– А у Лени с Настей любовь… Выслушай отца спокойно…
– Спокойно? – Лика готова была заплакать. – Столько труда в это вложено, – стала трясти она своими чертежами. – А вы хотите отдать все Леньке? Это несправедливо!
– А кто сказал, все отдать ему? Мы только хотим, чтобы ты с Леней договорилась.
– Нет, папа, – обида душила Лику. – С Ленькой договориться невозможно. Когда только у вас глаза откроются? Настя эта – змея подколодная…
Впервые Лика не получила поддержки у родителей.
Хорошо, что теперь у нее был Миша. Она попросила его немедленно приехать к месту их свиданий – кафе «У трассы». Здесь все в подробностях пересказала ему. Миша ответил, как отец, мол, с Леней можно договориться.
– С ним договариваться, как против ветра плевать, – воскликнула Лика.
А Миша улыбнулся и сказал:
– Лика… Люди меняются. Ты сильно не переживай. Из всего есть выход, правильно я сказал?
– Да! – всхлипнула Лика. – Как из окна десятого этажа.
Миша решил ее куда-нибудь свозить, чтобы развеять мрачное настроение, и зашел в офис взять ключи. В кабинете работал Прорва. От сына он сразу же и узнал, что творится в семействе Лобовых.
– Так кому же достанется земля? – насторожился Прорва.
– Пока неясно, папа. Почему тебя интересует?
– Жалко девочку, – пожал плечами Прорва. – Придумывала, столько сделала и на тебе! Ты ее поддержи. Скажи, чтобы просто так не сдавалась. Бороться нужно за свое место под солнцем!
О том же и в том же месте внушала Лене Настя. В обеденный перерыв жених заявился к невесте на работу с новой идеей, что после свадьбы надо в Москву перебираться, на работу устраиваться.
– И кому ты там, в Москве, нужен? Не смеши, – Настя страстно прижалась к Лене, он обнял ее. – В Москве давно все расхватали и поделили. Сейчас все решает Подмосковье. Здесь главная ценность – земля. Она тут дорожает с каждой секундой, только ставь счетчик. Кому ваша земля достанется – тебе или Лике?
– Лике, наверное… – Леня целовал Настину грудь.
– Лень, скоро обед кончится, люди пойдут, перестань, – вывернулась она из его объятий. – Ты сын, ты мужчина, и ты должен стать единственным наследником, понял?
– Оно мне надо? В земле копаться?
– Вот горе мое луковое. Я же тебе объяснила: земля дорожает. Вот-вот застройщики ломанутся. Глядишь, мы еще миллионерами станем. Бери свою землю!
– Бери… Как ее возьмешь-то? – сдавался Леня. – Насть, а ты учитываешь, что у отца еще трое детей. С какой стати он отдаст всю землю одному мне?
– Знаешь, как в деревнях говорят? «Сколько девку ни корми, а – чужая». Ты и единственный сын.
– И мне как раз отец меньше всего доверяет. У него Лика – свет в окошке.
– А ты у матери, это же видно… – подметила Настя.
– Но решать отцу…
– Эх, Леня, какой же ты балбес! Все тебя задвигают…
– Неправда! Я не балбес.
– Земля должна быть твоей! – заглянула ему в глаза Настя. – Это закон. Знаешь, у царей тоже любимые дочки были, а наследником становился сын! Понял?
– Отчасти…
Обед кончился, и деловые звонки прекратили беседу.
***
Настя решила эту мысль вдалбливать неотступно. Спустя несколько дней дождливым вечером заявилась она в дом Лобовых. Леня и сам ужинали, мама Таня мыла посуду… Лобов не удержался, спросил:
– На какие шиши ты собираешься кормиться и семью содержать?
– Будет день, будут и шиши, – со смешком ответил наследник.
– Слыхала, мать, юмориста? Собираешься сесть жене на шею?..
– У нас же такое хозяйство… Прокормит… – ответил Леня.
– Бона как… – удивился Лобов. – Нам с матерью на шею?
В этот момент и вошла Настя, несчастная и заплаканная, с большой дорожной сумкой через плечо.
– Здравствуйте, – обвела она всех взглядом и вдруг разрыдалась. – Не брала я ее шубу. Я не знаю, куда она подевалась…
– Какую шубу, Настя? Успокойся, – кинулась к ней Татьяна.
– Хозяйки, у которой я жила. У нее шуба пропала. На кого же еще подумать, как не на меня. Собирай, г-говорит, с-свои манатки и чеши отсюда! Куда я теперь пойду?
Мама Таня сняла с ее плеча дорожную сумку и сказала:
– Лень, достань из шкафа простыню, пододеяльник и наволочку, отнеси в ту спальню, наверху…
– Правда? – бросилась обнимать маму Таню Настя.
Когда супруги Лобовы улеглись, то долго вели еще разные разговоры…
– Думаю, Насте у нас будет хорошо. Комната просторная. Только когда девчонки с семьями приедут, будет тесновато. Ты что молчишь?
– Могла бы посоветоваться, когда в доме ее оставляла, – пробурчал Платон. – Люди начнут болтать…
– На каждый роток не накинешь платок… – отмахнулась она. – Бедная Настя. Столько лет одна, без родных…
– Я-то о другом… – повернулся к жене Лобов. – Как бы Ленька наш вниз ее не потянул… Вот уж не думал, что в моем доме когда-нибудь будет такое. Живут не расписавшись, родителей не спросили…
– Да они же в разных комнатах, – сказала мама Таня. – А Насте кого же спрашивать? Директора детдома?
– Эх, мать, наивная ты какая! В разных комнатах… Про Леньку тоже – что говорить: сами вырастили, – вздохнул Лобов.
– Видишь, как сына хотели, и избаловали, – согласилась она. – А я, Платон, последнее время почему-то часто вспоминаю тех людей, что погибли в аварии… Девочку, которую ты спас, ей три годика было?.. Это сколько же ей теперь? Как Насте, наверно… Дай бог, чтобы она нашла свой дом… Я ведь, Платон, о ней с тех пор и молюсь. Об Анастасии…
– Ну, молись, молелка, а я спать хочу… – Лобов отвернулся от нее.
Ночь Настя провела в комнате у Лени. Лобов назвал супругу наивной, Леня выразился иначе:
– Классная у меня все-таки мама. Кто б еще оставил в своем доме такую темную личность, как ты, – сообщил он своей невесте.
Она засмеялась:
– Мама – отпад, и ты – ее слабость. Может, она на отца надавит?
– Ты о чем?
– О земле, – напомнила Настя.
– Сдалась тебе эта земля!.. – отмахнулся он. – Ну ты крутая, такое учудила… Чудила! – и стал, как это теперь называется, «заниматься любовью». Этой ночью Леня «перешагнул через себя»; еще утром он не мог бы представить, что в родном доме можно спать с не женой.
Со следующего утра Леня принялся чудить сам. Маме Тане наврал, что собирается снова в Германию «зарабатывать на семью», и просил, чтобы Настя осталась жить в его комнате. А почему в Германию – потому что отец собирается отдать землю Лике, у которой есть свой план, и Лика «не даст развернуться».
– Что ж мне, с собственной сестрой воевать? – подытожил Леня.
– Погоди, отец еще ничего не решил, – испугалась мама Таня. – Я поговорю с ним, попробую его убедить… Только обещай, что ты больше отсюда никуда не уедешь! Обещаешь?
– Ну если так, то да, – чмокнул ее в щеку Леня.
***
Случайно или нет, но с появлением Насти в доме Лобовых у всех членов семейства начались неприятности. Самое серьезное, конечно, было у Любы. Арест Гриши произошел именно в тот день, когда Настя поселилась у родителей. Татьяна и Платон так и не узнали, что старшая дочь лежала в больнице, потому что после известия об аресте Люба под расписку оттуда ушла. Аскольд рассказал ей то, что видел своими глазами. Гриша ждал на складе тех самых «шварцнегеров», которым собрался отдать требуемые ими проценты. Бандиты в назначенный срок не явились, но спустя некоторое время пришли милиционеры и задержали «гражданина Жилкина» по подозрению в убийстве «граждан Глушко и Адамова». Милиционеры надели на Гришу наручники и увезли в неизвестном направлении.
Люба подключила к защите мужа сестру. Лариса приехала в Ковригин и беседовала с прокурором, своим бывшим сокурсником, убеждая, что «Гриша и преднамеренное убийство вещи несовместимые»…
– Факты, дорогая Лариса Платоновна, факты против. Машину сожгли – раз. Двадцать тысяч долларов вымогали и он отдал – два. И еще шесть тысяч требовали – три. А вот и четыре: в день убийства у них была назначена встреча. Скажешь, случайное совпадение?
– Да кто сказал, что Гриша – их единственный клиент? У них наверняка в твоем районе таких пруд пруди.
– Повод у него был, а вот алиби – нет. А главное, он сам себе не помогает: «где был – не помню, с кем виделся – не знаю»! Детский сад… Не хотел говорить, да и права не имею. Ну, по старой дружбе: тех двоих убили с особой жестокостью, перед этим пытали…
– Значит, нашелся хищник покрупнее… Это не Гриша.
– Следствие покажет…
Лариса ничем не могла помочь делу. Как сказал прокурор, повод был, а алиби отсутствовало – с 17 до 18 часов пятницы, 20 апреля, когда были убиты Глушко и Адамов.
***
Лика, вынужденно живя с Настей под одной крышей, на дух ее не принимала, не разговаривала с невестой брата, а если разговаривала, то на повышенных тонах. Настя же была спокойна и терпелива и, конечно же, выигрывала раунды в борьбе за землю. Однажды Лика случайно подслушала разговор Насти с Леней: та вдалбливала ему, мол, Лика выскочит замуж, и лобовская земля чужому дяде достанется. «Нужно убедить родителей, что ты будешь лучшим хозяином, чем твоя сестра»… Лика к месту и не к месту пыталась доказать отцу, что Настя не та, за кого себя выдает, а хищница, позарившаяся на их землю… Отец, как и все Лобовы, не любил, чтобы на него давили, и стал даже покрикивать на младшую дочурку. Дескать, у нее был только журавль в небе с ее агротуризмом. А вот Леня якобы держал синицу в руках – зачатое Настей желание работать на собственной земле. Как раз то, о чем Лобов всю жизнь мечтал…
На самом деле Платон в душе очень переживал. Он боялся кого-нибудь из детей обидеть, уже и не знал, как поступить и зачем вообще затеял дележ земли. Всегда спокойная домашняя атмосфера все больше накалялась.
А тут еще Вадим Прорва встретил у магазина Татьяну и завел какой-то странный разговор:
– Хотел поговорить о твоей дочке…
У мамы Тани сердце в пятки ушло, подумала – про Любу… Прорва же имел в виду исключительно коммерческий интерес, который подогревал его заместитель Калисяк. Образовался замкнутый круг: фабрика была готова к началу производства, но без документа о собственности на землю, в которой залегал пласт минеральной воды, долговременных кредитов никто не давал. Документ этот отсутствовал, потому что Лобов землю не продавал. Калисяк уши прожужжал, что «более пронырливые перехватят идею», к тому же – не начиная производства, Прорва уже терпел убытки. Короче говоря, Вадим встретил Татьяну у магазина не случайно, а подкараулил и завел с ней разговор заботливого отца:
– Хотел поговорить о твоей дочке и моем сыне…
У Татьяны отлегло от сердца. Поговорили они, мама Таня рассказала, что Лика собирается стать ландшафтным дизайнером и остаться в Бережках, работать на земле. Но и Леня хочет заняться хозяйством, потому интересы столкнулись, и они с Платоном плохо представляют, что делать. Вот тут Прорва кстати и сказал:
– Что тут придумывать? Продайте землю, а деньги поделите поровну. Чем плохо?
– Платон на это не пойдет, – ответила Татьяна.
Тем не менее, вернувшись домой, она сказала мужу:
– Платон, мы не должны допустить, чтобы наши дети перессорились… нужно продать землю и поделить деньги пополам – Лике и Лене.
– Сама додумалась или кто подсказал? – мрачно спросил Лобов.
– Скажи, что тебе дороже – земля или дети?
Лобов помолчал, потом негромко и внушительно ответил:
– Таня, об этом больше со мной не заговаривай. Никогда.
Подобных тупиков в супружеской жизни Лобовых было – по пальцам пересчитать. Татьяна знала, что спорить с мужем бесполезно. Она расстроилась, стала искать по ящикам корвалол, который где-то лежал «на всякий случай». Лобов оторвался от своей газеты и принялся мерить кухню быстрыми шагами. Казалось, что от нервного напряжения между ними вот-вот должна проскочить молния…
– Эта земля должна остаться моим внукам! – вдруг ударил он кулаком по столу. – Не для того я всю жизнь копался по локоть в грязи, чтобы теперь ее продавать!
– Где корвалол? – спросила она.
– Я спокоен, – отрезал Лобов.
– А я нет… – ответила Татьяна и без сил опустилась на стул.
– Хорошо… – сразу обмяк и Лобов. – С-соберем семейный совет. Поговорим… Только соберем всех.
– Хорошо, отец. Как раз в это воскресенье все и приедут на помолвку…
***
Семейный совет так и не состоялся, потому что никто из детей на него не явился. Утром в воскресенье позвонила Люба и отказалась приехать из-за того, что у Гриши якобы неотложные дела. Сказать родителям, что мужа арестовали, она не могла.
Лариса в субботу вечером обещала, что приедет. Но обстоятельства сложились не в пользу семейного свидания. В середине недели у нее испортилось настроение, а к воскресенью оно стало просто отвратительным. Однокурсница Ларисы Зина, столкнувшись в коридоре, намекнула, что о ее отношениях с Менделеевым многим известно.
– Лариска, поверь, я за тебя безумно рада, но остальные… Ты ведь знаешь людей…
– Да пусть болтают. Жалко, что в Уголовном кодексе нет статьи за сплетни.
– Выходные с Олегом – это сплетня? – в упор спросила подруга.
Застигнутая врасплох Лариса не нашлась что ответить.
– Только не забывай, что в таком случае вы не сможете вести в суде одни и те же дела. Как говорится, адвокат и судья, состоящие в интимных отношениях… – Зина решила произнести проповедь на эту тему.
Лариса, смутившись и недослушав, быстро ушла в кабинет, откуда по мобильному позвонила Олегу и упавшим голосом сказала, что у них больше не будет совместных обедов, перекуров и прочая. По крайней мере на работе.
В это самое время Менделеев имел неприятный разговор с адвокатом Градовым. Тот шантажировал Олега «близкими отношениями с судьей Лобовой», которую необходимо было убрать из дела убийцы Величко.
– Ты, Вить, за кого меня принимаешь? – спокойно спросил Олег.
– Ага!.. Стало быть, действительно влюбился, как пацан, – подтвердил свою догадку Градов. – А вот и вещ-док, – он достал из портфеля и показал Менделееву фотографию, на которой был запечатлен страстный поцелуй судьи и адвоката.
Дрянь же ты, Витя… – заиграли желваки у Менделеева. – Ты не сможешь ее убрать из дела таким образом. И знаешь почему? Потому что я напишу заявление и сам уйду из этого дела. Предоставляю тебе защищать этого подонка…
– Бона как… – ухмыльнулся Градов. – Но тогда тебе будет другая шарада… Через неделю вернешь мне долг, весь…
– Витя, уговор был до конца года…
– А теперь другой уговор. Я тебе деньги всегда занимал, когда тебе позарез были нужны, а ты мне не можешь сделать одолжения…
– Я через неделю не смогу отдать… – сказал Менделеев и добавил: – Как бы я тебе сейчас по морде съездил, Витя.
Они сидели в буфете и говорили тихо и спокойно, кто бы мог подумать – о чем!..
– А ты сходи-ка в казино. Вдруг повезет, – подмигнул Градов.
– С этим завязал, – доложил Менделеев.
– Кто однажды начал играть, того могила исправит…
***
В субботу Олег и Лариса друг другу даже не позвонили, размышляя о невеселых новостях. В воскресенье с утра Менделеев решил поехать к Ларисе домой и объясниться. Но не только он отважился на это. Герман Конев ждал в такси у подъезда. Лариса уезжала на рынок купить вкусненького для родителей, а когда вернулась, поставила машину на стоянку и направилась к дому, на ее пути внезапно возник отец Глеба. Она напугалась, но виду не подала:
– Я тебе так ясно все объяснила: не приходи, не звони, исчезни! Да ты пьян… Проваливай!..
– Ну, уж и пьян, всего рюмочка хорошего коньяка, – пожал плечами Конев. С этого момента за происходящим, сидя в своей машине, наблюдал Менделеев, подъехавший к Ларисиному дому. – Грубо разговариваешь, хотя я и заслужил. Знаешь, что говорят: «Без бумажки ты букашка».
Пока эта бумажка у тебя, я – букашка. Ты отдашь мне ту расписку?
– Боишься, что я буду тебя шантажировать?
– Тебе нравится держать меня в страхе? – ухмыльнулся Конев.