Но родителей никто ни в чем не разубеждал. Зачем? Настино лицо говорило красноречивее всего, и мать становилась все грустнее и грустнее, а отец с возрастающей день ото дня ненавистью произносил имя зятя.
К городу вплотную придвинулась пока еще нестойкая зима, намекнув о себе первым, тотчас расползшимся в грязь, раскисшим снегом, новыми травмами пешеходов, авариями на проспектах и радостным, быстро разгулявшимся ветром.
В такси, медленно проползающем метр за метром, Сашка вытерла носом все стекло, пользуясь безразличием матери, и радостно лепетала про снежную бабу. Настя автоматически кивала, почти не вслушиваясь в детские восторги.
— Папа обещал мне слепить бабу! — доложила дочка, неразлучная с отцом.
Да, он ее обязательно слепит… И даже не одну…
— А еще он купит мне лыжи, и мы будем кататься!
Папа меня научит! Мама, а ты тоже умеешь бегать на лыжах?
— Что? — с трудом выбралась из своей задумчивости Настя. — На лыжах? Да, умею… Но не так хорошо, как папа!
— Тогда мы с тобой будем учиться вместе! — сказала Сашка.
Лучше бы они поехали на метро… Скорее бы добрались. Настя посмотрела в окно: их со всех сторон зажали заляпанные грязью по самую крышу машины с обезумевшими водителями, которые уже давно куда-то опоздали. Пробки в городе стали его главной отличительной особенностью.
Настя вздохнула: они обречены то стоять, то едва-едва тащиться в этой снеговой жиже еще не меньше часа. Но теперь никуда не денешься… Это безнадежно… Не брести же ей сейчас с ребенком до ближайшей станции метро… А главное — зачем ей понадобилось навещать родителей? Каждый ее визит туда — новая боль. Было нестерпимо видеть страдающие, соболезнующие глаза матери, уверенной в невыносимой тяжести дочкиной жизни и смотрящей на Сашку как на сиротку при живом отце. Было ужасно читать в отцовском взгляде: а я ведь предупреждал тебя, дочка! Но ты не пожелала слушать! Вот теперь… А что теперь?!
Ей хотелось заорать им в лицо, чтобы они раз и навсегда оставили свои сострадания и сопереживания, отвели эти горькие, тоскующие по ее несчастной, загубленной жизни глаза! Она, в конце концов, еще не покойница! И не нужно над ней рыдать и ее оплакивать! Она не нуждается в этом непрерывном сочувствии и жалости! Они ей донельзя противны, просто невыносимы!
Настя боялась, что все это закончится когда-нибудь грандиозным скандалом, да еще при Сашке.
Она не хотела ссор и разладов, боялась их, а поэтому, незаслуженно обижая родителей и каждый раз раскаиваясь, оставляла Сашку и торопилась поскорее исчезнуть с глаз долой.
— Папу не дождешься? — с привычной грустью справлялась мать. — Он так скучает без тебя… Ой боже, Настенька!.. Как же ты плохо выглядишь… Что-нибудь случилось?.. Хотя с таким мужем даже если и ничего не случается…
Настя отрицательно качала головой. Нет, она не дождется отца… Зачем? Ей и так плохо… Вот только домой ехать тоже не хочется…
Настя поцеловала Сашку, уже радостно прилепившуюся к бабушке, пообещала приехать за дочкой через два дня и вышла под мокрый снег. Он быстро залепил ей волосы, выбивавшиеся из-под капюшона, налип на куртку и брюки. Настя стояла в раздумье: куда деваться? Похоже, ей больше нет на этой земле места… И вообще, у нее никого нет… Ни родителей, с которыми невозможно разговаривать, ни мужа… Даже Сашка больше привязана к отцу и ни за что так просто с ним не расстанется.
По лбу текли холодные капли, совсем недавно кокетливо порхавшие в воздухе изящными, ажурными снежинками. Вспоминая о прошлом, они возмущались непредсказуемостью судьбы и быстротечностью жизни и злились за несправедливость по отношению к ним. Поэтому им доставляло особое наслаждение морозить и пачкать щеки, размачивать прически и смывать тушь с ресниц и век.
Но это только начало… Зима еще возьмет свое и в марте бросит вымотанных, измочаленных холодами и темнотой, хилых горожан в ледяные руки анемии и депрессии… Но Настя как раз любила зиму, пронзающую легкие остывшим воздухом и создающую тебя словно заново. Она поплотнее натянула на лоб капюшон и подняла руку. Остановился частник.
— Куда поедем? — спросил он, распахивая дверь.
— На «Юго-Западную», недалеко от метро.
— Садитесь! — кивнул водитель. — Цены знаете?
Настя кивнула, и машина медленно потащилась в обратном направлении.
Через пять минут они уже встали. Водитель открыл окно и закурил.
— Не мешает? — спросил он Настю.
Она равнодушно пожала плечами.
— Это как минимум на полчаса, — прикинул водитель на глаз их ближайшее будущее. — Поставить Россию на ноги теперь уже ни за что никому не удастся. Сплошные колеса… В самом широком смысле этого слова. Вы не торопитесь?
— Нет, мне все равно, — сказала Настя. — Хоть час!
Уж лучше сидеть в машине, чем слоняться из угла в угол в пустой квартире и оплакивать свою неудавшуюся жизнь…
Водитель внимательно посмотрел на Настю. Он не походил на обычного бомбилу, хотя, вероятно, извозом промышлял нередко. Да сейчас многие так живут… Хорошо и со вкусом одетый, с маленькой узкой бородкой и темными волосами по плечам, он напоминал художника или поэта, испытывающего временные финансовые затруднения.
Из стоящего рядом «Рено» рванулась громкая, дикая музыка, отдаленно напоминающая африканскую. Водитель поморщился и поднял стекло.
— Вам не душно?
Настя снова передернула плечами. Ей не хотелось отвечать, двигаться, чувствовать… Идеальный вариант — просто сесть где-нибудь в укромном, обязательно темном уголке и замолчать на веки вечные. И не видеть никого, и не слышать, и ничего не знать, и не думать ни о чем… И не нужны ей никакие дети, мужья и родители… Ей вообще отныне больше никто не нужен… Надоели…
Мокрый снег прилипал к стеклу назойливым спутником, от которого теперь не отвязаться до самой весны. Он знал свою немалую будущую силу и радовался в предвкушении долгого полновластия.
Я еще и в мае идти буду! — грозился он. И может, даже в июне… А что?.. Запросто…
— По-моему, вам нужен врач, — неожиданно сказал водитель.
Как все обожают лезть не в свое дело!..
— С чего вы взяли? — пробормотала Настя, сняла с пальца перстень и рассеянно повертела его в руке. — Вы психиатр?
— Нет, рентгенолог, — сказал бородатый.
— Одно и то же… — буркнула Настя. — Просвечиваете человека насквозь… Только с помощью техники.
У меня просто начинается грипп. А мы тут неудачно застряли… Рискуете от меня заразиться… Подрабатываете?
Водитель усмехнулся:
— А вы хорошо себе представляете, сколько получает врач?
— Примерно… — пробормотала Настя и смутилась.
Ей иногда становилось стыдно за свое счастливое, безбедное существование, за то, что она знать не знает и ведать не ведает, как экономить, считать рубли, покупать дешевку на рынке и при этом еще страшно радоваться каждой нищенской покупке, на которую долго собирали, откладывая жалкие десятки.
Водитель поискал в кармане и протянул Насте визитку:
— Если понадобится врачебная консультация, буду рад вас видеть…
— Вообще-то я могу сфотографировать свои легкие и у себя в поликлинике, — пробубнила Настя.
Знал бы он, в какой поликлинике лежит медицинская карточка его случайной пассажирки…
— А при чем здесь ваши легкие? — снова усмехнулся водитель. — У вас есть мобильник? Могу одолжить. Позвоните домой, скажите, что застряли в пробке.
— Мне некому звонить, — раздраженно объяснила Настя и вернула перстень на место. — Меня никто не ждет…
И вдруг осознала, что это не пустые, отдающие мелодраматизмом слова, а правда… Простая и грубая. Ее действительно никто не ждет: Сашка у родителей, Артем — на работе рядом со своей этой.., как там ее?.. верной помощницей… Им хорошо вдвоем…
Насте вдруг захотелось резко развернуть машину и поехать к нему в офис, чтобы увидеть ее наконец.
А зачем? Увидеть и что сказать?.. Взглянуть и промолчать… Или не промолчать… Устраивать скандал на работе?.. Нет, это невозможно. А дома? И дома не стоит… Что же тогда?.. Что ей делать?!.. Как себя вести?!..
Хорошо бы поскорее добраться до квартиры, полежать в горячей ванне, а потом спрятаться под одеяло и заснуть… Артем приедет поздно. Как всегда.
Наверное, она очень красивая… И умная… Не в пример Насте… Нет, все равно на нее надо посмотреть…
Только не сегодня…
— А мы никак не можем отсюда выбраться? — на всякий случай спросила Настя.
Водитель пожал плечами. Увы… Настя плотно прижалась к спинке сиденья и постаралась настроить себя на долгое, тупое ожидание…
Рано наступившая зима чисто побелила землю, асфальт и деревья.
— Евроремонт закончился! — объявила Танька, выглянув воскресным утром в окно.
Она здорово понахваталась у отца, занимающегося строительством и ремонтом офисов.
Валентина засмеялась, собрала дочку и отправилась с ней в парк. Танька с радостным визгом носилась по дорожкам, лепила снежки и через полчаса вымокла с ног до головы. Валентина стала подумывать, что надо идти домой переодевать мокрого ребенка, но очень не хотелось уходить. Ей редко теперь при этой сумасшедшей работе удавалось гулять, тем более с дочкой.
По краю берега тянулась длинная цепочка лыжников.
— Мама, смотри, как красиво! — крикнула Танька.
Они действительно бежали на редкость легко и слаженно, немного рисуясь своей пластикой, изяществом каждого движения, каждого отточенного взмаха палки, каждого длинного шага вперед… Валентина засмотрелась. Неожиданно один из лыжников выпал из цепочки, спокойно и смело нарушив ее рисунок, и плавно подъехал к Валентине.
— Гуляете с дочкой? — услышала она знакомый бас, чуточку споткнувшийся на букве "д", и вросла в снеговую дорожку. — Вы недалеко живете?
Он непривычно внимательно всматривался в ее лицо, и Валентина поежилась: ей стало неуютно, холодно, и она сразу вспомнила, что сегодня с утра было минус пятнадцать.
— Да… — пролепетала она. — Вы очень хорошо бегаете на лыжах… Я не знала…
— Редко получается, — объяснил он. — Иногда друзья вытаскивают.
Подскочила румяная Танька и внимательно уставилась на незнакомого человека. Тарасов подал ей огромную ладонь.
— Артем Максимович, — пробасил он.
Танька доверчиво вложила ладошку в руку Тарасова, где сразу почти исчезла насквозь мокрая детская варежка.
— А я Таня…
— И сколько же тебе лет, Таня?
Танька на мгновение призадумалась и сосредоточенно потерла мокрой варежкой серьезно наморщенный лоб:
— Четыре с половиной… Нет, уже больше… Скоро пять…
Шеф наклонился к ней пониже:
— И моей Кляксе столько же… Надо бы вас познакомить. Будете вместе играть. У тебя есть подружки?
— Нет, — покрутила головой Танька. — У меня одни бабушки!.. Зато их много!
— Ну надо же, какое совпадение! — усмехнулся босс. — И у моей барышни все то же самое! Вас нужно обязательно подружить! Вы не возражаете?
И он снова внимательно взглянул Валентине в лицо.
— Нет, почему же… — растерянно пробормотала она. — Очень хорошая идея…
Президент опять усмехнулся. Ее заметавшиеся глаза настойчиво твердили совсем о другом… Валентина не понимала, при чем тут дети и прогулки, но возражать не осмелилась.
Шеф вежливо поклонился:
— Ну до завтра!
— Вам их уже не догнать… — виновато сказала Валентина, глядя вслед его друзьям-лыжникам, превратившимся в миниатюры.
Впервые в жизни она увидела, как президент улыбается… И, кажется, насмешливо…
— Вы уверены? — Его улыбка стала еще шире. — Долго не гуляйте: холодно!
Он с силой оттолкнулся палками и умчался прочь, ловко скользнув по краю реки. Валентина, не отрываясь, смотрела ему вслед. Фигура высокого лыжника все уменьшалась и уменьшалась, потом сравнялась с размерами бегущих впереди темных человечков, подлетела к ним и стала в строй, замкнув собой удивительно слаженную цепочку.
13
Утром Юлька с помощью Бланки, не вовремя сунувшейся под руку, вдребезги разгрохала дорогую чашку из сервиза. И теперь радостно и нетерпеливо ждала обязательной счастливой неожиданности.
— Ты знаешь, какая у меня мечта? — спросила Юля у Артема. — Слушай, расскажу! Я бы хотела, чтобы всегда завтра был Новый год! Потому что тогда можно загадывать, надеяться, верить… Чтобы весь год состоял из одних новых годов!
— Желание похвальное! Только не годов, а предновогодних дней! — поправил ее Артем. — Праздник, который всегда с тобой… А ты надейся без него, просто так!
С таким примитивным выходом Юлька не согласилась.
— Но это как-то не слишком прочно… В Новый год надежнее! Нужно отметить всем коллективом!
До европейского Рождества! Например, двадцатого.
Форма одежда парадная! Всякие там декольте с разрезами! Голые сиськи до пупа, как любит говорить твой приятель Роман. Мы решили выпустить новогоднюю юмористическую газету! Этим занимается Нина. Та, что мечтает выйти замуж за москвича.
— Ну и какие у нее успехи? — рассеянно поинтересовался президент.
— Да никакие! — махнула рукой Юлька. — Дело непростое! Хотя она внешне вроде вполне ничего…
А как… — Она запнулась. — Как.., мы с тобой… Новый год…
Артем внимательно исследовал глазами стол.
Президент уже не раз задумывался над этим вопросом, понимая, что синеглазик его обязательно задаст. И она его задала… Да, ему пора что-то решить… Дело не в празднике, конечно, нет… Хотя и в нем тоже…
— Ведь я… — прошелестела Юлька, — я буду совсем одна… Родителей нет, теток тоже… Только Бланка… Но она предпочитает моему обществу проклятый телевизор… — Юля через силу улыбнулась. — Я ей нужна как дырка от бублика…
Артем по-прежнему тупо молчал. Чашка оказалась злостной обманщицей.
— У нас еще есть время… Кнопка, я тоже измучился… Но я увидел тебя…
Он запинался на каждом слове…
— И я тебе понравилась! — завершила фразу Юлька.
Оба невесело рассмеялись.
— Так что пока готовься встречать в коллективе! — неловко заключил президент. — Наметим на двадцатое… Еще ко мне есть вопросы?
Юлька хихикнула:
— Есть! Один! И последний! Кто пойдет за «Клинским»?
Но встреча Нового года в офисе не состоялась.
* * *
Газету, над которой молоденькие менеджерши трудились три дня, вывесили с самого утра: авторы хотели порадовать коллег и дать возможность прочитать все повнимательнее. Нина неплохо рисовала, поэтому оформила газету юмористическими рисунками и яркими заголовками. Прикрепляя газету к стене, Ниночка не переставая болтала.
— Вы знаете, какой сейчас женский идеал в Америке?
Коллеги не знали, но высказали робкое предположение, что американский идеал напоминает нечто среднее между Николь Кидман и Джулией Роберте.
— А вот и нет! Глупости! — сказала Ниночка. — У них теперь идеал — тоненькая девочка лет восемнадцати с огромной грудью, которая ее просто перевешивает!
И ласково скосила глазки на свою грудь. Там действительно было на что посмотреть и чем полюбоваться.
— — Будет тебе чепуху болтать! — поморщилась секретарша Тамара. — Прямо слушать противно!
— — Противно — не слушай! — обиделась Ниночка.
— А грудь силиконовая? — изучая газету, поинтересовалась поникшая, грустная Юлька, только что выползшая из кабинета президента.
Ей не давала покоя зудящая, как аллергия, мысль о близком своем одиноком Новом годе. Такого у нее еще никогда в жизни не было. Она попыталась отвлечься, рассматривая газету. Очень забавно: Нина действительно хороший, даже талантливый оформитель и юморист. Смешные рисунки и веселые заметки. Надо учесть на будущие праздники. Двадцать третье февраля, Восьмое марта, день рождения президента… И вдруг Юлька споткнулась и замерла…
Руки, привычно сцепленные за спиной, стали холоднее обычного… Она стояла, уткнувшись глазами в рисунок, где без труда угадывалась она сама, клейко прильнувшая к президенту, и что-то там внизу было написано… Какие-то добрые, бесхитростные слова, но с большим подтекстом — об их любви… И пожелание счастья, очевидно вечного, на всю их общую оставшуюся жизнь…