– Хорошо, мисс Осторожность. Допустим, что встретился тебе этот самый мистер Совершенство, блеснул плавником в мутных водах. Твои действия?
– В мутных водах, говоришь? – шутливо переспросила Кэлли, которой показалось, что Джаред старательно скрывает волнение, прибегая к путаным метафорам. – Перейду мостик.
– Позволишь уплыть?
– Позволю. Какой же он мистер Совершенство, если не выйдет на берег? Рыба мне не нужна.
– Вот как ты рассуждаешь, – напряженно проговорил Джаред.
– Ты ведь не себя имел в виду? – осторожно уточнила Кэлли.
– Боже упаси, – рассмеялся он. Кэлли в сомнении приподняла брови.
– Хорошо… Давай предположим, что истинная любовь существует. Какое отношение к ней имеет официальный брак? – серьезным тоном произнес он, перегнувшись через столик.
– Думаю, никакого. Такие явления вполне могут существовать врозь, независимо друг от друга… Если, конечно, истинная любовь действительно существует, – оговорилась Кэлли после нескольких мгновений молчаливых раздумий.
– У тебя имеются сомнения на этот счет?
– Превеликие, – тотчас ответила девушка.
– Значит, нужно либо доказать это, либо опровергнуть, – серьезно заключил Джаред Таунсенд.
– Доказать, но каким образом? – удивилась Кэлли.
– Я приверженец научного подхода. Для того, чтобы доказать правомочность утверждения, необходимо поставить достоверный эксперимент по всем правилам или многократно пронаблюдать явление в естественных условиях, а потом собрать и проанализировать совокупность полученных сведений.
– Ты этим сейчас занимаешься?
– В сущности, да, – подтвердил статистик.
– Боюсь только, что в данном вопросе это невыполнимо. Вряд ли найдется шкала для определения коэффициента истинности в любви, – усомнилась Кэлли. – Я думаю, каждая следующая теория способна лишь запутать сложившиеся представления, но никак не прояснить их.
– А если я докажу тебе, что это возможно?
– Ну, докажи, если есть такое желание, – равнодушно пожала плечами Кэлли.
– Только имей в виду, я не Тони.
– Знаю. И никогда не заблуждалась на этот счет, – прямо сказала девушка, которую порядком утомили эти прыжки с темы на тему, поскольку связь между высказываниями она не всегда улавливала.
– Нам было незабываемо хорошо в ту ночь, не так ли, Кэлли? – вкрадчиво спросил он.
– Так, – кивнула Кэлли. – В ту ночь было стихийно хорошо, а наутро предсказуемо плохо.
– Мы были молоды, – оправдательно проговорил Джаред.
– О да, – многозначительно подтвердила Кэлли. – И что нам это дает? – сурово проговорила она, игнорируя жар, разлившийся по телу.
– Ты откровенно отталкиваешь меня. Почему. Кэлли?
– Ты постоянно возвращаешься к теме моей измены, хотя мы договаривались, что ни полусловом об этом не обмолвимся, – строго напомнила ему девушка.
– У Тони тоже были проблемы с моногамией, – заметил Джаред.
– Ты знал об этом? – удивилась Кэлли.
– Конечно!
– Для меня это стало очевидным только после свадьбы. Я считала себя виновной в его изменах. Думала, он подспудно чувствует, что я совершила проступок…
– Ерунда… Тони просто такой. Он всегда легко загорался на хорошенькую девушку. Брачные узы заведомо не могли его изменить.
– Но почему ты тогда не сказал мне все начистоту?
– Тони был моим другом, Кэлли. Да ты бы мне и не поверила. Ты была без ума от него. Подумала бы еще, что во мне говорит ревность. Не скажу, что не пытался. Я много раз был близок к тому, чтобы все тебе открыть. А вместо этого сам же с тобой и переспал, – горько усмехнулся Джаред.
– Следовало сказать, – процедила Кэлли.
– Прости… – повинился он. – Но что бы это изменило?
– Пожалуй, ты прав. Ничего бы твое признание не изменило. Мама всегда считала меня упрямицей, – рассмеялась Кэлли, а затем тихо добавила. – Но если я не была тебе безразлична, следовало все же попробовать… Хотя, может, мне нужно было обжечься, чтобы быть осмотрительней.
– А ты сурова не только к другим, но и к себе, такое не часто встретишь. Теперь стараешься не экспериментировать?
– Все так, Джаред. Именно поэтому сейчас мы отличаемся друг от друга больше, чем прежде.
– Я бы не сказал, – сдержанно возразил он. – В школе мы вместе делали лабораторные работы, в колледже – тусовались на вечеринках. Даже теперь, девять лет спустя, у нас нашлись общие темы для разговора. Однако нам, повзрослевшим, по-моему, понять собственные желания труднее, чем это было в юности. Вот я и стремлюсь разобраться, что стоит моих усилий и по-настоящему мне потребно, а что не более чем следствие навязанных традициями или модой стереотипов. У меня сложилось мнение, что таково и твое стремление, пусть и пассивное, – убежденно проговорил специалист по статистике.
– Мне кажется, что ты просто помешан на своих теориях, – осторожно заметила Кэлли. – Каким именно исследованием ты сейчас занимаешься?
– Мне поручили исследовать любовь аппаратом статистики! – выдал Джаред Таунсенд.
– Амбициозно и совершенно неосуществимо! – озвучила свое мнение собеседница. – И какое отношение к этому исследованию имеют «Двадцать соблазнительных постельных дразнилок»? Речь ведь идет не о любви как таковой, а о любовных играх, о том, как пары разбавляют рутину отношений, сдабривают будни пикантными проделками. Ведь так?
– В конечном итоге так. Но исследование предполагает все же проникновение в суть межличностных отношений. Найти ответ на вопрос, что заставляет людей изощряться, чтобы сохранить связь.
– Умозрительный ответ на этот вопрос, уверена, даст тот же результат, что и твоя статистика. Меркантильные мотивы, половой инстинкт, страх одиночества, желание доказать личную состоятельность. Любой из этих посылов или все они в определенных пропорциях могут сыграть решающую роль, – предположила девушка.
– Я уже обстоятельно проинтервьюировал несколько десятков пар.
– И что же тебе удалось выяснить? – полюбопытствовала Кэлли.
– Люди стоят перед проблемой встретить того, с кем будешь счастлив. Однако проблема настигнет и того, кто уже счастлив с кем-то.
– Долго нужно корпеть над данными, чтобы прийти к таким умозаключениям? – насмешливо спросила флористка. – Если у тебя есть желание переговорить с новобрачными, у нас имеется список тех клиентов, которые совсем недавно вступили в брак. Эти могут говорить о любви, не умолкая.
– Приятно сознавать, что мы еще друзья. Спасибо, Кэлли. Я непременно воспользуюсь твоим предложением… Но с гораздо большим удовольствием я присовокуплю к исследуемой выборке еще одну показательную пару – нас с тобой.
– Чисто научный интерес? – сощурившись, едко спросила Кэлли. – Вы, исследователи-натуралисты, ничем не гнушаетесь? Уволь. Уж лучше я буду ведома слепым чувством, нежели твоими циничными концепциями… Лазанью под соусом, пожалуйста, – сказала она, обращаясь к официантке.
– Так ты поможешь мне? – спросил Джаред.
– Без проблем, но ничего личного, – отрезала она.
– Мне дорога любая помощь, – признательно проговорил он, на что Кэлли лишь ухмыльнулась.
Они в тишине выждали, когда принесут заказ. Приступив к обеду, Джаред нашел тему для возобновления разговора:
– Так кем ты работала до того, как стала флористом?
– Кем только не приходилось… Мы так часто переезжали, что мое резюме пестрит, как лоскутное одеяло. А ты?
– Мой профессиональный путь от колледжа до этой минуты был прям и узок. Массачусетский университет, университет штата Калифорния, в Стэнфорде получил докторскую степень.
– И с такими-то задатками ты лично проводишь сбор информации? Разве у тебя нет подчиненных научных сотрудников для этих мелких целей? – удивилась она.
– Есть, конечно, но эта тема задела меня за живое, – искренне признался исследователь.
– Я жалею о том, что не довелось окончить университет, – доверительно сообщила Кэлли. – Жизнь могла бы сложиться иначе.
– Ты бросила?
– Не было возможности доучиться. Тони со своими капризами не позволил. Да и мне в ту пору нравилось менять свою жизнь, самой меняться. Но однажды я поняла, что не могу так больше жить. Я почувствовала нестерпимую усталость. И воспротивилась. Прямо сказала Тони, что дальше так продолжаться не может. И мы расстались.
– Тебе следует возобновить учебу. У тебя были отличные способности к наукам. Я помню, ты одна из всего класса с лету усвоила принцип периодической системы элементов.
– Приятно слышать, – сказала она. – А ты был единственным из всех, кого я знала, кто испытывал удовольствие от учебы. Для тебя это было вроде игры.
– Учеба, как ее предлагали в школе, никогда мне не нравилась. Но я быстро понял, что в моих силах сделать учебный процесс интересным мне самому. А ведь именно в этом и состоит залог усвоения.
– Ты все старался превратить в шутку, Джаред, – с легкой укоризной напомнила ему бывшая одноклассница.
– Просто мне всегда хотелось большего, – пояснил он.
– Больше знаний? – уточнила она.
– Нет… Больше жизни во всем, чем бы ни приходилось заниматься. Часы за классной партой мне представлялись чудовищно расточительными, поэтому я всячески стремился насытить их эмоциями, впечатлениями, свершениями. Ты же помнишь, какими мы были в старших классах.
– Смутно, – отозвалась она. – Кажется, в ту пору я была совершенно иным человеком.
– Ты была не такой, как все. А я был твоим чокнутым фанатом. Разве ты этого не замечала? Классов, в которых мы сидели рядом, я ждал как подарка судьбы. Я считал своей обязанностью рассмешить тебя или хотя бы развеселить. Но ты всегда витала в облаках. Я все фантазировал, что это у Кэлли в голове. Удивить тебя было не такой уж простой задачей. Когда же мне это удавалось, я был на седьмом небе от счастья… – признался с задорной улыбкой на лице Джаред и чуть погодя добавил: – Когда ты стала моей, я даже испугался…
– Если тогда я и была такой, как ты говоришь, то теперь я другая, Джаред… к сожалению. Сам понимаешь, человек не может не меняться.
– Никакое изменение не способно лишить тебя самых главных и самых замечательных черт, Кэлли, – убежденно проговорил молодой человек, взяв ее за руку. – Я скучал именно по тебе, а не по твоему далекому образу, милая, – проникновенно сообщил он.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Джаред Таунсенд потер глаза и откинулся на спинку стула. Математические символы прыгали перед глазами. Он потянулся, разминая затекшие от сидячей работы члены.
– Старик, в реальной жизни ты круглый «ноль», – разоблачительно объявил ему интерн, сидевший за соседним компьютером. – Ты сложно запутанный лабиринт с выходом на пустошь.
Джаред провернулся на крутящемся стуле и переспросил, посмеиваясь:
– Сложно запутанный лабиринт с выходом на пустошь?
– Ты же знаешь этих парней, которые целыми днями за компьютерами, знают все обо всем, сыплют фактами и оригинальными теориями, а наедине с пустоголовой Барби языки проглатывают. Пусть твой случай не такой клинический, но кому от этого легче?
– Выражайся-ка поточнее, дурень, – пряча раздражение, бросил интерну профессор Таунсенд.
– Можешь не рассказывать, как ловко ты клеишь девчонок. Я сам многократно был этому свидетелем. Да только что толку-то с того, если на следующий вечер вновь нужно кого-то склеить. Не поверю, что такой, как ты, не в состоянии удержать к себе интерес какой-нибудь дамочки. Но почему ты при всех твоих качествах катастрофически одинок?
– Что это тебя потянуло на откровенность? – насмешливо спросил доктор математических наук.
– Ты не виляй, вопрос-то не праздный. Вопрос по теме изысканий. Если такой мировой парень, как ты, не имеет стабильной личной жизни в уже не юном возрасте, то, что говорить об обычных заурядностях?
– Ну, во-первых, я не так стар, каким тебе хотелось бы видеть своего руководителя, и у меня все еще впереди, а во-вторых, сложным личностям вроде меня всегда было непросто найти себе спутницу жизни. И в этом нет ничего нового, – отшутился Джаред Таунсенд.
– Сколько тебе? – прямо спросил интерн.
– Тридцать три. А ты думал, что шестьдесят девять?
– Да нет, думал роковые сорок, – едко отозвался интерн. – Но сути дела это не меняет. Если ты еще не впал в старческий маразм, тебе тем более необходима ласковая малышка.
– Женщины – не ласковые малышки, Поуп, – профессорским тоном осадил он младшего научного сотрудника. – Большая глупость – воспринимать несерьезно этих с виду нежных созданий. Они только выглядят безобидно. Но многие из них подобны пираньям, прочие же – сущие акулы.
– Я надеюсь, ты шутишь, шеф? – спросил стажер Поуп.
– Шучу, конечно, но лишь отчасти.
– Так что же ты, выходит, стоишь за случайные связи?
– Нет, парень, – покачал головой Джаред.
– Жаль, было бы круто. Профессор – ловелас! – отозвался тот. – Ты всегда призываешь нас быть последовательными.
– Да, я призываю, – согласился Джаред.
– Может, тебе помощь нужна, старик? Поуп всегда здесь. Поуп всегда готов прийти на помощь, – заверил его интерн.
– А какого рода помощь может оказать студент профессору в подобного рода вопросах? – заинтересованно осведомился Джаред.
– Студент знает, где обретаются стайки юных цыпочек, которые не возражают против сексуальных экспериментов.
Джаред изумленно изогнул брови, глядя на своего услужливого подопечного.
– Ладно, проехали, – пробурчал Поуп. – Не хочешь, как хочешь… Но, откровенно говоря, профессор, тебе бы приодеться и машину сменить, на этой ты далеко не уедешь по шоссе свободной любви, – проговорил студент.
– Ваши рекомендации будут учтены, мистер Поуп, – насмешливо проговорил Джаред и вернулся к работе.
В субботу в полдень Кэлли и Джулия налегке возвращались в фургончике «Белль Марьяж» из усадьбы Марксонов. Опустевшее пространство фургона все еще полнилось сказочными ароматами отгруженного заказчику цветочного фрахта.
– Вот и еще одна чудесная свадьба от «Белль Марьяж», – удовлетворенно проговорила Кэлли. – Когда очередной цикл подготовки подходит к концу, становится и легко и немного грустно.
– Благо долго грустить не приходится, – заметила Джулия Монтгомери. – Только не в этот сезон.
– Да, до свадебного затишья еще далеко, – поддержала администратора фирмы Кэлли. – Когда я только начинала работать в салоне Белль Маккензи, то не уставала задаваться вопросом, откуда у человека может быть столько свежих идей. Что ни свадьба, то сенсация. А потом, с опытом, сама поняла, что каждый новый клиент, каждая следующая пара с их особенной любовной историей и есть неисчерпаемый источник вдохновения. Они уже приходят со своими уникальными представлениями об идеальной свадьбе, а наша задача помочь им воплотить мечты в лучшем виде.
– Я тоже частенько об этом задумываюсь, – отозвалась Джулия. – Мне кажется, что волшебство рождается, когда возникает понимание, когда идея становится общей, единой для множества людей, которые корпят над ее воплощением, каждый на своем этапе. Когда же все это соединяется в урочный день и час, происходит чудо, становится невозможным сдержать восхищение, даже зная, из чего все рождалось, как творилось… Это заставляет уверовать…
– Уверовать во что? – настороженно спросила Кэлли коллегу, рассуждавшую, сидя за рулем фургончика.
– Как во что? – искренне удивилась Джулия. – В чудо любви, в счастье в браке…
– И влюбленных, целующихся на фоне заката, – насмешливо усмехнулась Кэлли. – Такие свадьбы, безусловно, способны преобразить жизнь пары, но любое, даже самое яркое впечатление однажды затмится серостью будней.
– Ты пессимистка, Кэлли, – бросила в ее сторону Джулия.
– Нет, милая, я не пессимистка. Просто однажды я уже обманула саму себя. И не считаю нужным повторять негативный опыт.
– Все ли так плохо было в твоем браке? – усомнилась в объективности коллеги Джулия.
– Он стал возможным только благодаря незнанию друг друга и окружающей реальной жизни. Когда же я прозрела, все произошло само собой – мы расстались, без боли и сожалений.
– Без боли и сожалений? Такого не может быть, я не верю, – стояла на своем Джулия.
– Придется поверить. Я стала женой Тони, думая, что мы больше подходим друг другу. В то время как с любимым меня объединяла только одна ночь форменного помрачения, которое очень скоро улеглось… Прости, Джулия, я сегодня не лучшая собеседница, в особенности на эту скользкую тему.