Наташа Колесникова
Глава 1
И вправду на дворе был двадцать первый век, об этом свидетельствовал не календарь, а веселье в доме директора винзавода «Левобережный», что располагался в одноименной станице, Павла Ивановича Лугового.
Пятьдесят пять лет исполнилось директору, по сему поводу и собрался в его двухэтажном доме лучший люд станицы Левобережной. Были там глава администрации Лев Никанорович Пустоватый, несмотря на фамилию, мужик умный и хитрый, Вадим Ильич Нильга, директор агропромфирмы «Левобережье», начальник свинофермы Батистов Петр Иванович, директор школы Романов Максим Игоревич, начальник Левобережного отделения ОВД Засядько Петр Андреевич и другие знатные люди славной станицы Левобережной, вроде хозяев местных магазинов и ателье.
Все с женами, за исключением директора школы — у Романова не было жены.
А о том, что на дворе был двадцать первый век, свидетельствовал простой факт — на торжество не пригласили гармониста Кешу с его потрепанной гармошкой-трехрядкой. Везде приглашали, потому как лучше Кеши никто не мог создать нужное настроение в компании. А тут — нет, ибо у Лугового имелись музыкальный центр и куча лазерных дисков к нему. Хочешь — слушай Софию Ротару, хочешь — Бабкину или Пугачеву. Даже Киркоров в наличии имелся. А какой звук был у этого музыкального центра! Ну и зачем тут пьяница Кеша?
И это еще не все! Пили на дне рождения у Лугового не самогонку и даже не вино с его завода (хотя для себя у директора имелось такое вино — никакое французское не сравнится с ним), а заморские виски и джин. Которые, как ни странно, очень нравились женщинам, а мужики морщились, но пили, что поделаешь, мы теперь тоже цивилизованные, да и как не попробовать на халяву дорогие напитки? Вино, разумеется, тоже имелось в наличии, но его-то можно выпить всегда.
Кто бы мог представить себе такое в двадцатом веке, даже в конце его? Да никто! Вот и получается, как ни крути — наступил двадцать первый век, совсем другая жизнь.
— Максим Игоревич, да ты огурчики-то пробуй да капустку, очень хорошо даже под ихние напитки, — советовала директору школы жена юбиляра, сорокалетняя Марина, озорная смуглянка, еще очень даже симпатичная женщина.
— Спасибо, Марина Васильевна, — вежливо поблагодарил Романов. — Я вообще не очень-то… сами понимаете, должность не позволяет. Да и не хочется. А вот телятина у вас просто великолепная. Пальчики оближешь… Я уже третий кусок ем.
Романову недавно исполнилось тридцать пять, был он смуглым, черноглазым, одно слово — брюнет. Тонкий нос с легкой горбинкой, красиво очерченные губы и невероятная вежливость в общении сводили с ума немало женщин Левобережной. Особенно после того, как жена Романова два года назад сбежала в Краснодар с заезжим артистом. Но он никому не давал повода надеяться на что-то большее, нежели обычное знакомство, вел себя так, будто ничего не случилось.
— Так я тебе еще положу, ты ешь, Максим Игоревич, ешь, — расплылась в улыбке хозяйка и тут же добавила на тарелку директора школы пару кусков аппетитной парной телятины, запеченной в духовке.
Романов вежливой улыбкой поблагодарил добрую женщину.
— Видал? — пьяно пробормотал юбиляр капитану милиции Засядько. — Глаз на него положила. А я это давно чувствую.
— Мужик симпатичный, почти не пьет… — пробормотал Засядько, наполняя свою рюмку виски. — Надо его женить, и все дела. Я лично приду на свадьбу с удовольствием!
— Ох-ох, размечтался! — прошипела его жена Валентина. — Хватит пить уже! Романов-то почти не пьет, правильный мужик, а вы все?! Прямо сброд какой-то…
— Валентина, веди себя прилично, — помахал пальцем Засядько и выпил.
Глядя на него, налил и выпил, не дожидаясь очередного тоста, юбиляр Луговой. Ох, как же хорошо было! Только бы к едрене фене всех этих гостей и задремать бы на диване! Ничего уже не хотелось. И ведь знал же, что все эти джины с тониками да виски действуют похлеще местного самогона, а не удержался.
Но гости и не думали убираться к едрене фене, они танцы устроили. Павел Иванович заметил, что жена его пошла танцевать с директором Романовым, очень огорчился этому, не с директором свинофермы пошла, не с этим тупым ментом, что сидит рядом, а с тем, кого он подозревал! Да! Марина симпатизирует школьному директору, это ясно. И где симпатизирует? На его собственном юбилее! Это уже серьезно, это черт знает как серьезно!
С этими мыслями Луговой и задремал на диване, а когда проснулся, увидел, что жена его все танцует с директором школы. Отключился всего на пару минут, но показалось — полчаса проспал, открыл глаза — а Марина все еще танцует с директором школы! И тот слишком уж обнимает ее. Слишком, понимаешь ли, чересчур обнимает! Обнаглел совсем! А она прям-таки прижимается к нему, зараза!
Луговой встал с дивана, покачиваясь, подошел к танцующей паре. Другие пары остановились, заметив порыв хозяина торжества, ничего хорошего он не сулил, ну так лучше переждать гнев юбиляра.
— Марина! — заорал Луговой. — Тебе приятно, что он лапает, да? Может, прямо тут и трахнет тебя, на моем юбилее?!
— Паша, ты чего? — испуганно пробормотала Марина, отстраняясь от Романова. — Мы просто танцуем…
— Не просто, не просто!
— Павел Иванович, это самый обычный танец, называется танго, не стоит драматизировать события, — с улыбкой сказал Романов.
— Чего-о?! — заревел Луговой. — Да кто ты такой, учителишка жалкий?! Да я тебя с землей сровняю, говнюк! Я отчисляю бабки на твою паскудную школу, понял?! И эти люди, которые тут сидят. Благодаря нам ты и существуешь! И лапаешь мою жену?!
На винзаводе знали, если директора «понесет» — возражать ему бесполезно. И не возражали. Соседи тоже знали об этом и старались не связываться с сумасбродным мужиком, олигархом местным.
— Паша, ты чего? — изумленно крикнула супруга, впрочем, изумление ее было деланным, ибо танцевать с директором школы ей действительно нравилось. Но не до такой же степени, как думает разбушевавшийся супруг.
Просто танцевать, и все. Но разве это объяснишь Паше, он же сегодня юбиляр?..
— Павел Иванович, извините, что отважился потанцевать с вашей супругой, — вежливо сказал Романов. — Я ухожу, больше не буду отравлять своим присутствием ваш юбилей.
— Стой! Ку-уда?! Как поймали, так сразу в кусты?! Не пойдет! — еще больше разъярился Луговой. — Ты мне прямо скажи, чего надо от моей жены! Вот так прямо и скажи! Что, слабо?
— Паша! — воскликнула Марина.
— Заткнись! Ну, скажи!
— Я просто танцевал с вашей супругой, красивой и умной женщиной.
— Умной, да?! — орал Луговой. — Она — умная?! А ты кто такой, мать твою!..
— Умная. Я поздравляю вас с днем рождения, но, смею сказать, оскорблять женщину — это неприлично.
Луговой слегка присел, обвел взглядом присутствующих, сказал, разведя руками:
— Он мне будет указывать, что прилично, а что нет! Все слыхали? Да я ему сейчас, этому убогому учителю!..
Он махнул кулаками раз, другой, третий, на четвертый раз получил звонкую пощечину и свалился на пол.
— Эй, мужики! Кончайте дурить! — крикнул Засядько, чувствуя, что ситуация уходит из-под контроля.
— Паша! — закричала Марина, склоняясь над поверженным супругом.
Романов улыбнулся еще раз, пожал плечами и пошел к двери, дабы не усугублять ситуацию.
— Я тебе это запомню! — кричал Луговой, лежа на ковре в собственной гостиной. — Я тебя, падла, достану!
— Не достанете, — резко обернувшись, сказал Романов. — Кишка тонка, Павел Иванович.
И открыл дверь.
— Не тонка! — завопил Луговой. — Не тонка, понял?!
— А вот угрожать мне не надо, я ведь могу и ответить, — жестко сказал Романов, резко обернувшись. — Накажу так, что впредь сто раз подумаете, стоит хамить или нет.
— Ну ты это… думай, чего мелешь, — пробормотал Засядько, сильно раздосадованный тем, что замечательная пьянка превратилась в дурдом.
«Один взревновал свою жену, другой болтает чего не следует. Как это — наказывать директора винзавода, который давал в казну администрации больше всех, позволял учителям, да тому же Романову, платить хорошие деньги? Это же преступление! С Луговым понятно, все знают, что иногда мужика заносит, привыкли уже, но умный, интеллигентный директор школы чего такое болтает? Хотя… если бы Паша ему сказал что-то похожее, тоже не остался бы в долгу. Но наказать… Это уж слишком, Максим Игоревич, зачем же грубить при свидетелях?»
Осеннее утро началось для Романова так же, как и остальные, — с зарядки вместе с детьми. В шортах и футболке, Романов командовал в своем дворе двенадцатилетним Антоном и десятилетней Настей.
— Бегом на месте! Шагом марш! Все, Настюшка, помойся в «душе», там горячая вода, Антон — под рукомойником. И шагом марш в школу!
Настя со смехом побежала в «душ», так назывался деревянный «скворечник» за домом, где для нее отец приготовил кастрюли с горячей и холодной водой и ковшик.
— Ну вот, как всегда, — недовольно сказал Антон, — Настьке горячая вода, а мне — под рукомойником!
— Она у нас единственная дама, что ж мы за мужики будем, если не позаботимся о ее комфорте?
— Папа, я же не возражаю, но после нее всегда остается горячая вода. Мне бы тоже хватило.
— А еще мужик! Закаляться надо, Антоша. Смотри на меня. — Романов сбросил футболку, принялся умываться под рукомойником, шумно фыркая.
Потом почистил зубы, уступил место сыну.
— К тому же, если ты будешь ждать, пока Настя освободит душ, не успеешь в школу.
— А сам всегда опаздываешь. — Антон толкнул снизу подвижный стержень рукомойника и, глубоко вздохнув, набрал в ладони воды, вылил на плечи.
Дальше процесс пошел более энергично. Романов вытерся махровым полотенцем, бросил его сыну.
— Начальство не опаздывает, а задерживается, — с улыбкой сказал он.
И пошел в кухню готовить завтрак. Собственно, его и готовить не нужно было, вчера вечером с детьми была его мать Александра Ильинична, преподавательница физики, она наделала котлет, сварила макароны, осталось только разогреть все это на газовой плите. Да нагреть воды, чтобы помыть посуду. Конечно, теперь есть много моющих средств, с помощью которых посуду можно и в холодной воде вымыть, но все-таки лучше сначала в горячей, а споласкивать можно и в холодной.
Зарядкой на свежем воздухе Романов занимался с детьми до самых морозов, которые наступали в конце ноября — декабре. И, тьфу-тьфу-тьфу, дети росли здоровыми, уже и не помнил, когда болели.
Отправив их в школу, Романов принялся мыть посуду возле рукомойника, который по новой наполнил водой из колодца, что был вырыт в огороде. Колодец самый обыкновенный, с «барабаном», на который наматывалась цепь, поднимая ведро с водой.
Но Романов давно уже не вращал ручку «барабана», потому что в колодце висел электронасос, нужно было только включить его, и вода сама текла из резинового шланга в ведро, стоящее на земле. А если шланг подключить к пластиковой трубе, то и в кухне потечет ледяная колодезная вода. Хорошо бы установить электронагреватель, чтобы на кухне текла из крана горячая вода, и в душе не мешало бы, настоящий душ можно было бы принимать не только летом (на крыше деревянного «скворечника» стоял бак с водой, летом она быстро нагревалась на солнце), но и осенью.
Да все не получалось, денег не хватало. Зарплата у директора была немалая по местным меркам, три тысячи рублей, но когда у тебя двое детей, то… очередь до водонагревателя никак не дойдет.
Остатки пищи Романов смахнул в пластиковое ведро. Потом добавит в комбикормовую кашу, свиньи съедят с удовольствием.
Две крупные хрюшки жили в сарайчике возле кухни. Ближе к Новому году одну забьет, будет и мясо, и солонина, и копченый окорок, а вторую оставит для приплода.
И директору школы, чтобы выжить, приходилось довольно плотно заниматься домашним хозяйством, тем более когда в доме нет жены.
У ворот остановился черный «мерседес» пятилетней давности, но еще вполне солидный, из него вышел Луговой, подошел к калитке.
— Максим… Игоревич, выдь на минутку! — крикнул он.
Романов бросил на плечо кухонное полотенце, вытирая руки, подошел к калитке.
— Слушаю вас, Павел Иванович.
— Максим, не бери дурного в голову, я, конечно, перебрал… дураком становлюсь, когда случается… Короче, так — извини, ладно?
— Да нет проблем, Павел Иванович. Все нормально.
— Это с какой стороны посмотреть… Ну ладно, Максим, ты на меня зла не держи, вот и все дела.
Луговой сел в свою иномарку и отбыл по месту службы. Романов усмехнулся, вернулся к посуде. Отнес ее в кухню, потом накормил свиней, обе хрюшки были рады увидеть своего кормильца, какую из них придется забить, он еще не решил. К животным тоже привыкаешь, потом жалко… А что делать?
В доме Романов оделся, как подобает директору школы — в костюм с галстуком. Взял дипломат и вышел на крыльцо. Машины у него не было, да и надобности особой в ней не чувствовал, до школы минут пятнадцать ходьбы. За калиткой стоял Кеша-гармонист, которого вчера Луговой не пригласил на торжество. Ему было сорок пять, хотя на вид можно было дать все шестьдесят, работал трактористом в агропромфирме, с весны по осень работы у него было много, а вот зимой совсем туго приходилось, если учесть, что копить Кеша не умел и попивал крепко. Одна надежда была на гармошку. Особенно если приглашает солидный человек, — и денег даст, и выпить на халяву можно.
— Привет, — сказал Романов, подходя к своей калитке. — Чем могу быть полезен?
— Не пригласил меня этот жлоб Луговой, — пожаловался Кеша. — И что за народ пошел, сплошные жлобы!
— А ты на себя надейся, Кеша. Да пей поменьше.
— Оно конечно… Слушай, Макс, это я могу быть тебе полезен, — сказал Кеша. — Ты повздорил с Луговым, так?
— Было дело. Так он приехал, извинился, все в порядке.
— Думаешь? А чего ж он сидит в своем «мерсе» в Озерном переулке и смотрит на свой дом? Ждет, когда ты придешь к его бабе!
— Да перестань, Кеша, я что, похож на идиота? — спросил Романов. — Меня его жена абсолютно не интересует. Извини, в школу пора.
— А он думает по-другому.
Озерный переулок с левой стороны перпендикуляром вонзался в улицу Степную, на которой были дом Романова и дом Лугового, а к заводу и школе нужно было ехать вправо. Ехать — Луговому, Романов ходил в школу пешком. Получалось, Луговой сделал круг и остановил свой «мерседес» в Озерном, чтобы наблюдать за своим домом? Так поверил, что супруга изменяет ему с директором школы?
— Ты уверен, Кеша? — спросил Романов.
— Проверь сам. С тебя бутылка, Макс. Ты сходи на Озерный, позырь сам. Про бутылку не забудь.
Кеша исчез так же стремительно, как и появился. Романов пожал плечами, вышел за ворота своего дома и… пошел влево, по направлению к Озерному переулку, с которого открывался вид на дом Лугового. Едва свернув на Озерный, увидел знакомый черный «мерседес» Лугового и хозяина в нем.
— Еще раз добрый день, Павел Иванович, — сказал Романов, наклоняясь к окошку машины. — Не подбросите ли к школе, раз уж нам по пути?
Им по пути было, когда Луговой приехал с извинениями к дому Романова. А теперь… С Озерного можно ехать куда угодно.
А вид на собственный дом для Лугового был просто замечательный. Ради этого он и сидел в своей иномарке в этом переулке.
Но теперь… какой смысл? Вот же чертов директор школы! И домой не вернешься, жена ничего такого не позволит, когда он дома, и на работу ехать нельзя, а вдруг он попрется к Марине?
Вот же гад какой, все испортил! Не иначе, направлялся к ней, но заметил машину. Завтра нужно будет затаиться где-то в другом месте, чтобы ему видно было все, а его никто бы не заметил. На улице Ватутина, с другой стороны. Он купил участок, который соприкасался с его двенадцатью сотками огородами, а «лицом» выходил на параллельную улицу Ватутина. Сломал все строения, что там были, и посадил вишневый сад, где приятно и шашлыки летом устроить, и просто посидеть на скамейке, отдохнуть душой. Вот из сада и можно будет наблюдать за женой.