей глупости поступком за время его знакомства с бухгалтером почти экономистом.
Первое место занимал ляп про дружбу. Кощей до сих пор не понимал, как умудрился такое сморозить, но и сделать не мог ничего, пока что.
— Я один так и не понял, какого хе… — покосившись на придремавшую малышку, Ярмолин вздохнул и поправился. — Какого хироманта тут происходит, а я не в курсе?
— Тихо, — недовольно поморщившись, Ромыч потёр переносицу, с лёгкостью удерживая Маню одной рукой. Пришедшая в голову мысль была внезапной и, как подозревал сам байкер, единственно верной. Поэтому чуть подумав, он всё-таки попросил. — Лёх, пожалуйста… Съезди к ней. Мне вся эта свистопляска не нравится.
— А чего не сам? — озадачился Лектор, тем не менее без вопросов направляясь в сторону машины. Ромыч шагал следом, пытаясь унять невольную дрожь волнения и нетерпеливое беспокойство, съедающее его изнутри.
Получалось из рук вон плохо. Нехорошие предчувствия изрядно подтачивали нервы и собственную силу воли. Так что на вопрос товарища Костин ответил далеко не сразу, а когда устроился на заднем сиденье джипа, с маленькой Царевишной на руках.
— Я за Марьей присмотрю, — вздохнув, Кощей зарылся пальцами в волосы на затылке, дёргая пряди. — Так что закинь меня к дому, а сам съезди к Варе. Пожалуйста.
И было что-то такое в его тоне, отчего Лектор не стал дальше спорить, просто кивнув головой и заводя мотор. Машина мягко тронулась с места, постепенно набирая скорость и удаляясь от клуба в сторону дома, где обитал финансист всея банды. Дорога много времени не заняла. Не прошло и пятнадцати минут, как Ромыч уже заходил в подъезд, не обращая внимания на шушукающихся прохожих, заставших такое неслыханное зрелище, как байкер со спящим ребёнком на руках.
Самому Костину на общественное мнение было до лампочки. До старой, доброй советской лампочки Ильича, так что игнорируя любопытные взгляды, он просто добрался до собственной квартиры. И открыв дверь, прошёл по коридору до спальни, не заботясь о том, что бы включить свет. Устроил Марью на собственной кровати, укрыв пледом и сунув ей под бок огромного плюшевого зайца нереально рыжего цвета, обитавшего тут с незапамятных времён. Харлей попытку друзей его подстебать не оценил, пришлось приютить бедного сиротинушку. И кто бы мог подумать, что он пригодится, да…
Малышка тихо хныкнула, свернувшись в клубок и обнимая игрушку, спрятав лицо в коротком мехе. Осторожно убрав волосы с лица Царевишны, Кощей коснулся губами её лба и тихо вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. И только тогда он со всей дури, со всей силы ударил кулаком об стену, вымещая собственное беспокойство, терзающие его плохие предчувствия и простую, но такую неожиданно сильную злость, взявшуюся не пойми откуда.
Где-то в глубине души Ромыч понимал, ничего не бывает просто так. И такое нетипичное поведение Варвары должно было иметь под собой очень веские причины. Ещё и взгляд Варяга…
Словно он что-то знал, но ничего не мог с этим поделать, отчего ненавидел весь мир разом. Очень знакомое ощущение, даже слишком. И очень знакомый взгляд. Такой Кощей видел и у Михи, и у Олега и даже у Харлей с Полонским. Правда, последний свои чувства демонстрировал очень редко, зато так, что сразу становилось ясно, на тему его бесчувственности лучше не шутить. Для здоровья полезнее будет.
Ударив ещё раз кулаком по стене, байкер глубоко вздохнул, беря под контроль эмоции. И, не разуваясь, прошёл в гостиную, вполне сносно ориентируясь в царившей вокруг темноте. Нашёл бар, налил себе виски и, проведя пальцем по аудиосистеме, выбрал наугад один из треков в списке воспроизведения, убавив громкость настолько, чтобы не потревожить сон малышки.
Голос солиста группы «Король и Шут» трудно было перепугать с кем-то другим. Но сейчас он звучал непривычно лирично, даже в чём-то нежно, напевая о забытых ботинках, любви и сожалениях. И Роман сам не заметил, как начал подпевать знакомым до последней строчки словам:
— Уставшим путником войду в твою я спальню… Без приглашения, тайком, без лишних слов… Возле тебя я сяду тихо на диване… И пожелаю необычных, сладких снов…
Виски обжёг горло, согревая изнутри. Байкер стоял у большого, панорамного окна, глядя на то, как на город опускаются сумерки. Покачивал в пальцах бокал с янтарной жидкостью. И думал. Думал, поддаваясь влиянию песни, вслушиваясь в слова и понимая, что…
Влюбился. Окончательно, бесповоротно, дико, болезненно и сильно. Внезапно, сопротивляясь и увязая во вспыхнувших чувствах всё сильнее и крепче. И чем больше он об этом размышлял, тем чётче осознавал, что не хочет ничего менять. Совершенно.
Хмыкнув, Кощей сделал ещё один глоток и закрыл глаза, прислонившись горячим лбом к холодному стеклу. А песня всё продолжалась и продолжалась, сплетаясь с осколками-воспоминаниями, что без спросу заполнили его мысли.
— Дальний путь зовёт меня, но уйти я не могу… Возвращаюсь снова я, твой облик в сердце берегу… Варя… Вар-вара… Варька…
Не самое лучшее знакомство и девушка, впервые не ставшая с ним кокетничать и флиртовать. Острые шпильки вместо комплиментов и обоюдная насмешливая неприязнь. Собственные колкие слова сейчас вызывали чувство стыда, а тогда стали ещё одним камнем в фундаменте их отношений. Совместное бдение над бумагами и неожиданное потепление, скрасившее серые рабочие будни. Лёгкое подтрунивание друг над другом, почти семейный вечер, проведённый на кухне после виртуозного лечения в исполнении Манюни. И предложение.
Совершенно необдуманное, внезапное, спонтанное. Кощей повёл себя как игрок на бирже, пошёл ва-банк. И не проиграл. Варя не казалась лишней или ненужной, она не ощущалась чем-то чужеродным ряжом с ним и его байком. А когда Ромыч вспомнил ощущение хрупких ладоней на своей талии, вспомнил ровное, согревающее тепло от прижимающейся к его спине девушки…
— Твой облик в сердце берегу… — снова повторил он строчку припева, улыбаясь. Чуть печально, но с надеждой и тоской. И хотя выражение лица у него явно было идиотским и больше подошло бы герою какого-нибудь сопливого любовного романа, Костину было на это глубоко начхать.
В конце концов, он осознал, что любит. На самом деле любит, а не гонится за мимолётным увлечением. А кому не нравится, может валить к чёртовой бабушке! И объясняться ей в любви с бутылкой виски наперевес!
Допив свою порцию алкоголя, он прихватил бутылку из бара и устроился в кресле, откинувшись головой на спинку и прикрыв глаза. Признать свои чувства перед самим собой, это, конечно, подвиг и великое достижение. Но теперь вставал вопрос о том, как донести такую простую истину до упрямой и своевольной Варвары. А это та ещё задачка!
Вибрация телефона отвлекла его от размышлений. Нехотя открыв глаза и моргнув пару раз, Кощей глянул на имя взывающего к нему абонента и ответил на звонок, поднеся аппарат к уху:
— Ну?
— Баранки, млять, гну, — мрачно отозвался Лектор. И тихо, но очень проникновенно выдал. — У нас полная жопа огурцов, Кощей. И боюсь тебе эти овощи ох как не понравятся…
— Варя?
— В порядке. Относительном. Очень относительном, — сухо отчитался Ярмолин. Судя по звуку, он явно намеревался выпить. Костин глянул на свой полупустой бокал и…
Отставил его в сторону. Что-то ему подсказывало, что лучше сначала всё услышать, а потом уже пить.
— Лёха…
— Ща, — на пару минут в трубке повисла тишина, после чего Лектор всё-таки продолжил говорить, коротко и тяжело выдохнув. — Значит так, скелетон наш ходячий. Я тебе всё расскажу только при одном условии. Сейчас краткий свод информации и ты никуда не рвёшься. Завтра после обеда я тебе выдам полную версию случившегося без купюр, и ты снова никуда не рыпаешься, переваривая новости. И только когда тебя прекратить колбасить и плющить, как металлиста по Маше Распутиной, вот тогда ты с Варей и встретишься. План действий понятен?
— Ярмолин, ты… — Ромы потер переносицу, пытаясь подавить желание придушить собственного друга. — Ты издеваешься что ли?!
— Да если бы, млять. Ромыч, только так и никак иначе.
Кощей похлопал себя по карманам, выискивая пачку сигарет. Не нашёл и подумал уже о том, что бы посмотреть в спальне. Но вспомнив, что там спит мелкое чудо, передумал. И стиснув бокал в пальцах, коротко выдохнул:
— Ладно. Давай свои новости.
— Угу, — тихий усталый вздох только взвинтил и без того напряженнее нервы. И когда Кощей уже пришёл к мысли о том, что бы смотаться до Лектора и вытрясти из него всё, что он узнал, Лектор заговорил вновь. — Факт первый. Варька была замужем, брак продлился меньше двух лет. Развод оформлен официально, все бумаги в порядке, всё вроде бы хорошо.
— И? — то, что Варвара была замужем, Романа не удивило. Что-то подобное он и предполагал, хотя и не сказал бы, что она похожа на ту, что может выскочить замуж по глупости. Но всё бывает в первый раз, тут и за примером далеко ходить не надо.