– Не смеши меня, Чед, сейчас я просто обязан был выиграть, мы же играли не просто так, – он протягивает руку к пистолету и смотрит в нашу сторону.
Я чувствую дикое желание сбежать отсюда, но если я двинусь, то и все остальные не смогут устоять. Прокрасться незаметно невозможно. Мои руки дрожат, я чувствую, как от волнения потеет ладонь Хлои, поэтому крепче сжимаю ее пальцы. Они ведь не будут нас убивать. Безлицым незачем это делать.
– Итак, молодые и красивые, я даже не знаю, кого выбрать, – тянет слова Шон, то и дело, переворачивая пистолет в руке, словно тот ничего не весит и вообще не может причинить вреда.
Безлицый досканально просматривает нас, исследует взглядом, оценивая тела. Мы девушки всегда были слабым полом, годным лишь для того, чтобы рожать наследников, именно поэтому в Чистилище есть Содержательный дом, где самые безнадежные или отчаянные мужчины могут выкупить себе ходячий пункт выдачи ребенка, вдобавок она еще будет довольна удачно сложившимся обстоятельствам. Нас используют, оскорбляют и снова используют так, как им хочется. У женщин нет своего мнения, у них есть лишь работа, которую нужно выполнять: мы обязаны удовлетворять все прихоти мужчин до тех пор, пока они не будут готовы умирать от блаженства.
– Предлагаю начать с той, – подает голос Мария, указывая в нашу сторону.
– Я вижу. Тогда, пожалуй, возьму вон ту цыпочку посередине, – произносит Шон, наводя пистолет на одну из девушек, что стоит левее меня. Мелисса.
Смесь страха и отчаяния завладевают мной, я мысленно благодарю Бога за то, что здесь нет Рейчел. Она в безопасности.
Правда, ненадолго. Рейчел беременна и у нее есть план побега. Она спасена лишь от сегодняшней ночи.
Я стараюсь не смотреть на девушку, все мы молчим. Мое сердце бешено колотится, а кровь в венах пульсирует.
Они не убьют нас. Они не убьют нас. Они не убьют нас.
Они способны на все.
Краем глаза я замечаю, как девушка начинает метаться из стороны в сторону. Слезы стоят у меня в глазах. Это расстрел. Я вспоминаю слова Марии, сказанные перед тем, как мы покинули нашу гардеробную в бункере. О крови.
Пальцы Хлои цепляются за мои мертвой хваткой, я чувствую, как тело бросает в жар. На ложбинке между грудями появляется пот, ладони уже мокрые и скользкие.
Моя левая рука трясется вместе с рукой Мелиссы. Она дрожит, я слышу ее учащенное дыхание. Мне становится жалко девушку, я не знаю, что произойдет дальше, но ничего хорошего можно не ждать.
– Так, – Шон показывает на девушку пальцем. – Не шевелись, а то пристрелю, как собаку, – Безлицый вновь тянется за стаканом и на этот раз полностью его опустошает.
Я вздрагиваю, но заставляю себя молчать.
Шон встает, обходит стол и наводит пистолет прямо на девушку. Я никогда не думала, что тишина может быть такой оглушительной. Из моих ушей кровь готова течь, перепонки напряжены до предела, несмотря на то, что в баре тихо. Никто не вздыхает, не говорит и не чешется, ни одна муха не жужжит, ни один комар.
А, затем раздается звук. Оглушительный выстрел. И крик.
Кто-то кричит так сильно, так громко, что выстрел, кажется, звучит лишь на фоне этого визга.
И это мой голос. Такой отчетливый, я уверена, что если бы у Мелиссы не был заклеен рот, мы бы кричали в два горла. Моя рука ускользает от руки девушки. Я ошарашено смотрю на свое запястье, а потом перевожу взгляд на запястье Мелиссы.
Вот каков сегодня их нестандартный выбор.
Они стреляют по наручникам. Подвыпившие Безлицые могут нас ранить, но ведь в этом и суть. Мы для них ничего не значим.
– Я же просил заклеить им всем рты! – кричит на Марию Шон. – Ты можешь хоть что-нибудь сделать нормально?!
Мне в голову приходит мысль, что Мария подставила нас, не заклеив рты, кто знает, что Безлицые сделают с теми, кто не сдержит эмоций.
Шон сужает глаза, приковывая ко мне взгляд. Он краснеет от злости. Никто не поворачивает даже головы, как этого требовала Мария. В ушах до сих пор все звуки отдаются вибрацией. Мое запястье ноет, но я не спешу его растирать. Хлоя сжимает мои пальцы, а потом плавно отпускает меня.
– Интересно, как громко ты кричишь по ночам, – Шон подходит ко мне, поднимая пальцами мой подбородок, чтобы заглянуть мне в глаза.
Страх сковывает легкие, я перестаю дышать. Рука Шона скользит по моей шее, нежно поглаживая ее тыльной стороной ладони, затем пальцы с мозолями на кончиках двигаются по моей ключице, поддевая лямку платья. Безлицый наклоняется ко мне, я желаю оттолкнуть его, но сделать этого не решаюсь. Я чувствую его несвежее дыхание на своей шее, отчего сразу же немею.
– Сладкая, невероятно сладкая, – шепчет Шон, сделав глубокий вдох.
Я дрожу, колени подкашиваются, голова начинает кружиться, но я заставляю взять себя в руки. Шон снимает с меня маску, и наши глаза встречаются. Он выглядит старше, но Безлицый красив и мужественен, его внешность довольно внушительна. Я чувствую, как адреналин растекается по крови, от Безлицего веет опасностью, но в тоже время им можно восхищаться, понимая насколько мужчины из Совета сильны и бесстрашны. Но чувство отвращения к ним, никогда не покинет пределы моей головы и сердца.
Я отвожу взгляд в сторону, чувствуя, как по спине стекает струйка пота. Все Безлицые с любопытством уставились на нас. Я встречаюсь взглядом с черными, как бездна глазами Дмитрия, его губы искривляются в ехидной улыбке.
– Лучше возьму эту, – нарушает тишину Шон.
Я отвожу от него взгляд, и замечаю в углу комнаты движение.
– Прошу прощения, я опоздал, – лениво тянет слова знакомый голос. Мои глаза взметаются в сторону, где стоит Алекс.
Верхняя пуговица его белой рубашки расстегнута, а рукава закатаны. Он выглядит немного небрежно, словно выполнял такую-то физическую работу или проспал как минимум половину дня, что более вероятно.
– Так много драмы, – наши взгляды с Алексом встречаются. Он облокачивается на барную стойку и взмахивает рукой, наша барменша наливает ему в прозрачный стакан какую-то жидкость, добавляя несколько кусочков льда, а затем ставит на отполированную поверхность. – Прости, Шон, эта девушка моя.
Если бы не запрет Марии, моя челюсть бы точно отвисла. Я перевожу взгляд с Алекса на Шона.
В воздухе чувствуется напряженность.
– Ты опоздал, Александр, я уже выбрал ее, – произносит Шон, сжимая губы в тонкую линию.
Безлицый отходит от меня подальше, наводя пистолет на вторые наручники. Я перевожу взгляд на огнестрельное оружие. Хотелось бы мне уметь обращаться с чем-то подобным.
Шона покачивает, и я боюсь, что он может промахнуться и случайно ранить Хлою или кого-нибудь из других девушек.
Алекс не прикасается к алкоголю, он быстрым махом руки достает нож и кидает, прежде чем Шон успевает нажать на курок. Я не успеваю даже задуматься о том, куда полетел нож, как чувствую колотую боль на плече. По коже стекает теплая кровь. Нож позади меня врезается в стену. Лямка платья соскальзывает мне на грудь, открывая больше, чем следовало бы. Боль не сильная, лишь слегка пульсирует, Алекс просто порезал меня.
Ненависть вспыхивает во мне. Я чувствую, как длинные ногти впиваются в ладони.
Сумасшедший.
– Ну, отлично! – взмахивает руками Шон, оборачиваясь к Алексу. – Можешь забирать девчонку, валите отсюда, пока она не запачкала паркет своей кровью! – Безлицего явно не интересует здешний пол, он просто пытается увести тему от своего провала.
Я кидаю злобный взгляд в сторону Алекса, но он даже не смотрит на меня. Он берет стакан и подносит его ко рту. Мария подходит ко мне, чтобы снять наручники.
– Тебе несказанно везет, – шепчет Мария. В ее голосе нет сарказма или ехидства, она говорит серьезно.
Алекс вместе со стаканом отходит от стойки и кивком велит идти за ним.
– Сыграем еще разок, – ворчит какой-то Безлицый за столом. Все возвращается на круги своя. Я незаметно покидаю бар.
Мы, молча, поднимаемся до комнаты Алекса. Он идет впереди, но я не нуждаюсь в напоминании. Я знаю свое место. Парень держит свой стакан, по-прежнему толком не выпив. В моей голове творится такая каша, что я не могу понять собственных чувств. Я его ненавижу, это очевидно. Но я его не боюсь, Алекс не пугает меня, как остальные мужчины. Возможно, это из-за того, что он не такой, как они.
Он напряжен, я замечаю, как вены на его руках вздуты, а скулы имеют четкое очертание. Алекс медленно дышит, но его руки нервно подрагиваются, поэтому он стискивает их в кулаки. Мне хочется узнать, все ли с ним хорошо, но я понимаю, что если спрошу, он разозлится.
Мы идем до комнаты по освещенному коридору. Мне сложно идти на каблуках по ковру, поэтому я чуть отстаю и снимаю туфли. Алекс даже не оборачивается, тогда я спокойно вздыхаю, когда встаю на нормальную поверхность. Босая. Я чуть отдергиваю обтягивающее платье, чтобы хоть как-то сузить вырез.
Напрасно.
Алекс открывает комнату и включает свет, оставив для меня дверь открытой. Я не спешу, чувствуя, что с ним что-то не так. Рука тянется к раненному плечу, где кровь уже остановилась, но рана все еще неприятно ноет.
– Идем в ванную, я осмотрю тебя, – произносит Алекс, когда появляюсь на пороге комнаты.
Я опускаю туфли на пол и закрываю за собой дверь, все еще неуверенная можно ли мне говорить, точнее догадываюсь, что теперь это не имеет какой-либо смысл, но все же боюсь сказать лишнего.
Алекс направляется в ванную, а я иду следом за ним. Слышу, как поворачивается кран, и затем звук воды оглушает.
– Ты в порядке? – спрашивает Алекс.
Я облокачиваюсь на дверной косяк и киваю.
Он заворачивает в платок куски льда из своего пустого стакана, я замечаю, как жидкость: то ли виски, то ли ром, смешивается с водой в раковине, а затем и вовсе исчезает.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, хмуря брови.
Алекс вопросительно косится на меня, затем запускает руку в волосы и тяжело вздыхает, отводя взгляд.
– Как твоя сестра? – Безлицый закрывает лицо ладонью, потирая лоб, словно хочет избежать ответа на мой вопрос.
Я думаю о Рейчел, о ее беременности и планах на побег.
– Больна, – иными словами не скажешь.
– Я думал, что ты больше не будешь работать до совершеннолетия, – он переводит взгляд с платка на меня. – Рану промыть нужно, иди сюда.
– В чем подвох? – я сразу настораживаюсь. Он думал обо мне? И, кажется, он сейчас думает о моем порезе.
Я нахожу обе части лямок и связываю их сбоку. Это давит на грудь, но это лучше, чем снова обнажаться перед Алексом и краснеть.
– Живо, – приказывает Безлицый, и я подчиняюсь.
Я перекидываю волосы на другую сторону, Алекс встает прямо за моей спиной и прижимается ко мне. Чувствую, как его мышцы напрягаются, а поэтому напрягаюсь и я. Ком встает в горле, мне не удается даже вздохнуть. Ну почему нельзя было сделать ванную комнату больше?
От него пахнет одеколоном со смесью запаха сигарет, и самое странное то, что мне это нравится. Алекс промывает рану водой, от чего плечо начинает щипать. Я стараюсь не смотреть в зеркало, но потом все же поднимаю взгляд и смотрю на Алекса, и то, как он аккуратно обрабатывает рану.
– Обещаешь не кричать? Сейчас будет немного больно, – подает голос парень, его дыхание на моей коже щекочет, я пытаюсь сохранить серьезность, но когда Алекс начинает обрабатывать рану спиртом, это сделать проще всего. Я дергаюсь, но он не отпускает меня. – Легче? – он начинает дуть на рану, а я клянусь, стараюсь изо всех сил не броситься прочь из комнаты.
Боль не утихает, но это уже не имеет смысла. Я не могу ни о чем думать, пока Алекс дотрагивается до меня. Наши взгляды в отражении зеркала встречаются, и он отстраняется от меня на максимальное расстояние, а точнее ровно настолько, насколько это позволяет ванная комната.
Волоски на коже встают дыбом, словно по мне прошел заряд электрического тока.
– Приложи лед, – Алекс сует мне в руку белый платок со льдом. Наши пальцы соприкасаются, и я сразу же отдергиваю руку, пожав плечами.
– Спасибо, – бурчу я себе под нос.
Вода продолжает течь в раковине, я не думаю, что Безлицых заботит экономия в этом плане. Его пристальный взгляд не дает мне сосредоточиться на порезе. Ненависть к Алексу пропадает, когда до меня доходит, что он уже дважды спас мне жизнь.
– За все, – добавляю я, но Алекс уже не слушает, он выходит из ванной, громко хлопнув дверью. От неожиданности я вздрагиваю.
В чем его проблема?
6
И так я вновь оказываюсь в кровати Алекса, радостная от того, что здесь ничего не происходит. Не могу уснуть, голову не покидают мысли о сестре и ее ребенке, а странное выражение лица Алекса и его хлопок дверью преследует меня, как только закрываю глаза. Я лежу, отвернувшись от Безлицего к окну, на самом краю кровати. Прислушавшись, улавливаю его тяжелое дыхание. Затем раздается хриплый голос:
– Как давно ты живешь здесь? – я немного неуверенно переворачиваюсь на другой бок лицом к парню.
Мне это не послышалось, точно?
– Около года, – отвечаю я. Лица Алекса не видно, я лишь слышу его сбившееся дыхание. – Почему ты спрашиваешь?
Алекс игнорирует мой вопрос.
Он не двигается, как не двигаюсь и я. Пальцы цепляют одеяло, я сильнее натягиваю его на себя.
– Можешь не бояться, пока я здесь, ты не станешь работать, – Алекс откидывает одеяло со своей стороны и садится. Он наклоняется, упираясь локтями в колени, и потирает лоб. В лунном свете я замечаю множество шрамов на его спине, один из которых такой большой, похож на отпечаток зубов какого-то огромного животного. При виде его шрамов я содрогаюсь. – Обещаю.
Кто мог сотворить с ним такое?
– Ты же не можешь постоянно оберегать меня, – ведь именно это он и делает. Спасает, следит за тем, чтобы никого не подпустить ко мне. А теперь дает обещание. – Ты ведь понимаешь, что я никогда не смогу сделать что-то столь хорошее для тебя в ответ? Так почему ты делаешь это для меня?
Кровать под ним прогибается, и он встает, молчаливо направляясь к двери. Парень поднимает свою рубашку с кресла и на ходу натягивает ее на себя.
Алекс подходит к двери и поворачивает замок, а потом неожиданно произносит:
– Не задавай мне тех вопросов, на которые я не могу дать ответ, – Алекс пропадает за дверью, а я откидываюсь на подушку, думая о его словах.
Солнце светит в глаза, и я переворачиваюсь на другой бок, чтобы скрыться от света и еще немного поспать. Глаза режут, боль в плече практически неощутима. Я натягиваю одеяло себе на голову и проваливаюсь в полную темноту блаженства. Тепло, мягко и темно. До меня слабо доносится какой-то звук из ванной комнаты, он мешает вновь провалиться в сон. Спустя несколько минут, дверь скрепит, и слышатся шаги. Я чувствую внутреннюю борьбу со сном и с любопытством узнать, чем собирается заняться Алекс.
Любопытство побеждает. Я чуть приспускаю одеяло с головы, чтобы посмотреть на парня.
– Проснулась, – от неожиданности я вздрагиваю, Алекс стоит прямо перед кроватью, наблюдая за мной. Я замечаю в уголках губ улыбку.
– Можешь принять ванну, я скоро вернусь, – произносит Алекс, направляясь к двери.
Идеальный. Вот какое слово подходит ему. Рубашка идеально на нем сидит, она идеально выглажена, его спина идеально ровная, а волосы идеально уложены, от него идеально пахнет и этот список из миллионов идеально можно продолжать еще очень долго.
Алекс покидает комнату, и я выбираюсь из-под одеяла. То, что он делает для меня: заставляет нервничать. Алекс относится ко мне по-человечески. Я убираю кровать в знак благодарности, это самое малое, что могу сделать.
Я подтягиваюсь, понимая, что мои кости совершенно не адаптированы к чему-то столь мягкому, как кровать Алекса, поскольку пружины наших металлических коек в бункере впиваются в тело сквозь тонкий слой старого матраса.
Солнечный свет заполняет комнату, я чувствую странное внутреннее тепло, которого не могла ощутить уже много лет. Прохожу в ванную, включаю воду и замечаю, что на двери для меня весит полотенце. Я не понимаю, почему все это происходит со мной. Алекс хорошо ко мне относится, каждый раз выдергивает меня из лап других Безлицых, разрешает спать в его постели и пользоваться ванной, несмотря на то, что я никогда не смогу ему ничем отплатить за это, и уж тем более, что я этого не достойна. Моя сестра и половина девушек из Содержательного дома, гниющих в бункере и ложащихся каждую ночь под мужчину, который после всего может избить девушку до полусмерти и остаться при этом безнаказанным, заслуживают к себе лучшего отношения. Они заслуживают быть счастливыми. Но я не из их числа. Единственное, что я сделала полезного, так это пошла на работу вместо Рейчел, когда та была больна.