Боже правый, это он!
Герцог Хелстон стоял в дверях, одетый так же строго, как накануне. Розамунда надеялась по возможности избегать встреч с ним, поскольку он ее нервировал. Проницательные синие глаза остановились на девушке, и ей показалось, что его светлость точно знает, о чем она думает, и видит шемизетку под ее платьем. Или, возможно, все ее тело под одеждой. Розамунда даже поежилась от чувства неловкости.
– Леди Сильвия, – громко сказал герцог, – вы играете как ангел. Почти так же хорошо, как Грейс Шеффи.
Графиня расхохоталась.
– Люк, вы лучше, чем кто-либо другой, знаете, что Господь обделил меня талантами.
– Ну, тогда я, возможно, перепутал, вас с Элизабет Эшбертон. – Губы Сент-Обина дрогнули в намеке на улыбку.
– Ну, все же у меня слух лучше, чем у Лиззи, – призналась графиня.
– Что ты говоришь, Грейс? Ты сама признавалась ее милости – я играю лучше тебя, – возразила Элизабет.
– Слишком много милостей [3], – пробормотал герцог. Сара Уинтерс, которая была чуть старше и, очевидно, мудрее, тихонько засмеялась.
– А что, если мы попросим вас сыграть дуэтом? Тогда все присутствующие смогут быть судьями.
– Сара, ты, вероятно, забыла, что наступит и твоя очередь, – с хитрой улыбкой заявила Джорджиана Уайлд. Она сидела на краю стула в поношенном сером шелковом платье и выглядела так, словно была уверена – укрепить собственную оборону можно хорошо отточенным чувством юмора.
Все повернулись к герцогине. Она, не отрываясь, смотрела на Сильвию со счастливой улыбкой на лице и слезами на морщинистых щеках. Казалось, она не знает, что сказать.
Герцог снова прочистил горло.
Резкий звук вывел леди Хелстон из задумчивости.
– Дорогие мои, я прекрасно знаю, что вы не выносите игру на музыкальных инструментах.
– Однако это никогда не мешало тебе, заставлять наших милых дам терзать наши барабанные перепонки, – громким шепотом сообщил герцог.
– Люк, как ты смеешь…
– Смею, потому что в их глазах застыла немая мольба. Все они просят меня остановить это безумие, а я человек прямой и не желаю ходить вокруг да около.
– Можно подумать, мы могли этого не заметить, – парировала Ата.
Его светлость проигнорировал замечание бабушки.
– Миссис Берд, не соблаговолите ли пройти со мной в гостиную? К вам посетитель.
Вся кровь отхлынула от лица Розамунды. Она почувствовала, что ее бьет озноб. «Боже, пожалуйста, сделай так, чтобы это был не Алджернон Берд». Она знала, что он рано или поздно найдет их с сестрой, но надеялась, что это произойдет позже, когда они сумеют осмотреться в новом окружении. Она покосилась на Сильвию, лицо которой стало пепельно-серым, и медленно встала.
Ее светлость с тревогой взглянула на внука.
– Люк, ты не должен оставлять ее одну.
– Ну, наконец получен приказ, которому я могу подчиниться буквально.
– Люк.
– Ты довольно редко отдаешь команды, которые хочется выполнять.
– Тем больше поводов насладиться их выполнением, – заявила в нарочитом раздражении герцогиня.
Розамунда, удивленная этой добродушной перепалкой, посмотрела на присутствующих. Она почти забыла о посетителе. Графиня Шеффилд выглядела так, словно едва сдерживает смех. Очевидно, подобные диалоги в Эмберли были обычными. А вот Розамунде давно не приходилось общаться легко и свободно, высказывать свои мысли прямо и открыто, чувствовать в окружающих любовь, а не ненависть, мягкий юмор, а не желание причинить боль.
Герцог предложил ей руку.
– Миссис Берд?
Его глубокий мягкий баритон согрел сердце Розамунды. От Люка словно исходила какая-то сила. Они вышли из комнаты. У дверей герцог на короткое время отстранился, пропустив Розамунду вперед, и она почувствовала теплое прикосновение ладони к своей талии. Впервые в жизни она ощутила себя маленькой в сравнении с массивной фигурой идущего рядом человека.
– Ваша светлость…
– О нет, только не это, – перебил он. – Если мне приходится каждый сезон терпеть общество благовоспитанных вдов, это вовсе не значит, что я буду мириться с такой официальностью с глазу на глаз.
– Уверена, ваша бабушка поощряет подобные вольности только между дамами.
Люк провел гостью через длинную галерею, стены которой были сплошь увешаны портретами. Розамунда не без оснований предположила, что на них были изображены поколения Сент-Обинов, причем каждый следующий герцог выглядел еще более грозным и непреклонным, чем предыдущий. Среди суровых лиц не было ни одной женщины. Вероятно, подумала она, в роду у Сент-Обинов матери семейств считались всего лишь породистыми производительницами.
– Поскольку беседа с вашим дотошным родственником потребует немалой силы духа, надеюсь, вы уже освоились в нашем доме и поняли, какие преимущества дает вам положение гостьи.
При упоминании об Алджерноне по спине Розамунды побежали ледяные мурашки, но она старалась казаться спокойной.
– Думаю, без свидетелей вы можете обращаться ко мне по имени.
– Благодарю, прекрасная Розамунда, – усмехнулся герцог и повел ее полутемным коридором, в который выходила портретная галерея.
– Меня можно считать какой угодно, но уж точно не прекрасной, – пробормотала она.
Люк тихо засмеялся.
– Отлично сказано. Не выношу людей, называющих себя прекрасными. Я им не доверяю.
– Ваш характер, сэр, похоже, не меняется. Нахальная улыбка Люка продемонстрировала кривой зуб, и Розамунде тоже захотелось улыбнуться в ответ. Но она сдержалась. Лорд Хелстон был для нее тайной. Чаще всего он носил маску насмешливой, слегка порочной отстраненности, но, похоже, под ней скрывалась мягкая сострадательная натура.
Казалось, герцог прекратил попытки отвлечь ее от тревожных мыслей, и за это Розамунда была ему признательна. Но ее все еще переполнял страх. Алджернон заберет их с Сильвией отсюда, раскроет все семейные секреты. И она увидит, как ироничное выражение исчезнет с лица герцога, сменившись недовольством и презрением. И тогда ей придется бежать, куда глаза глядят. Она будет вынуждена взять тридцать семь гиней, которые ей удалось скопить за долгие годы лишений, сесть в почтовую карету и постараться уехать как можно дальше. Возможно, даже придется ночевать на улице, пока не найдется какая-нибудь работа. Розамунда содрогнулась. Но только на этот раз она ничего не скажет Сильвии. Тогда у сестры не будет выбора и она вернется в родительский дом в Эджкумбе.
– О чем вы думаете? У вас такой вид, словно за вами гонятся все демоны ада.
Они как раз подошли к гостиной. Розамунда подняла глаза. Герцог стоял так близко, что она чувствовала тепло его дыхания.
– Розамунда! – Люк увлек ее за собой в темный угол.
Бедняжка не смогла скрыть дрожь. Его прикосновения заставляли ее разум мутиться. Что, черт возьми, он делает? Наверное, это очередная попытка ободрить ее. И все же поступки этого мужчины приводили ее в трепет, лишали способности связно мыслить. Она посмотрела на его руку, и он тут же отдернул ее, словно обжегся.
– Я и не думал, миссис Берд, что вы такая трусиха. – Герцог с откровенной насмешкой взирал на нее сверху, и Розамунда приложила все силы, чтобы успокоиться.
– Но я…
Герцог мягко продолжил:
– Если он похож на прежнего мистера Берда, что, по моему мнению, соответствует действительности – все же я потратил сегодня утром некоторое время, беседуя с ним, – тогда у вас есть два выхода: или вы останетесь с нами и постараетесь быть максимально счастливой, или уедете с ним и начнете очередной тур танцев с дьяволом.
– Я бы предпочла петь с ангелами.
– А я думал, у вас нет музыкальных талантов, миссис Берд.
– Мы вернулись к официальному общению, ваша светлость?
Наступила долгая пауза. Оба стояли неподвижно, освещенные только тусклыми лучами света, попадающими в коридор сквозь единственное маленькое окошко.
– Вы не оставляете мне выбора, Розамунда. Остается сделать только одну серьезнейшую вещь, прежде чем окончательно решить вопрос о вашем незавидном будущем.
– Ваш оптимизм вдохновляет, сэр.
– Пожалуй, я не всегда таков. Но когда имеешь перспективу второй раз за один день встречаться с одним из глупейших людей, с какими мне когда-либо приходилось общаться, это всегда поднимает настроение.
Он стоял совсем близко, и Розамунда не могла отвести взгляд от его пронзительных синих глаз.
– Как я уже сказал, осталось сделать только одно…
Неожиданно он наклонился и коснулся губами ее лба. Словно тысяча очагов, согревающих дома холодными зимними ночами, одновременно вспыхнули, опалив ее огнем. Розамунда судорожно вздохнула, совершенно непривычная даже к такому незначительному проявлению нежности. Впервые в жизни она почувствовала, какой приятной может быть близость с мужчиной.
Люк отстранился и долго смотрел на нее потемневшими глазами, а потом снова наклонился, но на этот раз его теплые губы коснулись ее губ.
Розамунда не понимала, что с ней происходит. Все ее чувства обострились. Она услышала тихий звук. Что это было? Стон? Все ее тело покрылось гусиной кожей, словно она замерзла в сугробе, а потом окунулась в горячую ванну.
Мысли путались. Люк легонько куснул ее губу, и по телу Розамунду прокатилась волна дрожи. Его язык мягко, но упорно раздвигал ее плотно сомкнутые губы, и она наконец догадалась, что Люк пытается проникнуть внутрь ее рта. Герцог был настойчив. Она покорилась и расслабилась, чувствуя, что ее переполняет, захлестывает восторг. Его язык, судя по всему, чувствовал себя весьма комфортно во рту. Но ведь это был ее рот! Нет, еще немного, и она наверняка лишится чувств.
Никто и никогда не целовал ее так! Да она вообще знала совсем немного о поцелуях. Гораздо чаще, чем удовольствие, ей приходилось, ощущать грубость и боль. Однако то, что он с ней делает, – это дурно… греховно… но как приятно!
Розамунда вдохнула пьянящий запах табака и хвойного одеколона. От герцога веяло старомодной элегантностью. И еще грустью, надежно спрятанной под внешним лоском.
Люк снова отстранился. Розамунда еще не успела вернуть себе способность дышать, а уж тем более подумать обо всем случившемся, когда он открыл дверь и громко сообщил:
– Только после вас, миссис Берд!
Алджернон, одетый в лучший воскресный костюм, стоял у окна. О том, что он в трауре, напоминала только узкая черная повязка на рукаве.
Тепло жизни моментально покинуло тело Розамунды, уступив место уже ставшему привычным ледяному страху. Но ее способность прятать испуг под покровом внешнего безразличия не подвела и на этот раз.
– Моя дорогая кузина! – Алджернон низко поклонился.
– Алджернон. – Розамунда сделала движение, которое человек с очень богатым воображением мог бы принять за реверанс.
Герцог предложил им обоим сесть на диванчик у большого камина, некогда вырезанного из огромной плиты белого мрамора, теперь пожелтевшего от времени. С некоторой агрессивностью он поглядывал на гостя, словно сокол на потенциальную добычу. Нет, скорее хищный гриф…
– Как это все грустно, дорогая моя, – вздохнул Алджернон.
Розамунда не произнесла ни слова!
Алджернон покосился на герцога. Лоб кузена покойного Алфреда Берда был покрыт испариной. Такие же капли выступили и над верхней губой. Оба всегда сильно потели, причем не только в жару, но и в холод. Его сальные волосы – пепельного цвета, с вкраплениями рыжего, – были напомажены и зачесаны вперед. Он называл эту прическу «а-ля Брут». Глядя на него, Розамунде всегда становилось не по себе. Он был удивительно, сверхъестественно похож на ее умершего супруга.
– Ну, хватит обмениваться любезностями, – сухо проговорил герцог. – Вы потребовали встречи с миссис Берд, чтобы предложить ей и ее сестре вернуться с вами в… этот… как его…
– Бартон-Коттедж, – услужливо подсказал Алджернон.
– Совершенно верно, в Бартон-Коттедж. Очевидно, это более приятное место, чем мой замок. – Герцог стряхнул невидимую пылинку с рукава. – Причем отъезд должен состояться сегодня.
– Именно так, ваша светлость, – сказал Алджернон. – Мы не станем больше обременять вас своим присутствием.
– Должен сказать, вы с большим великодушием относитесь к своей вдовствующей родственнице. Это весьма похвально, – заметил герцог.
Розамунда не могла произнести ни слова. Пошевелиться она тоже была не в состоянии. Ее мир опять рушился!
Алджернон всячески старался проявить себя перед герцогом с хорошей стороны.
– Понятно, любая женщина будет рада воспользоваться вашим благородством. – Герцог достал из кармана часы, открыл, несколько секунд внимательно изучал циферблат, потом захлопнул их и убрал обратно. – Тем не менее, по моему мнению, существует небольшая, подчеркиваю, совсем небольшая, проблема, связанная с вашим предложением.
– Ваша светлость?
– Дело в том, что мне никогда не нравились рыцарские романы. Уверен, вы меня понимаете. Убитая горем одинокая женщина или две женщины, отданные на милость… – Розамунда была уверена, что Люк скажет «безнравственного распущенного кретина», но ошиблась. -…джентльмена, – закончил герцог после долгой паузы.
Физиономия Алджернона побледнела.
– Разве они здесь не в таком же положении? В любом случае я – семья этих девчонок.
– Как вы изволили сказать? Девчонок? Алджернон растерянно моргнул.
– Я хотел сказать – леди.
– Вы уверены, что этот вопрос необходимо обсуждать, мистер Берд? Я, конечно, сумею заставить себя выдержать утомительный спор с вами, но только если вы скажете хотя бы что-то оригинальное.
– Хотите меня оскорбить? – Алджернон явно смутился.
– Я вижу, у вас нет перчаток. Быть может, воспользуетесь моим носовым платком? Не волнуйтесь, он абсолютно чистый. Меня чрезвычайно забавляет, когда мне бросают вызов.
На физиономии Алджернона появились первые признаки настоящей паники, и лишь отчаяние помешало Розамунде насладиться этим.
– Нет? Ну, как хотите, – продолжил после короткой паузы герцог. – Вы можете утешать себя мыслью, что здесь находятся еще не меньше трех дюжин дам, а может быть, и больше, я точно не знаю, чтобы спасти миссис Берд от… от меня.
Розамунда почувствовала неудержимое желание рассмеяться, хотя все еще с трудом верила своим ушам. Интересно, куда попрятались все гости?
Люк медленно поднял монокль, висящий у него на шее, на золотой цепочке, и поднес к лицу. Один его глаз увеличился до карикатурных размеров.
– А вы можете что-нибудь сказать по этому поводу, миссис Берд? В конце концов, мы обсуждаем вашу судьбу.
– Нет, – тихо проговорила Розамунда.
– Нет? – Его светлость взглянул на нее с таким явным безразличием, что ее сердце болезненно сжалось. – Я все время забываю, что у женщин нет права голоса при решении подобных вопросов. Предложение мистера Берда весьма заманчивое.
– Предложение? – слабым голосом переспросила Розамунда, едва найдя в себе силы. Неужели он не понимает, что годы жизни с Алфредом научили ее при любых условиях не спорить и со всем соглашаться?
– Ну да! Не далее чем полчаса назад мистер Берд объяснил мне, что винит себя за ваш поспешный отъезд. Просто вы не дали ему шанса рассказать, как много у него идей, касающихся вашего счастливого будущего.
О чем он говорит? Розамунда нахмурилась, старательно анализируя скользкие и велеречивые слова Алджернона.
– Он сказал, что через месяц истекает срок вашего траура, и он сделает вас своей невестой. Или вы говорили о ее сестре? Я не совсем понял. А возможно, об обеих женщинах? Да, кажется, именно об обеих…
– Нет, – тихо перебила Розамунда.
– Нет? – Некоторое время герцог осмысливал ответ Розамунды. – К чему относится ваше «нет»? К нежеланию стать женой мистера Алджернона? Или вы не хотите, чтобы за него вышла ваша сестра? Или вас не устраивает, что он вас обеих назовет женами?
Розамунда смотрела на герцога, но не могла заставить свои губы двигаться, всем сердцем ненавидя женщину, которой стала, – уступчивую, молчаливую, покорную.
– Ну наконец мы получили хотя бы намек на ответ. Лично я полагаю, что мужчины не должны переоценивать ум женщин, вынуждая их думать. Вы со мной согласны, мистер Берд?